Валерий Гришковец - Одиночество в хаосе мегаполиса
27 октября. Москва. Редакция журнала «Москва». Наконец-то хоть одна по-настоящему добрая весть в этом году: я стал лауреатом литературной премии журнала «Москва» по разделу «Поэзия» за 1997 год. Что ж, не зря я тут корячусь. Не сплю ночами, пишу, таскаюсь по редакциям, когда люди «делают» деньги, живут в свое удовольствие.
***
В Москве у меня много настоящих друзей: Петр Кошель, Юрий Савченко, Алесь Кожедуб, Федор Черепанов, Борис Евсеев, Александр Варакин. Это все литераторы. Хорошие люди окружают меня и на работе — в храме Благовещения, что в Петровском парке. Довольно тепло встречают меня и в редакциях (журналы «Москва», «Дружба народов», «Наш современник», газета «Московский железнодорожник».).
Без них, друзей, журналов и газет — я, наверно, давно пропал бы, махнул на все рукой и окончательно спился. А еще, слава Богу, работаю, можно сказать, живу в храме.
А где-то, пусть за тысячу верст, есть город Пинск, мама, дочь; есть Минск, есть Брест. Там у меня тоже друзья, товарищи; газеты, журналы, альманахи, в которых меня печатают, обо мне пишут.
Короче говоря, стоит жить, надо жить. И жизнь моя, что бы я порой о ней ни думал, как бы ни отчаивался, — хороша, даже прекрасна.
1998-й
Перечитал «Тихий Дон», в третий раз. Какая мощная, какая великая книга!.. Один язык чего стоит. А как выписаны герои. Читал и постоянно ловил себя на мысли: жизнь донского казачества (дореволюционная) во многом похожа на жизнь полешуков. Ту жизнь, что была у нас еще и на моей памяти, когда я пацаном наблюдал своих дедов, их соседей, таких же самобытных, колоритных стариков Пинского заречья. Как они рассуждали о колхозах, о Советской власти, о Польше, что была у нас до 39-го года.
Словом, Шолохов как художник настолько точен, настолько метко и ярко выписал своих героев, что они стали близкими и родными не только донским казакам. Да и могут ли быть православные казаки чужими нам, православным полешукам?..
Я потом, после его тяжелой болезни и смерти, не раз заглядывал в книги пословиц и поговорок, как русских, так и белорусских, но нигде ничего подобного не встречал.
Разумеется, батя мой не был «святым». Любил он и выпить, и напивался порой до сильного «шатуна», но никогда не запивал, не скандалил по пьянке, и уж тем более — не пил в долг.
У меня много друзей, есть и было. Были и есть подруги, спутницы, так сказать, жизни. Много и знакомых стариков, людей пожилых. Но никто и никогда не заменит мне отца в совете, в жизненной подсказке. А слушать как раз его я-то и не слушал. Слышать — слышал, но, увы. А жаль. Повторяю, был он, отец мой, человеком поистине мудрым, глубоким, хотя и закончил всего один класс польской школы. Сколько помню, садясь к столу и вставая из-за него, он молился и всегда произносил одну и ту же молитву: «Отче наш.». То же самое и отходя ко сну, и вставая с постели. А вот в церковь не ходил. Совсем. По крайней мере, я не припомню такого. Из-за этого у них с матерью частенько происходили перепалки. Так же поступал и его отец, мой дед Феодосий Максимович. Мир праху твоему, батя!..
7 декабря. В ЦДЛе встретил Владимира Некляева. Он одиноко сидел за бутылкой минеральной воды. Заметил меня, улыбнулся, кивнул. Я тоже взял стакан воды и подсел к В. Н. Заговорил о Минске, о его новой должности. В. Н. сказал кое-что вскользь и тут же перевел разговор на меня, на московскую жизнь. Спустя минут десять подошли те, кого В. Н., как я сразу догадался, здесь ждал. Да, несладко ему придется, коль водит дружбу с этими московскими парнями, а воссел на такую «пасаду» в Белоруссии. Это все равно что жить раздвоясь: голову одним, а сердце другим.
***
Сырой, слякотно-холодный московский декабрь. Вчера, 12-го, в ЦДЛе встретил Глеба Кузьмина. Он опять без работы. Довольно серьезно болеет: что-то с позвоночником. Недавно из больницы, и вот снова надо ложиться. Да, мне это хорошо знакомо — врагу не пожелаю. Нынче болеть роскошь: если ты без денег, на тебя и смотреть не хотят. Даже санитарки, не говоря уже о более серьезном медперсонале.
Правда, Глеб бодрится, может, даже излишне. П. К. говорил как-то мне, что у него, Глеба Кузьмина, хорошая, заботливая жена. Она преподает в МГУ. Хотя — какая теперь зарплата у преподавателя, пусть даже и престижного университета?..
В конце разговора Глеб настоял, чтобы я принял от него шмотки, из которых он уже «вырос», а мне они будут в самый раз. Когда-то, еще во время моей учебы на ВЛК, Глеб «подогревал» меня таким образом. Но тогда он был главным редактором издательства «Голос». А теперь?..
