Владимир Белобров - Арап Петра Великого два
-- По-французски ему хучь всю ночь чеши. А он только -- ать-два, да
прикладом -- стук-стук. Тогда уж горшком лучше. Ну так как с ответом-то?
-- А чем посоветуете -- гортензией либо геранью?
-- Хучь фикусом. Я в наименованиях не смыслю. Вы бы, Елизавета Федоровна,
Ганнибала призвали -- он большой специялист. Изрядно понимает. Хучь что на
клумбе растет, хучь в горшке. Вы его призовите, али в записке ответной про
то у него испросите.
-- А скажи мне, Занзибал, какие нынче в Париже платья модны?
-- Елизавета Петровна! Я прямо удивляюсь! Второй день меня про платья
пытают! Вчера Ганнибал выспрашивал, какое у вас платье. Теперь вы меня
донимаете. Я Париж-то с трудом вспоминаю. Как в тумане!
-- В Лондоне тоже туманы. Дале носа, бывает, ничего не видать. А я слыхала
-- в Париже климат не такой. А и там, однако ж, туман.
-- Ясно, туман! Выкушаешь чарок восемь -- так тебе и туман, как в Лондоне.
-- Право слово, не могу я, Занзибал Петрович, привыкнуть к вашим арапским
шуткам. Не пойму, ей Богу, вроде вы образованный человек, при дворе, а
шутите нешто кучер.
-- Прилично шучу. Другим по вкусу. Обыкновеные мужские шутки. Энто Ганнибал
у нас куртуазный и шутит для баб. Вам бы, я чаю, пондравилось. Отвечать-то
будете, али как?
-- Я подумаю прежде.
-- Ладныть. До конца занятия подумайте.
ГЛАВА 7
КЛЮЧИ ОТ ЕЕ ФОРТИФИКАЦИИ
Ганнибал, закинув руки за голову, лежал на кровати и смотрел в потолок на
пастушескую идиллию. Молодой пастушок в козьей шкуре придерживал на
коленках молодую пастушку с выскочившей розовой грудью. Рядом на траве
валялся пастушеский рожок и стояла корзина с провиантом. Вокруг толпились
козы, овцы и бараны. Сзади, в полверсте от пастбища, курился
величественный вулкан.
"Вот так и мое чувство к Елизавете Федоровне,-- тяжело вздыхал Ганнибал,-
как сей италианский Везувий. Дымится-дымится, а потом -- как даст! И все
кверху тормашками -- все овцы и бараны! Аллегория такая... Вон тот баран на
Меншикова похож. Б--е--е... И как она может с таким гундосым?"
Вошел Занзибал.
-- Валяешься, ефиоп? -- Он бросил книгу на тумбочку.
-- Скажи, тот баран с потолка на Меньшикова похож?
-- Есть чтой-то...А пастух -- енто ты, наверноть? А на коленках, надыть
княжну придерживаешь с голой титькой?
-- Если бы.. Я -- вулкан сзади. Видишь?
-- Вижу... Пляши, вулкан. -- Занзибал вытащил из кармана записку. -- От нее
депеша.
Ганибал рывком соскочил с кровати:
-- Дай сюды!
-- Пляши!
Негр повилял бедрами.
-- Ну, давай!
-- И чего ты в ней нашел? -- Занзибал протянул записку. -- Дура, каких свет
не видывал. Ни поговорить с ней путем, ни пошутить. Хьюмору никакого! Я ей
такую шуточку сегодня сказал, про то как мы в Париже пили -- сам чуть со
смеху не лопнул. А она стоит -- морда кислая, и токмо кучером меня
обозвала. Дубина!
Ганнибал развернул записку:
"Здравствуйте, Ганнибал Петрович, -- прочитал он. -- Записку от вас через
брата вашего Занзибала получила, с коим и передаю сей ответ.
Вы, наверное, считаете меня легкомысленной особой, которой можно писать
записки такого непозволительного содержания. Вы, наверное, решили, что раз
вы есть любимец государя и любые девушки хочут в мечтах с вами
познакомиться, то и этот скромный цветок вам удасться сорвать с той же
легкостию. Знайте же, сударь, что это не так! И хотя я всего лишь
скромная, беззащитная девушка, которую всякий может обидеть, и которая,
конечно же, нуждается в сурьезном и благородном кавалере, защитнике
девичьей чести, но я сумлеваюсь -- тот ли вы гишпанский Дон Кишот, который
достоин носить на груди ключи от моей фортификации. Хотя вы и жгучие
брюнеты, но это не имеет значения. Знаете ли вы -- что такое настоящее
чувство, и как легко над ним надругаться? Вы меня совсем не знаете, а
пишете мне легкомысленные записки про жеребца и про кинжал, которым вы
зачем-то хотите зарезаться. Мне только осьмнадцать лет, но множество
испытаниев выпало на мою долю в Лондоне. Один аглицкий пэр уже постарался
в прошлом годе меня обмануть, и эта рана по сей день терзает внутри мое
сердце. Таперича я не могу доверять мужчинам, как они есть все обманщики,
и Вы, наверное, один из них. Хотя у Вас и благородное лицо, честные глаза
и, возможно, у Вас сурьезные намерения. Хорошо бы, если это так. Но если
это не так -- оставьте меня в покое. В любом случае -- ничего обещать Вам не
могу. Сами понимаете почему. Вооружитесь терпением и смирением. Да
пребудем мы чисты и кротки, как агнцы Божии. За сим прощайте.
