Шанора Уильямс - Остерегайся
— Он, как и я, знает, что ты ищешь Питера. Так как насчет того, чтобы ты позвонила ему, сказала, где находишься, и приехала домой? Ты не найдешь Питера.
— Что, чёрт возьми, ты делаешь, Эйс? — Я шиплю в трубку.
— Ничего. Пока.
Кажется, я могу увидеть его ухмылку.
— Если ты сделаешь ему больно...
— То что, Лондон? Что ты сделаешь? Ты ничего не можешь. — Его голос злой. — Радуйся, что я пообещал не убивать его.
— Причинять ему боль, все равно, что убить его. Я уверена, ты не будешь с ним мягким.
Эйс молчит.
Я вздыхаю. Рыжая девушка хмуро смотрит на меня.
— Я просто хотела поговорить с ним. Я хотела узнать, что он... что он знает.
— Обо мне, не так ли?
— Н-нет, о Джоне.
— Ложь. Ты хотела узнать обо мне. Какое я чудовище и лжец, жадный до денег ублюдок, да?
— Это не то, о чем я хотела поговорить с ним, — бормочу я.
— Потому что ты не доверяешь мне? — продолжает он. — Ты же призналась в этом прошлой ночью.
Я тяжело сглатываю и молчу.
— Как я уже говорил, — вздыхает он, — я ничего не ожидаю от тебя. И это хорошо. А теперь звони Геррику и возвращайся, или я сам приеду за тобой.
Невероятно. Питер уже у него. И никто не знает, что с ним будет. И что он скажет.
Я даже не знаю, сдержит ли Эйс свое слово не убивать его. Никогда нельзя быть уверенным, когда это касается Эйса Кроу. Он непредсказуем.
И из-за его непредсказуемости я знаю, что лучше позвонить Геррику и ехать домой. Я ничего не могу сделать сейчас. Но я пыталась. Я хотела, чтобы он смягчился, и, думаю, у меня это совсем немного получилось, потому что он сказал, что не будет убивать, но... Я не уверена, что могу доверять ему на все сто.
Кажется, я сделала только хуже.
***
Следующее утро начинается паршиво. Я практически не спала, безрезультатно пытаясь всю ночь дозвониться до Эйса. Я не знаю, как там Питер, жив он или нет. Мне тошно, потому что я виновата. Если бы я не оставила визитку на виду, Эйс не заметил бы ее. И Питер, вероятно, был бы в безопасности.
Вчера, могу точно сказать, Геррик разозлился, что я убежала от него. Когда я спросила, может ли он взять для меня ванильное мороженое с фруктами и шоколадом, он отказался.
— Надо было есть, пока бегала, — проворчал он.
Мне нужно нормально начать день. Что ж, надо принять душ и одеться. Теперь кофе. Когда я иду на кухню, мое внимание привлекает телефон. Прямо сейчас я чувствую себя одинокой и напуганной. Все, что я хочу, — это вернуться домой. Вернуться в Атланту. Вернуться к своим друзьям. Мысли о них вызывают слезы.
Я беру телефон. Знаю, что не должна этого делать, потому что это может навлечь на них беду, но мне это нужно. Я скучаю по Веронике и Гарретту. Возможно, у меня получится поговорить с ними обоими.
Я смотрю на телефон, перечисляя в голове все последствия этого звонка. Кто-то может проследить его. Кто-то может ждать его. Кто-то может напасть на ребят и заставить их позвонить мне. Кто-то может убить их после того, как узнает, где я.
Черт!
Губы начинают дрожать, но я решаю рискнуть. Не думаю, что смогу прожить еще хоть день, не посоветовавшись с ними или, по крайней мере, не сообщив им, как я. Они же мои лучшие друзья. Настоящие друзья.
Я набираю номер Вер и подношу телефон к уху. Мои руки вспотели, горло пересохло, и я нервничаю, пока, наконец, не раздается ее голос.
— Вер, — радостно выдыхаю я.
— Э-э… Это кто? — Я будто вижу, как она хмурится и готова повесить трубку.
— Вер, это Лонни.
— О, Боже! — визжит она. — Лонни, какого черта? Где ты?! Мы с Гарреттом волнуемся!
— Я знаю, знаю. — Я киваю, словно она может видеть меня. — Но это не просто так. Я... должна была улететь в Нью-Йорк на стажировку.
— Интернов?
— Да.
— Не помню, чтобы ты что-нибудь говорила об интернатуре. Для кого?
— О, просто небольшое агентство... для психиатрической терапии.
— Ладно. — Она замолкает на какое-то время. — Ну, ты же любишь помогать людям... и это был твой профилирующий предмет. Уверена, Гарретт хотел бы накричать на тебя прямо сейчас. Я добавлю его к нам.
— Хорошо. — Я вздыхаю. Это именно то, что я хотела.
Спустя пару секунд в трубке раздается:
— Лондон Франсин Сталлоне, где, черт возьми, ты была? И что с тобой творится, что ты оставила эти дурацкие письма? Разве мы не твои лучшие друзья? Мы заслуживаем нормального прощания!
