Наталия Сухинина - Куда пропали снегири?
Потом метнулся в верхнюю комнату, притащил оттуда дочь, зарёванную, со спутанными волосами.
- Кто соблазнил тебя, скажи, кто?
- Он, - спокойно сказала девушка и посмотрела на Марина насмешливыми глазами.
Что он мог сказать ей? Что мог сказать, стоя перед опозоренным отцом и обесчещенной девушкой? Раскрыть свою тайну, которую никто никогда не должен узнать? Он знал, что для монаха превыше всех добродетелей смирение. Он смирился.
- Прости, отец, меня, грешного, - пал на колени перед старым гостиничным Марин.
- Простить? - старик сжал кулаки и глаза его налились гневом. - Никогда! Моя единственная дочь! Негодяй! Для вас, монахов, навсегда закрыты двери моей гостиницы. Пошёл вон!
Марин вышел в безлюдную ночь. Он шёл по залитой лунным светом дороге к своей обители и горько плакал. Он знал - никто сейчас не увидит его слёз, а у ворот обители они просохнут. А ещё он знал - ему посылается великое испытание, и надо оказаться его достойным.
Да, история эта только начиналась. Утром гостиничный кричал, стучал кулаками уже в обители. Он рассказал о «негодяе и развратнике» Марине, братия крестилась и качала головами. К вечеру разгневанный игумен выгнал Марина из монастыря. Тот вышел. Постоял за воротами, прошёл несколько метров и сел на придорожном камне под монастырскими стенами. Отныне камень этот станет его жильём надолго. Под дождём, под палящим солнцем сидел он у ворот обители.
- Что ты сидишь здесь? - спрашивал его тот или иной паломник.
- Я согрешил и наказан, - смиренно отвечал Марин. Одежда его почти истлела, он стал грязен и худ. Как и следовало ожидать, дочь гостиничного зачала ребёнка.
Когда малыш родился, не умягчилось сердце несчастного деда. Схватил он младенца и побежал к воротам обители. Бросил его перед Марином.
- Забери себе! - крикнул злобно.
Марин забрал. У пастухов, пасших неподалёку стадо, он выпросил молока и кормил им мальчика. Ему приносили старую одежду, и он укрывал ею ребёнка. Братья просили игумена о прощении Марина, но слишком уязвлен был игумен, не мог простить позора, павшего на его примерную обитель. Однажды, когда разразился особенно сильный ливень и Марин, обхватив руками мальчика, прятал его от дождя, братья пошли к игумену с ультиматумом:
- Если ты не простишь Марина и не вернёшь его в монастырь, мы все уйдём отсюда. Ты учишь нас прощать согрешения друг другу, а сам вот уже три года не можешь простить согрешившего и покаявшегося инока.
Игумен внял голосу разума. Марин вновь вошёл в ворота обители. Но не один. Он держал за руку мальчика, который смотрел на него преданными глазами и звал «папа». За самую тяжёлую работу взялся Марин. Таскал воду, скоблил полы и по-прежнему много и усердно молился. А рядом с ним хвостиком ходил мальчик. Марин и его научил молиться, терпеть скорби, работать не покладая рук. Братья всей душой полюбили его...
Дни тянулись за днями, пока не пришёл и этот - последний в жизни Марина. Он умер тихо у себя в келье, братия только через три дня заметила, что нет его в церкви и на послушании. Пошли в келью. Марин лежал бездыханный, а рядом тихо плакал ребёнок. Начали готовить тело к погребению. Стали обмывать и - ужаснулись. Перед ними лежала женщина...
Побежали к игумену:
- Умер брат наш Марин.
- Царствие ему Небесное, - перекрестился игумен.
- Дело такое, отче, - замялись монахи. - Марин-то наш не Марин, а ... женщина.
Долго не мог игумен вымолвить слово. А потом пал на колени, прося у Господа прощения за великое оскорбление человека. Прибежал и гостиничный. Стал рвать на себе одежду, плакать и каяться. На другой день привёл дочь. А дочь его уже несколько лет бесновалась. Не прошла для неё даром клевета на честного человека. Грех изуродовал её красоту, грех превратил её в жалкую немощную старуху. А когда подошла она к телу почившей, слёзы покаяния вырвались из её больной, настрадавшейся души. Рассказала она всё, что было. Узнали правду монахи, игумен и старый гостиничный. А маленький мальчик смотрел на всех своими чистыми глазами и ничего не понимал. Но когда мать хотела забрать его, он отдёрнул руку. С тех пор он остался в обители, вырос, принял постриг и ещё долго жил среди братии, удивляя её своим благочестием и смирением.
Вот такая, почти невероятная история. В ней каждое слово - правда, хотя нам, живущим в сем лукавом и лицемерном веке, трудно поверить в рассказанное. Уж больно всё просто, банально, а вместе с тем загадочно и удивительно. Но за свои подвиги преподобная Мария, звавшаяся при жизни Марином, была причислена к лику святых. Жития святых, составленные Димитрием Ростовским, содержат описание её жизни с детства до блаженной кончины.
