Дана Арнаутова - Дорогой Жан...
9
15 сентября 1933 года, Сен-Бьеф, Нормандия
Дорогой Жан,
У нас по-прежнему льют дожди. В доме холодно и сыро, так что я окончательно переселился в спальню. Обои в углу напротив кровати позеленели и покоробились, вечером, засыпая, я смотрю на пятна и развлекаюсь детской игрой: пытаюсь увидеть в их очертаниях замки, чудовищ и лица людей. Отблески пламени в камине и тени от него играют на обоях, меняя границы пятен, и будь я более склонен к суевериям, непременно попытался бы увидеть в них прошлое. Почему не будущее? Оно и так мне прекрасно известно, сам понимаешь, и ничего привлекательного в этом знании нет. А вот позади осталось многое, на что хотелось бы еще раз бросить взгляд…
Сегодня меня разбудил колокол деревенской часовни. Он звонил долго и мерно, а выйдя на склон, обращенный к Сен-Бьефу, я увидел длинную процессию, вьющуюся среди холмов. В черных плащах и шляпах, под черными же зонтиками, сберегаемыми, кажется, единственно ради дождливых похорон, добрые сен-бьефцы были удивительно похожи на понурых ворон. Кто знает, кого они провожали в последний путь? Не я. И невольно ловлю себя на мысли, что мне это совсем не интересно. Все сильнее отдаляясь от людей, словно тень, сходящая в царство Аида, я с непрестанной жадностью смотрю на приметы уходящего лета: по утрам заметно холоднее, яблоки в саду покрываются восковым налетом, а ежевика, оплетающая перила беседки, покрыта сизо-черными кислыми ягодами, такими плотными, что даже на пальцах от них не остаются пятна. Раньше они казались намного мягче и слаще, и это не ностальгия, ведь я помню, как матушка собирала их, чтобы сделать начинку для пирога. Ее пальцы потом испещряли лиловые кляксы, такие забавные и милые на бледной нежной коже, словно нерадивая школьница испачкалась чернилами. Отец ловил ее руку, когда она, лукаво смущаясь, поднимала ее к глазам, и целовал, улыбаясь в усы. А я, маленький, не понимал смысла этой игры, ведь меня-то за испачканные руки всегда ругали…
Как ты думаешь, Жан, это тоже одна из примет близящегося конца? Я все чаще вспоминаю их такими, какими видел незадолго до того дня: счастливыми, с яркими молодыми глазами на слегка увядших, но таких прекрасных лицах. Здесь, на широком деревянном крыльце, всегда до блеска вымытом и натертом воском, они стояли вечерами, вглядываясь в даль: то ясную, то затянутую легкой дымкой тумана. Точнее, смотрела матушка, а отец не отрывал от нее влюбленных глаз — и кто сказал бы, что супруги Дуаньяр уже не так молоды, как когда-то. Все это рухнуло, Жан, ты помнишь? Все рухнуло в одночасье. Но если бы мне хоть на миг увидеть то, что видела тогда она с холма — и прикоснуться к этому теплому, незамутненному счастью, которое лживо обещало им будущее. В тот день, когда мы провожали матушку, тоже накрапывал дождь. И, наверное, так же сен-бьефцы были похожи на нелепых ворон? Я не помню. Но капли, стекающие по мгновенно поседевшим вискам отца — о, их я помню так, словно это было вчера.
Твой Жак.Сентябрь. Часть вторая
1
16 сентября 1933 года
Авиньон, ул. Монфрен, 16
демуазель Ортанс Дерош
от г-на А. Леграна
Париж, проспект Марсо, 126
Дорогая Ортанс,
Когда ты получишь это письмо, не торопись адресовать свой ответ в Париж. Я пока не могу дать тебе свой следующий адрес, но не сомневайся, моя дорогая кузина, что буду писать тебе каждый раз, как выпадет свободное время. Уверен, сейчас в твоей прелестной и умной головке появилось множество справедливых вопросов: куда я отправляюсь, зачем, когда вернусь. Обещай мне, что содержание этого письма останется между нами — и я постараюсь хоть немного удовлетворить твое любопытство.