Я борюсь со смехом.
— Я знаю, Гарретт. И мне очень жаль. Просто все случилось так неожиданно. Мой друг рассказал об интернатуре и о том, что они ищут стажеров, и я улетела. Вас, ребята, не было дома, и я не могла позвонить, потому что уже садилась на свой рейс. А здесь я разбила телефон... Ну, вы знаете. — Вау. Я не могу поверить, что так быстро придумала ложь. Я? Я лгу людям, с которыми дружу с первого курса?
— Ну, мы понимаем, дорогая... но не дай этому случиться снова. И не жди столько, чтобы позвонить нам, — говорит Гарретт.
— Да. Потому что мы чертовски скучаем. И это уже не так, как раньше. Мы же трио, — жалуется Вер.
Я смеюсь.
— Да, я знаю. Я скоро вернусь.
— Хорошо. Дай нам знать, если получишь место, чтобы мы могли это отпраздновать, когда ты вернешься, — говорит Гарретт.
— Обещаю.
Разговор замирает. Я стараюсь придумать, о чем говорить, но ничего не приходят на ум. Я чувствую, что я их предала. Я чувствую себя предательницей. Так много лжи. Может, сказать? Почему бы не избавиться от части вины?
— Ребята... я должна кое-что сказать вам...
— Что, дорогуша? — бодро говорит Гарретт.
Я не скажу им всего. Только о том, что Джона больше нет.
— Ну, это о Джоне...
— О, Боже, Джон! — синхронно раздается в трубке.
Я смеюсь.
— Это серьезно...
Это заставляет их заткнуться.
— Ну, что там, Лонни?
— Он... умер через два дня после выпуска.
Два удивленных вздоха.
— Что? Но как? Он же был здесь! Все было отлично!
Я закрываю глаза, борясь со слезами. Я хочу рассказать им правду. Но не могу. Для их безопасности.
— Его убили, но я не знаю почему.
— О, Лонни. — Гарретт. — Дорогая, мне так жаль.
— Все хорошо, — шепчу я. — У меня было много времени, чтобы принять это.
— О, Боже. Поэтому ты убежала? Потому что не хотела быть с нами и думать об этом?
Я принимаю вопрос Вер как прекрасную возможность оправдаться.
— Да. Именно поэтому.
— Мне так жаль, — шепчет она. — Джон был хорошим парнем. Он не заслужил этого.
— Никто не заслуживает такого, — вздыхает Гарретт. — Я не могу в это поверить.
— Я тоже.
Надо отклониться от темы. Они уже знают, что происходит... ну, кое-что. Надо двигаться дальше. И дать им понять, что я уже чувствую себя намного лучше.
— А как там у вас дела? — спрашиваю, в надежде поднять настроение.
Вер начинает первая и рассказывает о своем новом парне. О том, что он, возможно, ее единственный. Она описывает все в подробностях, и Гарретт начинает вздыхать от скуки. Вер замолкает и предлагает Гарретту отключиться, если ему надоело слушать. Но он воспринимает это как возможность поговорить о своей личной жизни и всех тех милых ребятах, с которыми он веселился и целовался.
И по правде... разговаривая с ними, я чувствую себя хорошо. Я скучала без них. Мы дополняем друг друга как элементы одного пазла.
— Может, мы навестим тебя, Лонни? — говорит Вер.
— Меня? — Я застигнута врасплох.
— Да. Где ты остановилась? В отеле?
— Э-э... да... но не думаю, что это хорошая идея.
— Почему? — спрашивает Гарретт.
— Потому что... мне нужно сосредоточиться и работать. Я скоро вернусь. И мы сможем гулять и спать друг у друга столько, сколько захотим.
— Когда ты вернешься? — Вер скорее ноет, чем спрашивает.
— В конце июня или в начале июля. Я дам вам знать.
— Окей. Ты лучшая.
Наш разговор снова меняет тему, но я не жалуюсь. Я люблю это. Люблю разговаривать с ними. Я настолько погрузилась в беседу, что даже не заметила, как прошло два часа. Понимаю это только тогда, когда слышу стук в дверь и свое имя. Женский голос. И я понимаю, что это Бьянка, когда она просит меня поторопиться.
Я прощаюсь с Вер и Гарреттом, обещая перезвонить им, но, конечно же, на этом разговор не заканчивается. Гарретт требует, чтобы я позвонила как можно скорее, а Вер просит сделать это раньше, чем через месяц. Я обещаю и вешаю трубку, когда слышу фразу Бьянки:
— Хорошо... если дверь не заперта, я вхожу.
И, как ни странно, та открывается. Я вижу Бьянку в льняных брюках, тонкой блузе и шлепках. Шлепки застают меня врасплох. Я привыкла видеть ее только на высоких каблуках.
— Я знаю, что ты думаешь, — говорит она, махнув рукой. — Но вчера во время пробежки я вроде как вывихнула лодыжку. — Она делает маленький шаг. — И лед не помог. — Я иду к ней, помогая сесть на диван.
— Я рада тебя видеть.