Тем не менее, я согласился. И «тряпки», надо сказать, действительно мне пришлись в самый раз. А штроксовая рубашка — да в ней хоть сейчас на прием к королеве иди.
И радостно, и грустно.
Год для меня закончился успешно. Я напечатался в журналах «Наш современник», «Москва» (№ 3 и № 12), «Слово», «Нёман» (переводы), в еженедельниках «Литература», «Завтра», «Книжное обозрение», «Московский железнодорожник». За публикации в последнем (печатался там и в прошлом году) стал лауреатом Международной литературной премии имени Андрея Платонова.
2001-й
2 февраля. Сегодня вышел довольно интересный «ЛіМ».
16 февраля. Мать ходит в горисполком. Немцы собираются выплатить компенсацию своим каторжанам (узникам фашистского режима). До этого, лет пять-семь назад, мать уже получала 1000 марок. А десять лет назад наши «демократы» сделали так, что она лишилась всех сбережений — хранившихся 2000 советских рублей. Мама держала их в сбербанке «на смерть».
Вот такая разница между нашими наследниками дедушек-большевиков и потомками гитлеровцев, немецких, так сказать, фашистов.
28 марта. Вчера на ОРТ битый час наблюдал «вручение международной премии «Оскар» киноакадемии США». Господи, какая дорогостоящая, какая великолепная, никак не постижимая моим сердцем и душой тягомотина!.. Какой железобетонный юмор ведущего, какие искусственные, откровенно наигранные улыбки: рот до ушей и мечущие искры глаза. От сего зрелища тянет не столько зарежиссированной рефлексией, сколько безвкусицей, холодностью, мертвечиной. Да и само сие зрелище — не есть ли панихида «мировой элиты» по настоящему искусству, торжественное погребение искусства, культуры вообще?..
Может быть, я и забыл бы об этом шоу, если бы не сегодняшние московские газеты. Они как по команде сему мероприятию американской киноакадемии уделили самое пристальное внимание.
Вот уж воистину — «мировое сообщество».
Сразу вспомнилось, с каким удовольствием, прямо-таки вожделением глотали в Москве, да и в Пинске, до конца надуманную, насквозь фальшивую, но. бесподобно красивую, а точнее — красочную киноблевотину все из той же Америки, — «Титаник».
7 апреля. Благовещение Пресвятой Богородицы.
Еще два года назад и для меня это был великий (не только в духовном смысле) праздник. В этот день по давней доброй традиции принято выпускать птиц на волю.
Весна на Полесье нынче ранняя. Вчера на улице Урицкого на высоко спиленном огромном тополе я видел аиста. Люди шли мимо, не обращая на него внимания. Он тоже не обращал внимания на людей. Мастерил жилье. Уже легко угадывались в вышине первые венцы гнезда. Что ж, место для жилья он выбрал куда как удобное: с одной стороны Пина и Припять с заливными лугами, с другой — железнодорожная ветка и сопровождающая ее пустошь. Здесь также есть чем поживиться аистам.
И не только им.
В тот же день, перед обедом я заходил к Н. Лавровичу на базу Горплодовощторга. Николай обратил мое внимание на ласточек: «Прилетели!» Ласточки, судя по его стихам, его любимые птицы.
Да, весна нынче ранняя. Рано прилетели и птицы. Большой косяк уток я наблюдал в небе над «железкой» еще 24 марта. Летел он с северо-запада в сторону Пины. Видимо, далее, в пойму Припяти.
Что ж, и в провинциальной жизни немало своих прелестей. Одна из них — наблюдать природу. В Москве я напрочь был лишен этого удовольствия. Может, потому и чувствовал себя угнетенно. Ведь чувство угнетенности меня преследовало в Москве постоянно.
Правда, и здесь чувство угнетенности меня почти не оставляет. Но причина его в другом: в затянувшемся безделии, в хроническом безденежье, в каком-то неразгибаемом обруче бессмыслицы, двусмысленности и даже. фальши и лжи.
8 апреля. Наконец-то добрался до книги Анатолия Кузнецова «Бабий яр». Издание уже постперестроечного периода, с предварительной статьей автора «К читателям». Сама же книга начинается сколь кратко, столь и оглушающе: «Все в этой книге правда».
Дочитал до главы «Футболисты «Динамо». Легенда и быль». Тут же вспомнил, как буквально неделей раньше Ю. Скороход читал мне в «Комсомолке» куски из интересного газетного материала о той истории с киевским «Стартом». Притом, «Комсомолка» дала действительно подкрепленную документами и фотографиями статью. У Кузнецова же, судя по изложению, глава романа написана по расхожим, тогда еще свежим слухам. А еще по всем известной советской легенде. И вообще, читая «Бабий яр», часто ловишь себя на мысли, а жил ли в оккупированном Киеве Кузнецов? И что, собственно, крамольного, тем более антисоветского, в его романе «Бабий яр»?..