Помнишь, ты говорила, что архивная служба — это невыносимо скучно? Я уже почти согласился с тобой, разбирая пропыленные папки и чувствуя себя кем-то вроде джинна, обреченного вить веревки из песка по приказу злобного колдуна, однако… Ортанс, то, что я узнал, разыскивая дела по самому обычному запросу из провинциального комиссариата, теперь грозит перевернуть всю мою жизнь. Вообрази идеальное преступление: бесчеловечное, отвратительное и почти безнаказанное. Почти, потому что зверь в человеческом облике, совершающий раз за разом немыслимые ужасы, предусмотрел все, кроме стечения случайностей. После работы я целую неделю отбирал бумаги по этому запросу… Не то чтобы мне было больше нечем заняться — Париж прекрасен — но уже после первого вечера исследований картина, сложившаяся передо мной из разрозненных частей мозаики, потрясала. Я не могу рассказать тебе всего — и по долгу службы, и из опасения, что разрушу твою веру в божественное милосердие и справедливость, — но речь идет о целой череде убийств. Убийств юных девушек! И самое ужасное, что почти невозможно доказать даже то, что это — убийства.
Ты спросишь, почему же я так уверен, что увидел преступление там, где его больше не видит никто? Наша юстициарная система плачевно несовершенна, а большинство доказательств уже надежно скрыты временем и кладбищенской землей. Но есть один человек, тот самый, что прислал запрос… Ортанс, это просто удивительно! Как он смог увидеть связь в том, что было невозможно связать между собой? Как у него получилось встать на след чудовища? Я поражен, дорогая Ортанс, поражен и восхищен. А теперь все грозит затормозиться лишь из-за того, что ни один суд в мире не примет в качестве доказательства нашу с ним глубочайшую уверенность в собственной правоте. Я сказал «нашу», но лишь тебе могу признаться: я вовсе не уверен в том, что имею на это право. Он опытный полицейский, гроза преступников, человек, который всю жизнь отдал борьбе за правосудие. А я… Кто я? Архивная крыса, мечтающая увидеть свое имя в списках студентов Сорбонны?
Ортанс, пришло время признаться тебе в корыстных целях этого письма. Вчера я взял на работе отпуск по семейным обстоятельствам. Дядюшка Поль, заботам которого поручила меня в Париже моя дорогая тетя, твоя матушка, ничего не подозревает. Он уверен, что я возвращаюсь в Авиньон для знакомства… О, дорогая кузина, прости мне эту ложь! Для знакомства с одной из твоих подруг по гимназии. Ты понимаешь? Если ты мне не поможешь, разрушится не просто моя карьера — вся моя жизнь рухнет. Я уверен, убежден всем сердцем и душой, что в этом мире ничто не совершается просто так. Если бы запрос инспектора Мерсо попал к менее внимательному архивариусу, утомленному постоянной работой, если бы у меня не выдалось несколько свободных вечеров перед получением жалованья, если бы… Если бы не все это — но Провидение, в которое верим мы оба, устроило все именно так и никак иначе. Я еду в Нижнюю Нормандию, чтобы исполнить долг перед теми несчастными, чья смерть в противном случае так и останется неотмщенной человеческим правосудием. Умоляю, если дядюшка Поль решит поинтересоваться моими семейными делами и матримониальными устремлениями твоей матушки… Ты ведь знаешь, что делать, верно? Обещаю, следующим летом я покорно приму свою судьбу, оказав должное внимание любой авиньонской барышне по вашему с тетушкой Корделией выбору. И обещаю писать тебе, рассказывая все новости. Ты ведь поможешь мне, милая, дорогая Ортанс!
Искренне любящий тебя кузен АндреP.S. Не могу передать должных слов любви и благодарности моей дорогой тетушке, так как иначе тебе придется показать ей это письмо. Но можешь не сомневаться, что в сердце я храню ваш образ с самой искренней нежностью и каждый вечер поминаю вас в молитве перед сном.
2
16 сентября 1933 года
Тулуза, ул. Св. Виктуарии, 12
Г-ну К. Жавелю
от г-на А. Леграна
Париж, проспект Марсо, 126
Господин Жавель,
Простите, что снова причиняю вам беспокойство, но в мой прежний к вам визит я оставил вам некоторые бумаги, которые, надеюсь, вы смогли передать адресату. Я помню наш разговор и все сомнения, которые вы высказывали, но и собственный разум, и душа убеждают меня, что последовать этим сомнениям означает проявить недостойную слабость и малодушие.
Сегодня я испросил на службе отпуск. К сожалению, придется отработать еще неделю, но когда она истечет, я сразу же отправлюсь в Кан, откуда, по моему скромному разумению, следует начинать поиски. Видите ли, господин Жавель, я прекрасно осознаю, что не имею ни малейшего опыта в тех изысканиях, к которым привык господин Мерсо и которые столь хорошо ему удаются. Однако льщу себя надеждой, что и у меня есть некоторые способности, которые могли бы пригодиться ему. Я неплохо умею работать с бумагами, а вы знаете по собственному жизненному и служебному опыту, как много ценных сведений можно извлечь даже из документов, на первый взгляд не относящихся к делу.
