Чернявская Татьяна - За краем поля
- Так, вы стойте здесь, а я поищу нянюшку, насколько это возможно, - принялась распоряжаться Алеандр, чувствуя себя после битвы с умрунами, если не единогласным командиром их маленького отряда, то полноценной героиней уж точно.
Девушка поправила растрёпанную, но поразительно стойкую причёску, отряхнула рваное платье и бравым шагом ринулась в гущу событий быстрее, чем артефакторы успели сказать хоть слово. Глядя вслед энергично удаляющейся рыжей макушке, Стасий невольно поморщился, припоминая вчерашний не менее энергичный заход сестры в кабаке. Ничем хорошим эдакий энтузиазм с её стороны ещё никогда не заканчивался.
- Как-то диковато после той нечисти, - чуть ухмыляясь, скорее нервно, чем саркастично, заметил Равелий, сгружая на лавку бессознательное тело.
Подкопченная блондинка приходить в себя не собиралась. Её вообще сейчас легче было принять за труп, чем живого человека, такая была бледная и холодная, будто с затраченной на чары силой из неё вытянуло в придачу и весь резерв.
- Эй, мужики! - радостно, как могут радоваться только дети и алкоголики, закричал какой-то дедок и неровным ходом ринулся навстречу свежим лицам. - Опоздали! Н-не дело. Штрафную!
Стасию тут же сунули в руку глиняную кружку с белёсой, остро пахнущей брагой субстанцией местного производства. Специфический душок остро вдарил по обонянию, заставив невольно прослезиться не слишком привычного к таким напиткам чародея. Артефактор загнанно оглянулся в поисках спасения, но жаждущая развлечения толпа уже окружила новичков. При таком всеобщем азарте отказ, даже самый культурный и вежливый приравнивался бы к личному оскорблению собравшихся, села в целом и Светлого Князя, в частности. Народу было не принципиально, чем развлекаться: спаиванием неожиданно трезвых собратьев или коллективным избиением оных. Чародей тяжко вздохнул и приложился к кружке. Видит Триликий, первые порывы у него были благородные.
За одним штрафным последовал другой, потом третий за великое уважение к празднику, четвёртый за равенство прав не-чародеев, а на пятый молодые люди, не успевшие толком позавтракать и даже умыться, уже с трудом могли вспомнить, откуда прибыли в столь гостеприимную деревню. Равелий доведённым до автоматизма жестом прихватил ближайшую молодку, пространно рассуждая о превосходстве деревенских баб над столичными куртизанками. А Стасий трепетно прижимая к груди метлу, тянул вместе с бывшим солдатом какую-то походную песню. Деревенские, чуть огорчённые сорвавшейся дракой, но в тайне надеющиеся распалить городских после кружки-другой повлекли к общим столам уже не сопротивляющихся чародеев.
Покрытое сажей и пылью безвольное тело духовника осталось дожидаться их на шаткой скамейке, немым укором человеческой чёрствости и равнодушию. В принципе, она неплохо вписывалась тем самым в общий колорит, где похожим образом располагался каждый двадцатый, а каждый десятый при этом умудрялся ещё и петь. Кто-то пристроил ей в руки оставшуюся без присмотра хозяина метлу и от всех щедрот души нахлобучил на голову соломенную шляпу. Если бы потомственная ратишанка, трепетно носящаяся с фамильной гордостью и правилами приличия могла видеть себя со стороны, не дольше чем к заходу солнца одна отдельно взятая деревня оказалась бы стёрта с лица земли первым за несколько веков некромантом.
По счастью, никто даже не подозревал, какую опасность в себе таит вялая женская фигурка у ворот, выдёргивая из-под неё распоследнюю свободную лавку, чтобы пристроить за общий стол дорогих гостей из самого Новокривья. Точнее парочка основательно поддатых мужиков лавочку-то выдернула, но далеко унести не смогла, чрезмерно утомившись.
- Гляди, Милахыч, баба! - толкнул локтем собутыльника захудалый пьяньчужка, разглядев, кто именно дремал на ценном инвентаре.
- Ага, - радостно кивнул собутыльник. - Справная.
- Давай себе возьмём, - внёс конструктивное предложение первый, хлюпнув заплывшим носом. - Чё зря валяется?
Инициатива была принята на ура. Обделённые на склоне лет вниманием молодух и изрядно страдавшие от этого, труженики сохи появление в поле видимости свободной и не протестующей девки крайне обрадовались. Тем более, что та была фигуриста, а на пьяные глаза и вовсе бесподобна. Твёрдо, насколько позволяло количество выпитого, умудрённые сластолюбцы двинулись к вожделенному телу, уже представляя, куда именно поволокут с глаз завистливых соседей и сварливых жен. Планы были грандиозны и радужны, но стоило только самому расторопному с чувством опустить жирную от масла и огуречного рассола пятерню на удачно оттопыренный девичий зад, как земля под ногами героев-любовников вздыбилась, отшвыривая назад. Мелкой волной затряслась - задёргалась. Взвилась на дыбы злосчастная лавка и, как живая заскакала по гулявшим кочкам.
