Татьяна Чернявская - Ферзи
Обзор книги Татьяна Чернявская - Ферзи
Татьяна Чернявская
Ферзи
Небольшое событие, случившееся за два дня до основного действия
— Да куда ты прёсся! — гаркнули сзади, больно толкнув старика в спину, отчего новенькое ботало на его поясе печально звякнуло.
Его звук бесследно потонул в многоголосом гвалте, царящем на дороге, бесславно слившись с десятком таких же ботал, нервным гудением мётел, криками возниц и равномерным, почти заглушающим нытьём случайных пешеходов. Именно они-то и доставляли основные неудобства. Сперва три крикливые тётки с полными корзинами снеди принялись на все лады ругаться со стоявшим впереди возницей и пару раз порывались отдубасить несговорчивого соседа вязанкой наломанных по дороге лопухов. Потом они же, дружно причитая, пытались выловить забытого в пылу ссоры пацанёнка лет пяти, что успел улизнуть от мамки и с восторгом носился под копытами меланхоличных волов весьма почтенного возраста. Скотину гнали на убой, хотя и владельцу, и наёмному погонщику, и остальным участникам столпотворения в тот момент больше хотелось убить именно двуногого собрата, визжащего во всё горло. Родственницы проказника только нагнетали атмосферу, распихивая людей и волов. Впрочем, бдительные метельщики, надсмотрщиками зависшие в метре над землёй, не дали им под видом операции спасения пропихнуться вперёд и не без моральных потерь отогнали-таки нахальных торговок в конец очереди. Теперь оскорблённые в лучших чувствах дамы лишь невнятно бубнили в своём тесном кружке, костеря всех, начиная с господ радников, заканчивая изобретателями мётел и их водителями.
Сами метельщики тоже не оставались в долгу, нарочито громко отпуская комментарии в адрес неотёсанной деревенщины. Говорили они иронично и пространно, на модный городской манер слегка растягивая гласные и активно жестикулируя руками в ярких прорезных перчатках, тем самым активно оскорбляя не только нарушительниц спокойствия, но и других соседей. Мужики злились, сжимали кулаки, но терпели, привычно принимая городских франтов наравне с душевнобольными. Ну, кто ещё стал бы выряжаться в яркие узкие рубашки с протёртыми западными штанами, да навешивать на папенькины мётлы брелоки и амулеты целыми связками? Уже после первой версты их новенькие, подобранные с тщательной небрежностью, столь соответствующей требованиям столичного вкуса, костюмы по последней западной моде успели изрядно запылиться; приплюснутые шлемы с изящной росписью — съехать набок, а связка вычурных амулетов — нацепить на себя листву с придорожных кустов и мелкий мусор. Свисающие на длинных шнурках их болтуны, новейшей модели, орденами блестели на солнце, привлекая внимание не только менее обеспеченного населения, но и любого ворья. Изящная поросль элиты, всем своим дорогущим, купленным на родительские деньги инвентарём, старалась подчеркнуть, как она устала от всех богатств и условностей высшего света, жаждет свободы, естественности и творчества.
Сложно было на таких обижаться. Бить хотелось, а обижаться не очень.
Да что уж там говорить, и без них атмосфера была напряжённой. За тётками подтянулись ещё несколько пешеходов, один их которых был не так далёк от обращения в угробьца, а потому не стеснялся в проявлении чувств: что-то орал, размахивал руками и несколько раз порывался самостоятельно разрубить шлагбаум. Подлетело ещё две частные ступы и небольшая общественная, выкрашенная в весёлый жёлтый цвет туристических перевозок. Управляющие нервно врубали звуковые оповещатели, пассажиры возмущались и кричали. Пришедшие раньше, и оттого более раздражённые, участники невольного митинга отвечали им в той же манере. Одним словом, гвалт стоял непереносимый.
Из всей этой галдящей толпы заметно выделялся дед Зумак. Высокий, широкоплечий богатырь, всю жизнь проработавший лесорубом и лишь за последнюю дюжину лет растерявший молодецкую стать, он казался седой величественной скалой среди бушующего моря. Не отличаясь и в юности буйным темпераментом, с возрастом сельский силач стал лишь флегматичнее да медлительней, словно вообще разучился получать негативные эмоции и закостенел в каком-то вечном благодушном безразличии к внешней обстановке. Даже сейчас старичок продолжал жевать травинку и тихо мурлыкать себе что-то под нос, поглаживая меж рогов такого же старого и меланхоличного козла с буро-рыжей свалявшейся шерстью. Дед Зумак поправил верёвку на шее своего рогатого товарища. Возможно, отчасти такое выдающееся великодушие старика объяснялось и тем, что на данный момент в очереди он стоял первым, не упираясь носом в чью-либо спину. Хотя свою роль сыграла и частичная глухота на оба уха. Зумак, в отличие от прочих столпившихся, к нуждам отечественной системы телепортации относился лояльно, как-никак его внук на перевалочной станции в Младинце работает. Старик понимал необходимость задержки и важность чистоты линии для транслирующих чародеев и пассажиров специальных капсул, ведь на такой скорости никто не сможет ни затормозить, ни свернуть. Даже больше: он с уважением относился к предпринятым мерам предосторожности, что намертво перекрывали дорогу обычным на вид шлагбаумом.
Конкретно на этом перевале шлагбаум действительно был обычным. Не будут же господа радники, да сам Светлый князь столь нужные для казны деньги переводить на всякую дребедень, вроде защитных оградительных артефактов, когда в княжеском дворце не установлена новая золотая роспись по эмали. Близ крупных городов с перевалочными пунктами ограждения, конечно, были, чтоб никто из важных ратишей не пострадал ни при каких обстоятельствах, а в таком захолустье и не беспокоился особо никто. Умные при сиянии специальных светляков на телепортационных столбах сами не попрутся сквозь линии, а дураков и не жалко. Вот только светляки сияли, шлагбаум был опущен, а люди ждали, и ждали слишком долго.
Огни предупредительно мигнули, обозначая задержку. Народ снова стал волноваться и гудеть. Толстенькая бочкообразная лошадка пасечника, спокойно пережившая все перипетии со склочными тётками и сигналы рассерженных владельцев ступ, неторопливо вытянула вперёд шею и с естественной манерностью цапнула давно маячивший перед мордой цветок на шлеме одного из метельщиков. Заслышав возле самого уха щелчок лошадиных зубов, молодой человек истерично дёрнулся вбок и наотмашь хлестнул нахальную скотину по морде. Опешившая от такой грубости лошадка заржала и, встав на дыбы, попятилась вместе с телегой, хозяином и заготовками для ульев. Сзади истошно заголосила тётка, лишившаяся под колесом забытой корзины с яйцами. От её вопля всполошились престарелые волы, не выдержав обилия нервных двуногих, и с медлительной, но от того ещё более пугающей неторопливостью двинулись прочь с дороги, задевая рогами днище недорогой частной ступы, что нетерпеливыми хозяевами была приподнята на максимально дозволенный уровень. Провод связи на ней, при самостоятельной переделке непредусмотрительно вынесенный наружу, тут же лопнул, и старенькое лётсредство резко крутануло влево, опрокидывая на соседнюю общественную ступу. Господа туристы посыпались из кабины, как перезрелые груши, вопя от ужаса и негодования. Гвалт поднялся пуще прежнего, грозя разродиться качественной массовой дракой с применением подручного оружия и тяжёлой рогатой артиллерии.
