Бранко Миленкович - Продается Таня. 20 лет (Ispovest iz harema)
Может, меня постигла эта участь? Никогда я не чувствовала себя хуже. В этот вечер мое прежнее положение, несмотря на всю его безвыходность, казалось мне подарком судьбы. Я поняла, что, исполняя роль проститутки поневоле, несмотря на всю ее мерзость, я была избавлена от самого худшего – родить нежеланного ребенка и растоптать этим свою жизнь. Даже сейчас, когда я рассказываю об этом, я бы не смогла такое пережить. Я бы убила себя. Но в тот вечер я не имела понятия о том, что меня ждет. Та женщина предложила мне ужин, какую-то питу, пирог с творогом, не могу точно сказать, что это было за блюдо. Я съела совсем чуть-чуть и отодвинула тарелку. Она вышла из комнаты и быстро вернулась, неся кусок сухого мяса. Я попробовала его – это была сушеная баранина. Никогда раньше я ее не пробовала, но мясо ягненка я обожала, ягнятина для меня до сих пор – настоящее лакомство.
Это было, собственно, не мясо, а так называемый суджук – вроде копченой колбасы из баранины, я встречала его и в некоторых белградских заведениях. С куском хлеба мне предложили чашку чая. Голод не тетка, я ела за обе щеки, и эта простая еда показалась мне очень вкусной.
Вскоре с улицы послышались мужские голоса. Дождь прекратился, я чувствовала усталость, меня тянуло в сон, но стоило мне вспомнить о новых обстоятельствах, в которых я находилась, и сон как рукой сняло. Я предполагала, что на ночь останусь в этой комнатке. Женщина, которая принесла ужин, как ни в чем не бывало сидела и порола ножницами какую-то ткань. Она не обращала на меня внимания. Голоса приближались, сейчас они были слышны почти у двери, но скоро затихли. Наверное, подумала я, они пошли в комнату для мужчин.
Через несколько минут мой новый хозяин вошел в комнату и сказал что-то той женщине. Она подошла ко мне, взяла под руку и повела. Мужчина пошел впереди нас. Миновав узкий коридорчик, мы вошли в комнату. Там сидело трое мужчин. Они были средних лет, все, кроме одного, которому можно было дать все шестьдесят. Тот в руках держал какой-то инструмент, который я раньше никогда не видела. Он напоминал тамбурин, но с очень длинной верхней частью.
Все встали, когда я вошла в комнату. Я обернулась и увидела, что женщина исчезла. Дверь была закрыта, мой хозяин стоял за мной, держа руки за спиной, с улыбкой, в которой читалось самодовольство. Очевидно, оттого что он может похвастаться перед своими друзьями или родственниками (не знаю, кем они ему приходились) молодой, привлекательной и ко всему тому светловолосой собственностью! Светлые волосы в Турции – диковинка.
Я стояла посередине комнаты, они расселись на подушках, разбросанных по кругу, на полу лежали турецкие ковры. Шторы на окнах были задернуты, горела только одна лампа, какой-то ночник в углу комнаты. Чувствовался запах табака. Человек с тамбурином начал перебирать струны, остальные горящими глазами уставились на меня. Мой владелец что-то проговорил, обращаясь ко мне, но, естественно, я ничего не поняла. Тогда он поднялся и после немного нелепого объяснения, в основном по его телодвижениям, я поняла: от меня хотят, чтобы я танцевала. У меня не было ни силы, ни желания, но он опять, с нескрываемой уже злостью, потребовал, чтобы я танцевала.
Я вспомнила то заведение, в котором мы были с Исмаром и его деловыми партнерами из Украины, где всеобщее восхищение вызвали танцы живота той очаровательной танцовщицы. Они ожидали от меня что-то подобное. Помощи было ждать неоткуда. Только я этого не знала. Когда мой хозяин в третий раз встал с подушки, он схватил меня за руку выше локтя и повернул вокруг несколько раз. Я чуть не упала. Он что-то мне говорил прямо в лицо, и хотя я не понимала ни слова, но все тот же приказ – танцевать – поняла. Я все еще стояла на месте. Он залепил мне увесистую пощечину, отчего моя голова откинулась в сторону. Я удержалась на ногах, он тоже не дал мне упасть. Его лицо находилось в нескольких сантиметрах от моего. Я была совершенно без сил, а когда почувствовала, что он расстегивает пуговицу на моей рубашке, сдалась. Первая мысль, которая пришла мне в голову, – что они все будут меня по очереди насиловать.
Он расстегнул мою кофточку, снял ее и бросил на пол. На мне остались нижняя часть одежды и лифчик. Не имея никакой надежды на помощь, я наконец смирилась с судьбой и открыто посмотрела в глаза сначала тому, кто меня унизил, а потом остальным, сидевшим на полу. Я ждала, когда они начнут ко мне приставать, снимут оставшуюся одежду и изнасилуют. Я хотела сейчас умереть, провалиться сквозь землю, испариться.