Княжна Е.Б."
Ганнибал оторвался от листка.
-- Прочел? -- Занзибал потянулся. -- Ну и как тебе эта муть? Я тоже по дороге
прочел от нечего делать. Вот скажи мне, как ты есть бабник Жон Дуан -бабы
завсегда такие глупости пишут?
-- Глупости! Написано кудревато и с тонкостию. Вот, зри, вот здесь она
пишет: "Хотя вы и жгучие брюнеты..." -- намекает, что я ей ндравлюсь. Или
вот тут еще: " ... у Вас и благородное лицо, честные глаза и, возможно, у
Вас сурьезные намерения." -- намекает, что ей моя физиогномия по вкусу и
намерения сурьезные.
-- Ты про пэра аглицкого лучше почитай. Мне интересно, как он над ней
надругался?
-- Убью!
-- Давай лучше браги выпьем.
-- Не буду. Имею намерение -- сей же вечер посетить Елизавету Федоровну.
-- Ну и что за дело? От чего не выпить?
-- Дык изо рта дрожжами нести будет. Как я с нею лобзаться стану?
-- А станет она с тобой лобзаться с первой-то встречи?
-- Мыслю, что станет. Вишь, она в записке намеки строит.
-- Так что, не будешь, значит, а, Гань? Пить-то?
-- Не буду.
-- Ну и хрен с тобою, а я выпью.
ГЛАВА 8
ЗАЩИТНИКИ ЕЛИЗАВЕТЫ ФЕДОРОВНЫ
Откушав кофию, княжна Белецкая легла на кушетку и открыла аглицкий роман
Снучардсона "Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов".
"... Уже третий день несчастная девица Кларисса Гарлов плутала в дремучем
Эдинбургском лесу, когда неожиданно вышла на поляну. Посередине поляны
стоял небольшой замок. Кларисса подошла поближе и заглянула в окно.
Престранная картина предстала ей там. На широченной кровати с балдахином
сидел полуголый мужчина. В руке он держал пробирку с какой-то зловещей
жидкостью, в другой -- безобразную ложку. Слева на сундуке сидел еще один
полуголый мужчина и болтал ногами. В это время дверь в комнату отворилась,
и на пороге показался еще один полуголый мужчина, державший под мышкой
черную курицу. Завидя вошедшего, мужчина с кровати вздрогнул и уронил
ложку, а другой мужчина соскочил с сундука и замер.
--Сэр Генри, -- громовым голосом произнес вошедший, -- вот мы и встретились!
Теперь вам от меня не уйти!.. Вы видите эту черную курицу?!
-- О, жестокосердный сэр Гарольд, сжальтесь надо мной! Уберите эту
отвратительную птицу!
-- Я вижу -- здесь посторонние! -- сэр Гарольд указал пальцем на мужчину с
сундука.
-- Это -- сэр Робенсбрюк из Сассекса. Он знает о нашей распре.
-- Хорошо, -- сэр Гарольд спрятал курицу за спину. -- Не будем же терять
время. -- Свободной рукой он вытащил из кармана бутылку и, откупорив зубами
пробку, выплюнул ее. -- Извольте подать бокал!
Сэр Генри поспешно вылил зловещую жидкость из пробирки на пол и протянул
посуду нежданному гостю.
-- Благодарю, -- сказал сэр Гарольд и выпил несколько пробирок одну за
другой. -- А теперь ты, недостойный сэр Генри! -- Он протянул бутылку и
пробирку.
Пока сэр Генри дрожащими руками подносил пробирку ко рту, сэр Гарольд
выхватил из-за спины курицу и со всей силы нанес удар сэру Генри по лбу.
Сэр Генри зашатался и рухнул. Сэр Гарольд дико захохотал и превратился в
шкилета.
Перепуганный сэр Робенсбрюк из Сассекса попытался укрыться в сундуке, но
шкилет одним прыжком допрыгнул до него и ударил курицей.
Сэр Робенсбрюк упал замертво.
Дверь отворилась и в комнату вошел еще один полуголый мужчина. Не успел он
сделать и двух шагов, как получил по лбу черной курицей и умер.
-- Я удовлетворен! -- шкилет зашвырнул курицу в угол и, гремя костями, вышел
из комнаты.
Перепуганная Кларисса от ужаса не могла двинуться с места, как вдруг
кто--то грубо схватил ее за плечо.
-- Ах! -- только и смогла произнести Кларисса и лишилась..."
Раздался громкий стук в дверь.
Княжна Белецкая вздрогнула и выронила книгу.
-- Кто там? -- сдавленным голосом произнесла она.
-- Это я, -- послышалось из-за двери, -- Призрак-шкилет из Эрмитажа! У--у--у!
Открывай, девица, я тебя съем!
Белецкая перекрестилась:
-- Чур меня! -- запричитала она. -- Сгинь, черт!
-- У--у--у! От--кры--вай! Не откроешь -- я дверь сломаю! Я так умею! У--у--у! -
Из--за двери послышался хохот. -- Не боись, Елизавета Федоровна! Это я
