Семен Кирсанов - Собрание сочинений. Т. 3. Гражданская лирика и поэмы
День сменяется днем, год сменяется новым. Жизнью продолжен, я должен незримо стоять правофланговым. Уходят бойцы, другие встают. А имя мое узнают. Место дают. Вечером, в час опроса, сержант обязан прочесть: «Матросов!» И ответить обязаны: «Есть! Погиб за отчизну…» Но — есть!
Так! Выкликай, сержант русоголовый!
Вся рота у казармы во дворе.
Несменный рядовой правофланговый,
я должен в строй являться на заре.
Теперь, когда живым я признан всеми,
могу в свободные от службы дни
входить и в общежития и в семьи
и говорить о будущем с людьми.
Но я не призрак. Вы меня не бойтесь.
Я ваша мысль. Я образ ваших лиц.
Я возвращаюсь, как бессмертный отблеск
всех, бившихся у вражеских бойниц.
Забудем о печальном и гнетущем,
о смерти, о разлуке роковой, —
сейчас о настоящем и грядущем
вам скажет ваш товарищ рядовой.
Товарищи! Вы не простые люди,
вы мир не простодушьем потрясли, —
в воде траншей, в неистовстве орудий
вы на голову век переросли.
Железный век, губивший человека,
изгнали вы из сердца своего,
вы — люди Человеческого века,
вы — первые строители его!
Достойны вы домов больших и новых,
прямых аллей с рядами тополей,
просторных спален, золотых столовых,
прохлады льна и жара соболей.
Все вам пристало — и цветы живые,
и просто в жизнь влюбленные стихи,
и утренние платья кружевные,
и дышащие свежестью духи.
Вы сможете все россыпи Урала
в оправы драгоценные вложить,
вы все протоны атомов урана
себе, себе заставите служить!
Вам жажды счастья нечего бояться,
не бедность проповедуется здесь!
Наш коммунизм задуман как богатство,
как всем живым доступный мир чудес.
Вы этот мир осуществите сами!
Чертеж на стол! В дорогу, циркуля!
Вперед к нему — широкими шагами,
вперед, геликоптерами крыля!
От хмурых туч освобождайте солнце
и приходите требовать к судьбе —
то счастье жить, что смертью комсомольцев
вы в битвах заработали себе!
Помните: чтобы жить
еще светлей,
главное — дорожить
землей своей.
Главное — уберечь
жизни смысл,
нашу прямую речь,
нашу мысль.
Чистый родник идей,
где видны
лучшие всех людей
сны и дни.
Если страна жива —
живы мы!
В травах, как острова,
стоят холмы.
Смех молодых ребят
в мастерских,
там, где сверлят, долбят
сталь и стих…
Сосны как кружева,
майский свет.
Если страна жива —
смерти нет!
Сегодня прибраны чисто казармы, и хвоей украсили койку мою. В роте празднуют день нашей Армии. Многие были со мною в бою. Помнят — с ними служил Саша Матросов. И так замечательно пел. А воздух сегодня золот и розов, и снег удивительно бел. Мой автомат почищен и смазан, защитный чехол аккуратно завязан. Висит на гвозде солдатская каска. Не выдумка это, не сказка. Так оно точно и есть. Порядки военные строги! Так, чтобы если тревожная весть, — быстро одеться и встать по тревоге. Все наготове встретить беду. И место мое не пустует в ряду…
Здесь, на границе, с автоматом, в каске,
как часовой на вверенном посту,
я вслушиваюсь в гул заокеанский,
я всматриваюсь в даль и в высоту.
Прислушайтесь, товарищи, к совету:
не потеряйте зоркости во мгле!
Нет! Разглядите издали комету,
грозящую приблизиться к Земле.
Кометчики над картой полушарья
склонились группой сумрачных теней,
руками растопыренными шаря,
карандашами черкая по ней.
Мой враг опять уселся в кресло плотно,
и новый чек подписывает он
под треск и визг сумятицы фокстротной.
«Война!» — он говорит в свой диктофон.
Горящими крестами ку-клукс-клана
он жаждет наши озарить холмы
и ставит стрелы гангстерского плана
там, где свой дом отвоевали мы…
Донецких недр горючие глубины,
азовской солью пахнущий Ростов,
днепровские могучие турбины,
пунктирный ряд Курильских островов;
Памир, еще не понятый и дикий,
Алтая неизмятую траву,
Узбекистана чистые арыки
и сердце мира — Красную Москву;
и солнце в ослепительном зените,
и тишину священнейших могил —
все, что имеем, — грудью заслоните,
как я своей однажды заслонил!
Я не даю совета: грудью голой.
Во имя жизни это сделал я!
