Марк Твен - Приключения Тома Сойера (пер. Ильина)
— Ох, только не убивай ее! Не надо!
— Убивать? Разве я говорил что-нибудь об убийстве? Его я убил бы, будь он здесь, а ее не стану. Если хочешь отомстить женщине, не убивай ее — зачем? Просто изуродуй. Вырежь ей ноздри — отхвати уши, как свинье!
— Господи, да это ж…
— Держи свое мнение при себе! Целее будешь. Я привяжу ее к кровати. И если она помрет от потери крови, я тут буду не при чем. Помрет, не заплачу. А ты, приятель, поможешь мне — по старой дружбе, — для того я тебя и позвал, одному мне не справиться. Станешь вилять, убью. Ты понял? И если убью тебя, придется и ее убить, чтобы уж наверняка никто не узнал, чьих это рук дело.
— Ладно, раз надо, значит надо. Только давай покончим со всем поскорее, а то меня уже дрожь пробирает.
— Это сейчас, что ли? А гости? Ты смотри у меня, я ведь и неладное заподозрить могу, а тогда ты и минуты не проживешь. Нет, подождем, пока свет погаснет — спешить нам некуда.
Гек понял: сейчас наступит молчание, и будет оно еще пострашнее разговора об убийстве, а потому, затаив дыхание, опасливо отшагнул назад, осторожно и твердо опустив ступню на землю, затем перенес на нее свой вес, постоял на одной ноге, едва не упав, качнувшись в одну сторону, потом в другую. Еще один шаг, столь же опасливый и столь же рискованный; затем еще и еще — и тут под ступней его треснул сучок! Он вообще перестал дышать, прислушался. Ни звука — полная тишь. Гека наполнила безмерная благодарность. Теперь он развернулся на тропе, между двумя стенами сумаха — развернулся с такой осторожностью, точно был пароходом. И пошел по ней, торопливо, но осмотрительно. Дойдя до карьера, он решил, что здесь ему уже ничто не грозит, и побежал да так, что только пятки в темноте засверкали. Вниз и вниз несся он, пока не достиг дома валлийца. Гек заколотил в его дверь и вскоре из окон показались головы старика и его дюжих сыновей.
— Что за шум? Кто стучит? Чего надо?
— Впустите меня — скорее! Я вам все расскажу.
— Да кто ты таков?
— Гекльберри Финн — впустите меня!
— Ишь ты, Гекльберри Финн! Имя, я так понимаю, открывающее многие двери! Ладно, ребятки, впустите его, пусть расскажет, что у него стряслось.
— Только, пожалуйста, не говорите никому, что это я вам рассказал, — такими были первые слова влетевшего в дом Гека. — Пожалуйста, а то меня наверняка убьют, — но вдова не раз была добра ко мне, и я хочу сказать вам… и скажу, только пообещайте меня не выдавать.
— Клянусь небом, у него и вправду есть, что рассказать, иначе бы он так себя не вел! — воскликнул старик. — Ладно, выкладывай, никто из нас не выдаст тебя, паренек.
Спустя три минуты валлиец и его сыновья уже поднялись, вооруженные, в гору и вступили — на цыпочках, держа наготове оружие — на тропу в зарослях сумаха. Гек дальше за ними не пошел — спрятался за большим валуном и стал прислушиваться. Долгая, тревожная тишина, а следом вдруг выстрелы, крики.
Дожидаться, когда прояснятся подробности происходящего, Гек не стал. Он выскочил из-за валуна и во весь опор помчался вниз.
Глава XXX
Том и Бекки в пещере
В воскресенье утром, как только обозначились первые признаки рассвета, Гек едва ли не ощупью поднялся на гору и тихо постучал в дверь старого валлийца. Обитатели дома спали, однако события прошедшей ночи сделали сон их очень чутким, и потому из окна почти сразу донесся вопрос:
— Кто там?
Испуганный Гек негромко ответил:
— Пожалуйста, впустите меня. Это я, Гек Финн.
— Это имя способно открыть нашу дверь и ночью, и днем, паренек! — добро пожаловать!
То были странные для слуха мальчика-бродяжки слова, а последних двух он и вовсе ни разу не слышал. Дверь тут же отворилась, Гек вошел в дом, его усадили за стол, валлиец и рослые сыновья старика торопливо оделись.
— Ну, мой мальчик, надеюсь, ты здоров и голоден, потому что завтрак будет готов к восходу солнца и завтрак горячий, с пылу с жару, на этот счет не беспокойся. Мы с мальчиками надеялись, что ты появишься еще ночью.
— Я перепугался до жути, — сказал Гек, — вот и удрал. Как пальба началась, побежал и три мили остановиться не мог. К вам я пришел, потому что уж больно хочется узнать, как все было, — пришел бы и ночью, да боялся столкнуться с теми дьяволами, даже если они уже мертвые.