IV век сокрыт от нас плотным слоем событий, имён, знамений, войн, интриг веков последующих. Жизнь преподобной Марии лишь маленькая весточка, прорвавшаяся оттуда, из «прекрасного далека» в нашу бурлящую страстями жизнь. Она напомнила нам, что люди, жившие так давно до нас, были по сути дела такими же, как мы. Они и клеветали, и гневались, были жестокосердны и распутны. Но они были и чисты, и жертвенны, и смиренны. Они были прекрасны. Свидетельства тому их поступки, сделавшие их святыми. А святость, она не знает границ ни времени, ни пространства. Она - удел избранных. В церковном календаре есть дни памяти преподобной Марии, «подвизавшейся в мужеском образе под именем Марина, и отца ея преподобного Евгения». Есть и молитвы этим угодникам Божьим. А если так, то стоит ли скорбеть из-за того, что даже самый примерный отличник не скажет, где она, эта маленькая провинция Вифиния, давшая миру маленькую, но прекрасную жизнь, эхо от которой разнеслось на долгие и томительные века?
СИМЕОНОМ ЕГО ЗОВИТЕ
В далёком селе Утёвка Самарской губернии жил в конце прошлого века удивительный подвижник Григорий Журавлёв, уродец, родившийся без рук, без ног и зубами писавший чудные иконы. Я рассказывала вам о его таланте и силе духа в одном из материалов. Как хотелось побыстрее увидеть его иконы в Утёвском храме, но храм был закрыт. Мне показали дом батюшки, отца Анатолия, пошла к нему за ключами. Но батюшки дома не оказалось.
- Придёт скоро, подождите, отпевать уехал в соседнюю деревню, - объяснила матушка.
Стоит на крылечке и объясняет. Вдруг кто-то невежливо отодвинул меня плечом и перед матушкой выросла мужская фигура.
- Привёз вам, матушка, маслице от святого Симеона Верхотурского, вот иконочка, к мощам приложенная, а вот несколько картошин с той святой уральской земли. Посадите, будет вам картошечка от самого праведного Симеона.
Услышав слово «Верхотурье», я обрадовалась. Несколько месяцев назад иеромонах Филипп из Троице-Сергиевой Лавры по благословению Святейшего Патриарха был направлен туда наместником Свято-Николаевского монастыря, где покоятся мощи праведного Симеона Верхотурского.
- Вы из Верхотурья? - спросила мужчину.
- Нет, я здесь живу, в Утёвке, при храме, а туда ездил помолиться.
- А отца Филиппа видеть не пришлось?
- Как же, как же, видел, даже исповедовался у него. Вот она мне, нечаянная радость. Расспрашивала я
об отце Филиппе уже в небольшой, тёплой сторожке. Мой новый знакомый, раб Божий Владимир, заварил горячего чайку, вот и беседуем не торопясь.
- Я ведь в Верхотурье давно собирался. Там раньше колония была для несовершеннолетних. Сидел я в ней, срок отбывал. А к Господу пришёл, душа не на месте, узнал, что там монастырь возродился. Просит душа поехать туда, и там, именно там покаяться в многогрешии своём. Вот и выбрался. Остаться хотел при монастыре, но отец Филипп пока не благословил, не время, рано.
Приехал батюшка. Открыл храм. Стал показывать иконы, фрески, писанные Григорием Журавлёвым зубами. Вот справа едва заметный, почти стёртый временем лик. Святой...
- Симеон Верхотурский, - объясняет батюшка. - Великий угодник Божий, на Урале подвизался.
Всматриваюсь в едва заметные контуры, делаю поклон. Благослови, праведный угодник, приехать в намоленные тобой края. Вот так и получилось, что Самарская земля помогла узнать о святом далёкого Урала. Чудны дела Твои, Господи!
...Хроника далёких богоборческих лет. Бодрым шагом, чётким строем идут колонисты по территории бывшего монастыря. Улыбаются. Видно, дано было им строгое указание - улыбаться. Кино всё-таки, история. Всматриваюсь в лица, вдруг увижу того самого Владимира из Утёвки, да разве узнаешь, столько лет прошло. За колонистами обшарпанные высокие своды, вывеска «Здание аварийное, опасно». Это Крестовоздвиженский собор. Я смотрю хронику в маленькой келье, благословлённой наместником монастыря игуменом Филиппом мне под временное жильё. А в окно, чуть только штору отодвинуть - собор! Тот самый, Крестовоздвиженский, огромный, третий по величине в России. «Здание аварийное». Вчера заходила в него, гулкая тишина, запах свежей краски. Недавно посетил обитель Святейший Патриарх. Патриаршая служба проходила именно здесь. Вот она, история. Кем пишется она? Кем вершится? Мощи праведного Симеона Верхотурского в другом, Преображенском храме, справа от царских врат. Три невысоких ступеньки к скромной раке. Делаю три земных поклона и припадаю к мощам, испрашивая благословения у святого Симеона на завтрашнее путешествие к местам его молитвенных подвигов. Благочинный монастыря иеромонах Митрофан сказал:
