Рене Карлино - Пока мы не стали незнакомцами
— Из-за того, как ты ставил ее на пьедестал, как говорил о ней, словно она была той единственной.
Я наклонился вперед.
— Ты чего-то недоговариваешь. Когда ты врешь, ты всегда делаешь эту странную фишку с бровью.
— Что за странную фишку с бровью?
— Ты изгибаешь одну бровь как безумец. Без понятия, как ты это делаешь. Это похоже на жутковатую судорогу.
Она уверенно подняла руку к своим бровям.
— Ничего такого, чего бы ты уже не знал. То есть, мы тогда были так заняты.
— О чем ты говоришь?
Элизабет оглядывала комнату, будто искала экстренный выход. Бросив взгляд на свою переоцененную обувь, она заговорила:
— Грейс однажды звонила и оставила сообщение… и просто…
Я резко встал.
— Что ты сказала, Элизабет? — Я и не подозревал, что закричал, пока не услышал гробовую тишину. Я ощущал устремленные на нас взгляды коллег со всех концов офиса.
— Тихо, Мэтт! — она подошла ближе. — Позволь объяснить. Мы тогда были в Южной Африке. — Она скрестила руки и понизила голос. — Мы с тобой уже спали тогда. Я понятия не имела, зачем она звонила.
Я начал в голове просчитывать время. Должно быть, это произошло примерно через два года после нашей последней встречи с Грейс. После того, как она исчезла.
— Что она сказала? — спросил я медленно.
— Не помню. Это было так давно. Она была в Европе или где там. Она хотела поговорить с тобой и узнать, как у тебя дела. Она оставила адрес.
Каждый нерв в моем теле был напряжен до предела.
— Что ты сделала, Элизабет?
— Ничего.
Она вела себя очень странно. Так, словно до сих пор не раскрыла всей правды.
— Просто скажи, что ты сделала.
Она вздрогнула.
— Я написала ей письмо.
— Ты не…
— Я была влюблена в тебя, Мэтт. Я написала ей, но была добра. Сказала, что ты живешь дальше, что она часть твоего прошлого, но что я желаю ей всего наилучшего.
В моих глазах плескалась ярость.
— Что еще ты сделала? Ради всего святого, Элизабет, я на грани стать причиной громких заголовков, а я не жестокий человек. Ты это знаешь.
Она начала плакать.
— Я была влюблена в тебя, — повторила она.
Я был ошеломлен. Я всегда думал, что Грейс сбежала. Что не оставила мне ни записки, ни адреса, ни номера телефона. Я был опустошен, поверив, что именно я был брошен.
— Если ты была влюблена в меня, почему не дала выбрать мне?
Подошел Брэд, встав за ее спиной, и крепко обнял Элизабет.
— Что происходит? Что ты ей сказал? Она беременна, мужик, что с тобой не так?
На сердце становилось все тяжелее.
— Уйдите. Оба.
Элизабет развернулась в руках Брэда и продолжила плакать, но уже у него на груди. Брэд глянул на меня и увел ее подальше, качая головой, будто говоря, что это я совершил нечто ужасное.
С тех пор, как увидел Грейс в метро, я проигрывал все, что было с нами пятнадцать лет назад. Насколько типичным казался наш последний разговор, случившийся за шесть недель до момента, когда я должен был прилететь домой, обратно в ее объятия, к той рутине, что мы обрисовывали для себя на протяжении того райского года.
После работы я забрал катушку с пленкой, которую отдавал ранее. Была пятница и мне не оставалось ничего лучше, чем отправится в почти пустой лофт и переварить новость, что много лет тому назад Грейс пыталась связаться со мной. Я уселся на диван у окна от пола до потолка и устремил взгляд на улицы.
Рядом со мной, на конце стола, стояла маленькая лампа, на коленях мостилась пачка проявленных фотографий. Первые три были размытыми, но четвертая застала меня врасплох. На ней были мы с Грейс в пижамах, а за нашими спинами размытый дорожный трафик. Наши лица не в фокусе, но было видно, что мы смотрим друг на друга. Той ночью мы ужинали в Бруклине.
На остальных фотографиях была Грейс: она в комнате отдыха, в парке, она же спящая в моей постели, и Грейс, танцующая в общежитии. Везде была она, заснятая в цвете.
Я клал каждое фото на кофейный столик и смотрел на них, думая о прошлом, освобождая все воспоминания о ней. Говорил ли я ей, что любил ее? Знал ли я, что любил ее? Что же случилось?
Была половина девятого, а я не ел весь день. Мне было плохо, я чувствовал себя отвратительно из-за того, что сделали мы с Элизабет. Сразу стало ясно, почему Грейс по телефону была такой сдержанной. Она просто пыталась поддерживать со мной связь.
