Джен Коруна - Год багульника. Осенняя луна
Бросив последнее слово, он замолк. Моав не шевелилась — лишь покачала головой и, снова опустив глаза, чуть слышно проговорила:
— Я не могу… Я должна быть с ним.
Что-то в ее движении и словах показалось Иштану странным. Он вздрогнул и пристально вгляделся в опущенное лицо. Догадка, точно молния, поразила его.
— Ты любишь его, Йонсаволь?!.. — точно не решаясь верить собственным словам, прошептал он.
Моав подняла глаза — ни до, ни после этой ночи Иштан никогда не видел такого взгляда. Некоторое время оба молчали; Иштану показалось, что это молчание длилось вечность.
— А если он не придет? — наконец, тихо спросил он. — Если он решит остаться в Сиэлл-Ахэль?
— Я верю в него! — с жаром воскликнула Моав. — Он придет!
Тишина снова повисла над поляной. Наконец, Иштан заговорил; ему казалось, что за эту ночь он повзрослел на много лет, навсегда покинув беззаботное детство…
— Хорошо, я отдам ему Полночную Молнию, если на то воля Эллар. И пусть богиня ведет его руку!
В следующий миг он нахмурился.
— Но почему ты не пришла в Рас-Сильван, а вызвала меня сюда?
— Отец не отпустил бы меня, — горестно ответила Моав, — ты же знаешь, какое у него виденье, он бы все сразу понял. К тому же…
— Что, к тому же?
— Ничего — просто не хочу ранить его лишний раз.
— Ладно, будь по-твоему.
Он медленно взял меч из рук Моав и накрыл тканью — таинственный свет погас, на поляну снова опустилась осенняя ночь. Иштан взглянул на сестру — в тусклом свете луны она выглядела совсем юной. Ему показалось, она хочет еще что-то сказать, но не решается.
— Я могу еще чем-нибудь тебе помочь, сестренка? — тихо спросил он.
Моав нерешительно подняла глаза.
— Да, есть еще одна вещь…
Она говорила так робко, что Иштан сразу понял — эта просьба для нее едва ли не важнее первой. Неужели сестра сомневается в том, что он выполнит любое ее поручение? Особенно теперь! Он чувствовал, что готов сейчас же умереть ради нее! Собравшись с силами, Моав проговорила:
— Я хочу, чтобы ты стал для него братом так же, как был для меня, чтобы ты помогал ему во всем, как помогал бы мне.
Иштан застыл, глядя на нее так, будто видел впервые. Он ожидал чего угодно, только не этого. Простить убийцу своей сестры, полюбить как брата, а если надо, пожертвовать ради него жизнью — Иштану казалось, что это выше его сил! Моав внимательно наблюдала за ним. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, оценивая.
— Если ты откажешься, я пойму тебя — ты не обязан этого делать, — поспешно сказала Моав.
Иштан жестом остановил ее — он принял решение.
— Я сделаю все, как ты хочешь, — в предрассветной тишине его голос звучал ясно и твердо. — Клянусь богиней!
Он поднес пальцы к губам в знак клятвы. Моав благодарно взглянула на него, но следом по ее бледному лицу пробежала судорога, словно от боли.
— И еще…
— Что еще? — тревожно спросил Иштан, беря ее за плечи.
— Еще я хотела попросить, чтобы ты все рассказал Кравою, — она с трудом перевела дыхание, — но лишь после того, как будет открыта Полночная Молния…
— Но это жестоко, Моави! Подумай, какую боль ты причинишь ему!
— Он имеет право знать!
Иштану не оставалось ничего иного, кроме как покориться — вздохнув, он коротко кивнул. Моав вдруг потупила глаза и добавила:
— И вот еще, возьми… Передашь это ему, хорошо?
Она подняла руки к шее, сняла медальон на цепочке и быстро вложила его в руку брата. Иштан снова кивнул.
— Только помни, ни слова ему о нашей встрече до того, как Нар-Исталь не найдет своего владельца! И никому ни слова, слышишь! Сигарт должен стать первым, кто узнает о возвращении Полночной Молнии. Ни отец, ни Кравой, лишь он один!
— Я все понял, — коротко ответил веллар.
Его юные глаза стали серьезными от осознания огромной ответственности, лежащей на нем, однако долго он не продержался — стоило ему лишь вспомнить, что он видит сестру в последний раз, как у него начинали дрожать губы. Он откашлялся, силясь побороть подступающие к горлу слезы, и неестественно громким голосом спросил:
— И куда ты теперь?
Эльфа опустила глаза.
— К нему… В Сиэлл-Ахэль.
Иштан уронил голову на грудь; слезы уже явно дрожали в его глазах.
— Я горжусь тем, что у меня такая сестра, — только и смог прошептать он.
Моав порывисто обняла его, спрятав голову у него на груди. Иштан шептал ей нежные слова, и нахлынувшие слезы застилали его всегда такие зоркие глаза. Остаток ночи они просидели рядом, наперебой вспоминая приключения своего далекого детства в Рас-Сильване: в преддверии близкой разлуки им хотелось говорить только о светлом и радостном. Вскоре небо стало синим, вместе с ним стало синим все вокруг, а затем начало светать.