Вы ж выдумайте твердый и тяжелый,
надежный щит советского литья.
Прикройте землю броневою толщей,
ее мы будем плавить и ковать!
Хочу, чтоб вам не приходилось больше
телами амбразуры закрывать.
Скоро у вас, живых,
стянутся раны.
Осуществите вы
партии планы.
Будете продолжать
путь, что война прервала,
красные водружать
флаги на перевалах.
Будет у вас жизнь
необычайной!
Сблизят глаза линз
с звездною тайной.
Войны уйдут вдаль,
в древние мифы.
Кончатся навсегда
гриппы и тифы.
Что вам года, что,
времени пристань?
Будете жить — сто,
двести и триста!
Ночи и дни встречать
юношескими глазами,
дождь или снег включать
и выключать сами.
Будет светлеть мир
после пожарищ!
Будет расти вширь
слово «товарищ!».
Будете создавать
новую сушу,
творчеству отдавать
смелую душу!
И глубиной глаз,
рифмой поэта —
будете помнить нас,
живших для этого!
Какое глубокое, чистое небо! Ясная, нежная голубизна! Высоких-высоких домов белизна! Из булочных валит запахом хлеба. Читальни наполнены шелестом книг. Там, среди них, мой дневник. И так обещающи строфы про счастье! Но — надо прощаться… День только-только возник… Товарищи! Мир еще на рассвете. Сколько дела на свете! Сколько надо земли перерыть, сколько морей переплыть! Сколько забот новичкам в комсомоле: перелистать все тома, на ямах воронок поставить дома, разминировать полностью каждое поле! Сколько работы в жизни, на воле! Сеять, жать, столярить, слесарить, ледоколами взламывать лед, арбузы растить в полярной теплице, ракетами взвиться в сиренево-синий полет. Все разгадать в Менделеевской таблице. Уйма работы везде, кипучей и трудной: уран замесить на тяжелой воде, застроить домами степи и тундры. Равнины лесами одеть. Вытопить мерзлые грунты. Засыпать в амбары горы зерна. И выковать Родине щит неприступный — в миллионы тонн чугуна!.. На вас я надеюсь. Можете. Справитесь. Исполните все на «ять»! Подтянете к пристаням флот паутиною тросов. Эх! Как бы хотел комсомолец Матросов с вами в одной бригаде стоять!
Смиряется и тихнет бурный ветер,
теплеет мирный человечий кров.
Все к лучшему, я думаю, на свете,
здесь, на планете, в лучшем из миров.
В пещерный век, в эпоху льдин и ливней,
беспомощных, неоперенных, нас
мохнатый мамонт подымал на бивне
и хоботом неукрощенным тряс.
Жилища мы плели, перевивая
тугие стебли высохших лиан,
и гнезда наши, хижины на сваях,
срывал неумолимый ураган.
Но человек не сдался. Вырос. Выжил.
Отпрянул зверь, и устрашился гад.
И мы из тьмы шатающихся хижин
пришли под своды гордых колоннад.
И тигры, что в тропической засаде
высматривали нас из-за ветвей,
теперь из клетки в пестром зоосаде,
мурлыча басом, веселят детей.
Столетия мы были крепостными,
на рудники нужда ссылала нас.
В жаре литейных, в паровозном дыме,
в глубинах шахт мы сплачивались в класс.
Нас на кострах сжигали, гнали в ссылку,
ковали в цепи, каторгой моря,
но слабую подпольную коптилку
раздули мы в пыланье Октября.
Нас рвал колючей проволокой Гиммлер
и землю с нашей смешивал золой —
но человек не сдался, он не вымер,
он встал над отвоеванной землей.
Он бьет киркой по толще каменистой
грядущим поколениям в пример,
и, самый молодой из коммунистов,
«К борьбе готов!» — клянется пионер.
И жизнь-борьба нам предстоит большая
за самый светлый замысел людской,
и мы приходим, к жизни обращая
глаза, не помутненные тоской.
Какая б тяжесть ни легла на плечи,
какая б пуля в ребра ни впилась —
вся наша мысль о счастье человечьем,
о теплоте товарищеских глаз.
Когда вам было страшно и тревожно
и вы прижались к холоду земли,
я говорил вам строго: «Нужно! Должно!» —
и вы вперед моей тропой ползли.
Мое в атаках вспомнится вам имя,
и в грозный час, в последнюю пургу
вы кровь свою смешаете с моими
кровинками на тающем снегу.
Так я живу. Так подымаюсь к вам я.
Так возникаю из живой строфы.
Так становлюсь под полковое знамя —
простой советский мальчик из Уфы.
МАКАР МАЗАЙ