Я вскочил, сел за компьютер и вбил номер телефона в поисковую строку. Нашлось имя Г. Портер на Вест-Бродвее. Она была замужем? Несмотря на то, что и я был женат, реальность ранила. Я загуглил «Грейс Портер музыкант Нью-Йорк» и обнаружил ссылку на старшую школу, где она преподавала. Я открыл еще несколько ссылок и нашел информацию о том, что ее отделение этим вечером давало специальный концерт в гимнастическом зале, но начался он еще час назад.
Даже не глядя в зеркало, я помчался к двери. Нельзя, чтобы все закончилось на неловком телефонном разговоре.
Добравшись до старшей школы, я помчался по лестнице к входу, перепрыгивая ступеньки. Я слышал аплодисменты и молился, чтобы не было слишком поздно. У двойных дверей никого не было, так что я зашел внутрь и встал позади, взглядом сканируя помещение в поисках Грейс, но увидел только четыре стула в дальнем конце гимнастического зала, три из которых были заняты, а один — пустой. Толпа затихла, когда мужчина поднялся на подиум, установленный недалеко от неполного квартета.
— У мисс Портер есть кое-что особенное, чем она хотела бы поделиться с вами. — Это было бы идеальное время, если бы не опоздание на пятнадцать лет. — Это истинное удовольствие и очень редкое выступление, так что давайте возьмемся за руки ради нашего талантливого квартета.
Грейс поднялась на подиум, и у меня сбилось дыхание. Все, за что я любил ее все эти годы, никуда не делось: ее уникальная манерность, ее неосведомленность о своей красоте, ее длинные светлые волосы, закинутые на одно плечо, ее полные, естественного розового оттенка губы. Даже на расстоянии я видел ее пронзительные зеленые глаза. С головы до кончиков пальцев она была одета в черное: свитер с высоким воротником и штаны, так контрастировавшие с ее белой кожей и сверкающими волосами.
Она постучала по микрофону и улыбнулась, когда звук стука эхом разнесся по залу, отлетая от стен.
— Простите. — Затем раздалось хихиканье. Боже, как я соскучился по этому звуку. — Спасибо всем, что пришли. Обычно я не выступаю с учениками, но у нас есть кое-что особенное. Наши первая и вторая скрипки, Лидия и Кара, и первая виолончель Келси на следующих выходных будут выступать с Нью-Йоркским филармоническим оркестром. — Толпа разразилась поздравлениями и свистом. Грейс оглянулась на трех улыбавшихся ей девушек, державшихся за свои инструменты. — Я горжусь ими, и сегодня вечером хочу присоединиться к ним, исполнив «Viva la vida» (Прим. пер.: буквально «Да здравствует Жизнь!») группы Coldplay. Надеюсь, вам понравится.
Все та же моя современная девочка.
Грейс прошла к дальнему стулу справа и устроила виолончель между ног. С опущенной головой она начала отсчет. Она всегда играла для себя, и, судя по тому, что я наблюдал сейчас, ничего не изменилось. Мне не нужно было видеть ее глаза, чтобы знать, что они закрыты, как было всегда, когда она играла у окна в нашем старом общежитии.
Когда звуки заполнили гимнастический зал, я не сводил с Грейс восторженного взгляда. В конце, перед последним движением смычка, она посмотрела в потолок и улыбнулась. Люди сошли с ума, помещение взорвалось оглушительными аплодисментами.
Я ждал весь концерт, голодный, уставший, и размышлявший, не было ли все это напрасно. Толпа разошлась чуть позже половины одиннадцатого, а я все ждал, не упуская Грейс из поля зрения. Наконец она направилась к двойным дверям, где все это время стоял я. Когда наши взгляды встретились, я понял, что она знала о моем присутствии. Грейс целенаправленно шла ко мне.
— Привет. — Ее голос был мягким и дружелюбным, слава богу.
— Привет. Выступление было потрясающим.
— Да, эти девочки… они очень талантливы.
— Нет, ты… ты такая… ты играла так, — я сглотнул, — великолепно. — Я нес чепуху.
Она улыбнулась, но оценивала меня глазами.
— Спасибо.
— Я знаю, уже поздно, но… может, ты бы хотела выпить? — Она начала отвечать, но я ее перебил. — Я знаю, телефонный разговор был неловким. Просто хотелось поговорить с тобой лично. Чтобы… — я взмахнул руками, — прояснить ситуацию.
— Прояснить ситуацию? — Она пробовала слова на вкус.
— Ладно, пообщаться. Но все же, думаю, и прояснить ситуацию.
— Прошло пятнадцать лет, Мэтт, — она засмеялась. — Не знаю даже, возможно ли «прояснение ситуации».
— Грейс, послушай, думаю, произошли некоторые события, о которых я вовремя не был осведомлен, и…
— За углом есть небольшая забегаловка. Но я не могу засиживаться допоздна. У меня есть дела на утро.