Когда на небе погасли последние звезды, Иштан снова был в замке. Неслышно, как тень, он поднялся по лестнице, успешно миновал стражников. Узнав его, они, к счастью, не стали задавать вопросов, лишь проводили улыбками — у молодости есть много причин не ночевать дома… Дойдя до своей комнаты, Иштан осторожно толкнул дверь, вошел и так же осторожно прикрыл ее. Он развернулся, сделал шаг, намереваясь лечь в постель, и едва сдержал возглас удивления — на фоне окна, в полумраке стояла неподвижная фигура.
— Ан синтари Эллар, — раздался спокойный голос.
Юноша вздрогнул — отец! Как он теперь объяснит ему свое отсутствие?! Вспомнив о мече, он спрятал сверток за спину. В серых сумерках Лагд медленно подошел к сыну, так что тот смог рассмотреть его лицо — оно было так печально.
— Ты встречался с Моав? — просто спросил он.
Иштан потупил взор, его сердце заколотилось — откуда он только узнал! Поняв его удивление, Лагд поднял руку, в его пальцах было желтое перо.
— Оно лежало на полу…
Иштан судорожно вдохнул — в любом случае, он ничего не скажет. Пусть он гневается на него, пусть даже накажет — сестра запретила ему говорить о встрече! Лагд внимательно наблюдал за ним несколько мгновений, затем понимающе кивнул.
— Она взяла с тебя слово молчать, так?
Иштан густо покраснел и сделал едва заметное движение головой.
— Хорошо. Я не буду тебя ни о чем спрашивать, скажи мне лишь одно — она отправилась на север?
Иштан молчал.
— Это очень важно, — тихим, почти просящим голосом произнес старший веллар. — Ты даже не представляешь себе, насколько!
В комнате воцарилось напряженное молчание.
— Она едет в Сиэлл-Ахэль? — снова повторил свой вопрос Лагд.
Чуть не плача, Иштан опустил глаза, бледный подбородок дернулся к груди. В ответ раздался тяжелый вздох.
— Ложись спать, — тихо сказал Лагд — в его голосе слышалась огромная усталость. — Я скажу в храме Луны, что ты сегодня будешь позже.
Он подошел к сыну, поцеловал его в лоб и вышел, оставив одного. Иштан облегченно вздохнул и в эту же минуту почувствовал, как сильно он хочет спать. Через несколько минут он уже видел десятый сон в своей постели, а на дне его сундука лежал темный сверток, ожидающий своего часа.
Но князю Рас-Сильвана было не до сна — еще до восхода солнца он постучался в покои Кравоя. Заспанный краантль удивленно открыл дверь.
— Ан синтари Эллар, что-то случилось? — зевая, спросил он.
— Нам надо поговорить, — глухим голосом ответил Лагд. — Это важно.
Глава 20. О том, как сложно бывает уйти из гостей
Не прошло и пяти дней с этих событий, как маленькая лошадка ступила на западный берег Айлит-Ириля — как и обещала, старшая веллара Рас-Сильвана ехала в Сиэлл-Ахэль навстречу своей судьбе. Обманчивое осеннее потепление оказалось недолгим — вскоре небо снова обложило низкими свинцовыми тучами, ледяной дождь безо всякой жалости хлестал редких путников, осмелившихся покинуть теплые жилища. Озябшая и голодная, Моав решила переждать непогоду в невзрачном трактире, одиноко стоящем на перекрестке дорог. Отсюда до Сиэлл-Ахэль оставалось рукой подать, но силы эльфы были на исходе. Заведение оказалось не самым приятным — крыша в комнате протекала, постель оказалась сырой и холодной, но это было лучше, чем ночевать в чистом поле. Оставив лошадку на попечение хозяйки — молчаливой старой гномьи, и дав ей золотой для вдохновения, веллара поднялась в свою каморку и, не раздеваясь, уснула.
Во сне она тихо стонала и вздыхала, точно ей снился тяжелый сон. Возможно, ей грезилось далекое детство в Рас-Сильване, игры в замковом саду, лица близких. А может быть, ее путешествия по Риану — кто знает… Громко вскрикнув, эльфа вдруг проснулась — она сидела на холодной кровати, а по окнам упрямо стекали капли дождя, размывая грязь на стекле. Дождь шумел повсюду — по крыше, по стеклам, вокруг дома. Поплотнее завернувшись в одеяло, Моав поджала ноги к животу, чтобы было теплее.
Наутро картина не изменилась — из окна предстал все тот же тоскливый пейзаж. Не изменилась она и на следующий день — разве что дождь припустил еще сильнее, чем давеча. Пасмурное утро занималось тускло и безрадостно. Моав выпила на завтрак холодного молока и стала собираться в дорогу — погода погодой, а время не ждет… Упаковав сумку — хотя что там было паковать! — она отправилась проверить, как поживает ее верная лошадка. Покрепче запахнув куртку, Моав открыла дверь и вышла на улицу. Конюшня стояла отдельно от основного строения — чтобы попасть на нее, нужно было пересечь большой двор. Ветер стих — теперь дождь лился мерно, точно из опрокинутого ведра. Перепрыгивая через лужи, эльфа добралась до покосившегося сарая. Похоже, золотой возымел некоторое действие — ее подруга была накормлена и вычищена, а сбруя аккуратно висела на стене. Моав быстро оседлала кобылку и привязала к двери денника.
