Марк Твен - Приключения Тома Сойера (пер. Ильина)
— Да ерунда! Мама твоя ничего не узнает, кому от этого плохо-то будет? Ей же только одно нужно, — чтобы с тобой дурного ничего не случилось, а так, она бы и сама тебе это предложила, если б додумалась. Точно говорю!
Замечательное гостеприимство вдовы Дуглас было и впрямь приманкой весьма искусительной. И в конце концов, оно вкупе с уговорами Тома взяло верх над сомнениями девочки. Другим детям они о своих планах на ночь решили не говорить. Правда, Тому пришло было в голову, что Гек может прийти к нему именно этой ночью и подать долгожданный сигнал. Мысль эта несколько омрачила его радостные предвкушения. И все же, заночевать у вдовы Дуглас — это будет так здорово! Да и с какой стати должен он отказываться от этого удовольствия? — спросил себя Том. В последнюю ночь Гек не появился, так почему он должен непременно прийти в следующую? Сокровище сокровищем, но оно пока еще вилами на воде писано, не лишаться же ради него приятного вечера. И Том — мальчик, он и есть мальчик — решил уступить искушению более сильному и о ларце с деньгами в этот день больше не думать.
Спустившись по реке на три мили, пароходик пристал у лесистой лощины. Пассажиры высыпали на берег и вскоре лесные дали и скалистые утесы огласились криками и смехом. Разбежавшиеся по лесу дети перепробовали все игры, позволявшие им выбиться из сил и посильнее распариться, а затем, вооруженные основательным аппетитом, возвратились к месту высадки и приступили к истреблению провизии. Покончив с ней, они отдохнули немного, разговаривая в тени раскидистых дубов. И наконец, кто-то воскликнул:
— А ну, кто в пещеру пойдет?
На этот призыв откликнулись все. Из корзин извлекли связки свечей, дети гурьбой побежали в гору. Вход в пещеру, напоминавший очертаниями букву «А», находился в самой середине горного склона. Вход закрывала массивная дубовая дверь — впрочем, не запертая. За дверью находилась маленькая зала, студеная, как погреб, с возведенными Природой из крепкого известняка стенами, покрытыми каплями холодной испарины. Всякого, кто стоял здесь в сумраке, глядя на зеленую, залитую солнечным светом долину, охватывали чувства самые романтические, ощущение некой тайны. Впрочем, ощущение это быстро покинуло детей и началась обычная шумная возня. Стоило кому-то зажечь свечу, как на него набрасывалась целая ватага, начиналась борьба, хозяин свечи отважно защищал ее, но скоро она летела на пол и гасла, и дети радостно хохотали, и кто-то из них зажигал еще одну свечу, и все начиналось заново. Впрочем, всему на свете приходит конец. И вскоре целая процессия двинулась по главной галерее пещеры, и мерцающее пламя свечей тускло озарило его высокие стены, смыкавшиеся футах в шестнадцати над головами детей. Этот главный проход имел в ширину не более восьми-десяти футов. Через каждые несколько шагов от него уходили в обе стороны другие высокие, еще более узкие коридоры — пещера Мак-Дугала представляла собой гигантский лабиринт извилистых путей, сходившихся, расходившихся и никуда, в сущности, не ведших. Говорили, что по этой паутине расщелин и трещин можно блуждать сутками напролет, так никогда и не добравшись до конца пещеры, что можно спускаться по ней вниз, вниз и еще вниз, чуть ли ни к центру земли, и там будет то же самое — лабиринт за лабиринтом, нескончаемые. Не было в городке человека, который «знал» бы пещеру. Да его и быть не могло. Дети в большинстве своем знали какую-то ее часть, а покидать пределы этой изученной части никто из них не решался. И познания Тома Сойера мало чем отличались от познаний прочих детей.
Процессия прошла по главному коридору примерно три четверти мили, а затем небольшие компании или просто парочки начали уклоняться в мрачные боковые проходы и бегать по ним, и пугать друг дружку, внезапно выскакивая на их перекрестки. Там можно было бродить по полчаса, никого не встретив, но и не выйдя за пределы «известной» части пещеры.
Постепенно одна компания детей за другой возвращалась к выходу — все они запыхались, всем было весело, всех покрывали с головы до пят капли свечного сала и разводы глины: в общем, день удался на славу. Покинув пещеру, дети с изумлением обнаружили, что совсем забыли счет времени, что близится ночь. На пароходике уже полчаса как бил, призывая их, колокол. Что же, и такое завершение дневных приключений выглядело романтическим, и потому более чем удовлетворительным. И когда пароходик с его веселыми пассажирами вышел на середину реки, никто на его борту нисколько не жалел о потерянном времени — кроме капитана, конечно.