- Эгэй, жеребая! - заорал не своим голосом Милахыч, сдёргивая с шеи торжественный рушник новоявленного тестя и забрасывая на торец скамьи как уздечку.
Бравый всадник принял вызов ретивой скотины!
Няня по закону вселенской подлости обнаружилась не в толпе гуляк и даже не за дальним столом возле миски из-под любимых расстегаев. Немолодая уже женщина, чуть перебравшая с непривычки, размякнув на свежем воздухе, ушла прикорнуть домой, чтоб вечерком влиться в общее веселье с новыми силами, аккурат к тому времени, как кузнечиха решит расщедриться на свои фирменные картопляники. Хотя Алеандр и хорошо помнила деревеньку, да и та не была уж так велика, во всеобщем шуме добраться до аккуратного и любимого с детских лет домика оказалось делом не быстрым. То и дело приходилось сворачивать вбок, а то и вовсе прятаться по кустам от развесёлых компаний, норовивших утянуть за собой. В другое время, чародейка непременно бы воспользовалась отсутствием строгого маменькиного надзора и позволила бы себе влиться в радости простой деревенской молодёжи. Сейчас же ей было слишком плохо после последнего вливания так, что даже идея опохмела перестала казаться приятной. Разумный организм начинающей целительницы требовал рвотного, овсяного киселя и баиньки. Вместо этого пришлось пролазить в окно к нянюшке и настойчиво будить прикорнувшую женщину. Без её чуткого руководства и патронажа с местными, что детей управляющего в лицо не знали, могли возникнуть проблемы.
Выслушав короткий удивительно сдержанный рассказ про то, как под ними развалилась метла и одна из девиц крепко приложилась о дорогу, добрая женщина спешно набросила платок и посеменила на спасение страдалицы. Тётя Кася относилась к тому типу сердечных женщин, чей материнский инстинкт превосходил по силе любую дозу алкоголя. Она не трезвела на глазах, но ход её спутанных мыслей обретал созидательный вектор. Когда в руки подобных ей женщин попадал ребёнок, раненая животинка или подыхающий цветок, можно было не сомневаться, что он будет надёжно защищён от всех невзгод окружающего мира, обласкан и обогрет. Алеандр лишь искренне надеялась, что её ершистая подруга будет не в состоянии протестовать против эдакой заботы.
Небольшим крепеньким тараном с крайне воинственным выражением на сморщенном личике нянюшка двигалась сквозь толпу, умудряясь попутно знакомить милую сердцу подопечную с соседями и односельчанами, отбивать её от внимания этих же соседей и пересказывать последние новости так виртуозно, что суть происшествий понимал даже абсолютно посторонний человек. Семенящая следом чародейка время от времени согласно охала и вздыхала с лёгким чувством светлой ностальгии. Мягкая болтовня любимой с детства тётушки была единственным видом непрерывных монологов, что в исполнении посторонних не вызывал у неё раздражения или желания немедленно вклиниться в поток речи. Тревоги тяжёлого дня отступили на второй план и травница невольно расслабилась. Как оказалось, непозволительно рано.
Первое, что бросалось в глаза при приближении к заветным воротам это полупустые столы, за которыми сидело лишь несколько самых упорных выпивох и дожёвывало скатерть. Всё честное и не очень собрание деревенских тесным полукругом толпилось у забора, свистом, хлопками и криками поддерживая лицедея. Некто, скрываемый их спинами, выдал соотечественникам долгожданную потеху. Высоких, а потому весьма приметных чародеев среди зевак не наблюдалось. Чуть нахмурившись Эл пытливым взглядом осмотрелась, ища забытую троицу, но на глаза попалась лишь торжественно возложенная на козырёк метла Стасия. Самого брата, а также двух трофейных бочонков поблизости не было. Под крылечком сидел только дряхлый старичок и с отрешённым видом мусолил недоступный стёртым зубам кулич. Он периодически отрывался от своего сложнейшего занятия, чтобы лихо прокомментировать происходящее чистейшим матом. С высоты крыльца было заметно, что на образовавшейся площадке у редкого забора на лавке, что дёргалась и брыкалась задорней молодого жеребца, лихо скакал какой-то мужик, натягивая на манер поводьев расшитый рушник, гикая и ругаясь. Периодически "скакун" сбрасывал седока наземь, норовя пройтись колодками-ногами по подвернувшейся спине, тогда его место занимал другой смельчак, жаждущий покрасоваться перед всем селом, подчинив себе упрямую утварь. Какой-то сложный самодвижущийся артефакт, испорченный случайно или намеренно, стал для несведущей толпы источником опасного веселья.