— Да, бедолага, судя по твоему виду, ночь ты провел невеселую, — ну ничего, после завтрака мы тебя спать уложим. Нет, паренек, они не мертвые — и нас это сильно огорчает. Понимаешь, мы ведь знали, где их можно схватить, ты хорошо все описал, ну и подкрались к ним футов уж на пятнадцать — темно на этой тропинке в кустах было, как в погребе, — и тут, вдруг чувствую: сейчас чихну. Повезло, что называется! Я уж и так старался сдержаться и этак, да куда там — чих, он, если запросился наружу, так своего добьется! А я шел впереди, пистолет наготове держал и, как только чихнул, слышу — кусты зашуршали, это они, мерзавцы, с тропы удирают. Ну я и крикнул: «Огонь, мальчики!» и выстрелил на шорох. И мальчики тоже. Да только эти прохвосты оказались быстры на ногу, — понеслись они по лесу вниз, а мы за ними. Думаю, так мы в них и не попали. Они тоже, удирая, пальнули по разу, однако их пули просвистели мимо без всякого для нас вреда. Ну, а как топота их слышно не стало, мы прекратили погоню, спустились вниз, подняли констеблей. Они собрали отряд, берег реки охранять, а когда рассветет, шериф собирается со своей командой лес прочесывать. И мои мальчики с ними пойдут. Жаль вот, описания негодяев у нас никакого нет, оно бы здорово помогло. Ну да ведь ты их в темноте разглядеть не мог, верно?
— Еще как разглядел, я же их в городе заметил и пошел за ними.
— Отлично! Тогда опиши их — опиши их, мой мальчик!
— Один — старый глухонемой испанец, который уже заходил пару раз в город, а другой — оборванец, с гнусной такой рожей…
— Этого хватит, паренек, мы их знаем! Я сам на них пару дней назад в лесу за домом вдовы натолкнулся, и они сразу же смылись. Бегите-ка, ребятки, расскажите все шерифу — а уж завтракать завтра будете!
Сыновья валлийца немедля собрались в дорогу. Когда они покидали дом, Гек вскочил на ноги воскликнул:
— Только не говорите никому, что это я их выдал! Пожалуйста!
— Как скажешь, Гек, но ведь тебя бы за это только похвалили.
— Ох, нет, нет, не говорите!
Когда молодые люди ушли, старик сказал:
— Они будут молчать — и я тоже. Но почему тебе так не хочется, чтобы о тебе узнали?
На скорую руку Гек смог придумать только одно объяснение — он, дескать, много чего знает об одном из этих людей и ему не хочется, чтобы тот узнал, что он про него знает, потому что тогда он его, Гека, непременно убьет.
Старик снова пообещал сохранить все в тайне, а затем спросил:
— Так почему же ты стал следить за ними, а, паренек? Они что, подозрительными тебе показались?
Гек помолчал немного, придумывая ответ поглаже. И наконец, сказал:
— Ну, понимаете, жизнь у меня трудная — по крайности, многие так говорят, сам-то я против нее ничего не имею, — вот я иногда и не могу заснуть, все думаю о ней да о том, как бы мне ее изменить. И этой ночью я тоже заснуть не мог, ну и вышел около полуночи по улицам погулять, вертел все в голове и так, и сяк, а как дошел до развалин старой лавки, которые за постоялым двором Общества трезвости, то прислонился к ее стене, чтобы еще разок все обмозговать. Ну вот, и тут эти двое проходят мимо меня и под мышками что-то несут, — я решил, что краденое. Один из них курил, второй попросил у него огоньку, так что они остановились прямо против меня, сигары у них разгорелись, и вижу: тот, что повыше, это глухонемой испанец с белыми баками и повязкой на глазу, а второй — злющий такой, весь в лохмотьях…
— Так это ты при свете сигар лохмотья-то разглядел?
Вопрос заставил Гека запнуться. Он помолчал и сказал:
— Не знаю… вроде так выходит.
— А после они пошли дальше и ты…
— Ну да, пошел за ними. Так получилось. Хотел выяснить, что они задумали — уж больно воровато они крались. Они и дошли до поместья вдовы, а там остановились, и я услышал, как оборванец стал просить за нее, а испанец клясться, что он ее изуродует — про это я вам уже рассказывал…
— Что? Так все это глухонемой говорил!?
Да, Гек сделал еще одну ужасную ошибку! Он так старался не дать старику ни малейшего намека на то, кто такой, на самом деле, испанец, однако язык его, казалось, был полон решимости навлечь на Гека беду, как бы он ни старался от нее отвертеться. Гек предпринял несколько попыток выбраться из западни, в которую сам же себя и загнал, но старик не сводил с него глаз, и он совершал промах за промахом. В конце концов, валлиец сказал:
— Не бойся ты меня так, мой мальчик. Да я и волоска на твоей голове не трону, ни за что на свете. Нет, я буду защищать тебя — буду! Испанец никакой не глухонемой, ты сам об этом проговорился — ну так, скажи мне больше. Ты же что-то знаешь о нем, только говорить не хочешь. Доверься мне — расскажи, что знаешь, и верь — я тебя не выдам.