На их лицах легко было прочитать восхищение моим телом, на мне был лифчик на размер меньше, и моя грудь, и так довольно пышная, попросту выпирала сквозь тонкую и прозрачную материю.
В такие моменты жизни человек, как утопающий, хватается за любую соломинку. Наверное, это инстинкт самосохранения направляет его. И я, очевидно в надежде оттянуть или отложить хоть немного самое худшее, начала кружиться. Я попыталась, скорее бессознательно, следовать ритму этого инструмента. Я качала бедрами, пупок у меня был виден, юбка соскользнула вниз, так что были видны края трусиков. Они сначала медленно, а потом все громче стали хлопать в ладоши. Я танцевала, закинув руки над головой, могу представить, насколько их все это возбуждало.
Тогда случилось то, что, думаю, спасло меня от полного унижения. С улицы как будто прямо под окнами громко просигналила машина. Сначала один раз, потом еще три раза. Мой хозяин дал знак музыканту с тамбурином прекратить, и все автоматически повернули головы к окну. Я инстинктивно закрыла руками грудь, но на меня они больше не обращали внимания.
Хозяин быстро вышел из комнаты, а пока они разговаривали о чем-то между собой, я воспользовалась моментом и надела кофточку. Никто мне не препятствовал.
Вскоре хозяин вошел в комнату, проговорил что-то, и все поспешили за ним. Он отвел меня обратно в комнатку, где я сидела с его служанкой. Когда он включил свет, я увидела, что та женщина лежит на диване у стены. Она спала в одежде и быстро поднялась. Хозяин сказал что-то, она только кивнула в ответ, и мы остались с ней одни. Машины перед домом были заведены, несколько раз свет фар освещал окно комнаты, а потом все стихло.
В комнате, насколько я помню, было две узкие кровати. Женщина показала мне, на какую лечь, а сама легла на другую. Перед этим она заперла дверь и положила ключ за пазуху. Я легла, но не могла заснуть. Я оцепенела от страха, когда услышала, как кто-то вошел в дом, но быстро опять вышел. И еще мне показалось, что кто-то находится или в доме, или рядом с ним.
Чувствовала я себя ужасно. Униженная, потерявшая последнюю надежду, в положении, на которое я никак не могла повлиять. Я опять вспомнила папу и маму, тот телефонный разговор с ними, свое обещание скоро позвонить опять, приехать домой… В эту ночь все это казалось далеким, недостижимым. Удивительно, но я не могла плакать. Как будто все чувства во мне умерли, полная апатия овладела мной. Я не была способна ни мечтать, ни планировать будущее.
В таком состоянии я пролежала до утра. Женщина на другой кровати спала глубоким сном. Я медленно поднялась, открыла шторы и посмотрела в окно. Мы были на втором этаже дома, перед окном росли деревья. Между ними вилась тропинка, посыпанная мелким щебнем. Она поднималась к главной дороге, видимо, главной улице села. Я не знала, что делать. Лежала и смотрела в стену.
Когда женщина проснулась, я кое-как объяснила, что хочу в туалет, что хочу умыться, почистить зубы… Мы спустились опять на первый этаж и внизу встретили одного человека, которого я не видела вчера вечером. Он быстро вышел из дома, а я не меньше получаса пробыла в помещении, которое можно было назвать ванной комнатой с большой натяжкой. Да, тут были раковина и ванна, но все производило впечатление запустения. По грязному и обшарпанному виду ванной я сделала вывод, что человек, которому меня отдали, не женат и живет один. А эта пожилая женщина прислуживает ему. А может, этот дом используется для развлечения, для встреч с друзьями.
Когда я вышла, меня ждал завтрак. Опять пита и чашка чая. Пока я ела, женщина сидела напротив и смотрела на мои ноги. Мои дорогие итальянские туфли вызвали, наверное, ее удивление, она не спускала с них глаз.
После еды я попыталась узнать от нее, изъясняясь в основном жестами, где хозяин, что случилось ночью, куда все делись… Но все напрасно. Она только пожимала плечами и качала головой. Я опять услышала, как кто-то вошел в дом, потом шаги в коридоре и хлопанье входной двери. Общение было исключено. Эта женщина не проявляла ко мне ни малейшего интереса – впрочем, взаимно. Она убралась в комнате, выходила иногда, оставляя дверь открытой, наверное, чтобы я была у нее под присмотром. Но я и так не собиралась бежать. Куда бы я могла сбежать? Чтобы попасть в еще худшее положение?
Примерно в полдень я услышала, как на улице затормозил автомобиль. Я занервничала, предполагая, что приехал хозяин, скорее всего, с той ночной компанией. Затаившись в углу комнаты, я прислушивалась к звукам с улицы. Мотор продолжал работать. Насколько я могла понять, машина припарковалась неподалеку от моего окна. Вскоре послышался скрип входной двери. А та женщина заволновалась, особенно когда выглянула в окно. И вот дверь нашей комнаты открылась. К нам заглянул парень моего возраста. Он окинул комнату взглядом, оглянулся, посмотрел в коридор и тогда дал мне знак следовать за ним. Я без слов повиновалась.