Когда огни пароходика проследовали мимо пристани, Гек уже стоял на посту. Никакого шума до него с пароходика не долетело — уставшие до полусмерти дети притихли. Гек погадал, что это за посудина и почему она не подошла к пристани, а затем выбросил ее из головы — у него и так было чем заняться. Ночь обещала выдаться облачной, темной. Десять часов — шум повозок на улицах стих, там и сям замерцали разрозненные огоньки, редкие прохожие исчезли, оставив маленького часового наедине с тишиной и призраками. Одиннадцать — на постоялом дворе погасили огни и городок погрузился в совершенный мрак. Гек ждал и ждал, долгое, как ему казалось время, но ничего не происходило. Сомнения одолевали его. Что толку ждать? Нет, ну, правда, — что? Может, махнуть на все рукой и завалиться спать?
И тут до его ушей донесся некий звук. Гек мгновенно насторожился. В проулке тихо затворилась дверь. Гек метнулся к углу разрушенной лавки. Миг спустя мимо него прошли двое мужчин и один, похоже, нес что-то под мышкой. Ну, наверняка же ларец! Значит, они надумали куда-то переташить его! Сбегать за Томом? Да нет, глупо — они уйдут с ларцом и ищи их потом, свищи. Нет уж, нужно идти за ними, благо темень стоит такая, что они нипочем его не заметят. И Гек, посовещавшись сам с собой, тронулся — босой и тихий, как кот, — следом за двумя мужчинами, стараясь держаться от них на таком расстоянии, чтобы они оставались лишь еле видимыми.
Мужчины прошли три квартала по улице, которая тянулась вдоль реки, повернули на перекрестке налево, пошли прямо, пока не достигли поднимавшейся на Кардиффскую гору дороги, свернули на нее. Миновали, не помедлив, стоявший на середине пути к вершине дом старика-валлийца. Ладно, подумал Гек, это они к старому карьеру идут, там ларец и закопают. Однако они миновали и карьер, продолжая подниматься к вершине горы. А после вдруг поворотили на узкую, вившуюся в высоких зарослях сумаха тропинку и растворились в темноте. Гек решил сократить расстояние между собой и ними — увидеть его в такой темноте они все равно не смогут. Некоторое время он бежал трусцой, потом замедлил бег, испугавшись, что передвигается слишком быстро, прошел еще немного и остановился, прислушиваясь: ни звука, ни единого, если не считать шума, с которым билось его сердце. С горы долетело уханье совы — зловещее! А вот шагов он впереди никаких не слышал. Господи, все пропало! Гек совсем уж было решил рвануть что есть мочи вперед, но тут кто-то кашлянул — и всего в четырех футах от него! Сердце Гека подскочило к самому горлу и мальчик, хоть и с трудом, но все же проглотил его. Он стоял на месте, трясясь так, точно на него напала не одна лихорадка, а сразу дюжина их, ноги его подгибались, он не сомневался, что сейчас повалится наземь. Гек уже понял, где находится — в пяти шагах от забора, за которым начинались владения вдовы Дуглас. Вот и хорошо, думал Гек, пусть они здесь ларец и зароют — проще будет искать.
И тут послышался голос — негромкий — голос Индейца Джо:
— Черт бы ее побрал, она, похоже, гостей принимает — время позднее, а в доме свет горит.
— Я что-то не вижу.
Это был голос незнакомца — незнакомца из дома с привидениями. Гека пробрала холодная дрожь — так вот, значит, кому собирались они «отомстить»! Беги, подумал он. И тут же вспомнил, что вдова Дуглас была добра к нему, и далеко не один раз, а эти двое, быть может, собираются убить ее. Он и хотел бы, чтобы ему хватило храбрости предупредить вдову, да знал — не хватит, тем более, что они могут застать его в доме и сцапать. Все это промелькнуло в голове Гека между словами незнакомца и ответом Индейца Джо на них:
— Это тебе куст застит. Сдвинься немного в сторону — ну, теперь видишь?
— Да, похоже, у нее и впрямь гости. Давай лучше бросим эту затею.
— Бросить и навсегда покинуть страну? Бросить и, может быть, упустить единственный случай? Я уже говорил тебе, повторю еще раз. Мне ее барахло не нужно, можешь забрать его себе. Но ее муж оскорблял меня — и не один раз, — это он был мировым судьей, который посадил меня за бродяжничество. Мало того! Я тебе еще и миллионной части не рассказал! Он добился того, что меня выпороли — выпороли перед тюрьмой, как какого-нибудь ниггера, на глазах у всего города! Выпороли! — понимаешь? Ладно, он меня обхитрил — взял да и помер. Но уж с ней-то я поквитаюсь.
