Кузнецова, Федоровна - АЯУАСКА, ВОЛШЕБНАЯ ЛИАНА ДЖУНГЛЕЙ : ДЖАТАКА О ЗОЛОТОМ КУВШИНЕ В РЕКЕ
попискивали летучие мыши. Судя по их напряженному и многоголосому
писку, мышей было много. Вследствие чего я периодически поглядывала
наверх с некоторой опаской.
- Они питаются фруктами и насекомыми, чего их бояться, - с видимым
удовольствием от осознания своего героизма подбадривали меня мои
спутники-мужчины.
Именно что питаются. Почему и хотелось на всякий случай уберечься от
продуктов их жизнедеятельности. Иногда мыши молчали, но чаще всего
обменивались репликами, общий тон которых очень походил на выяснение
отношений в ходе слабо тлеющего, но неумолимо разгорающегося
конфликта. Особой изобретательностью в менеджменте конфликта они,
похоже, не отличались и потому выясняли отношения все время примерно
по одному и тому же сценарию, что сильно напоминало сцены из жизни
людей. Пара прошедших на моих глазах циклов взаимодействия участников
мышиного социума дали достаточное представление о динамике их
общения, после чего несложно было отслеживать его различные стадии и
даже прогнозировать исход.
Выглядело это так. По мере того, как выяснение отношений набирало
обороты, частоты реплик, которыми мыши обменивались, постепенно
становились все выше и выше, и общая обстановка угрожающе накалялась,
словно это была склока в пресловутой коммунальной кухне времен Ильфа и
Петрова. Когда ее участники выходили на финишную прямую и рукопашная
- условная, конечно - казалось неизбежной, я заметила, что в разборки
непременно вмешивалась Главная мышь. Что интересно: непререкаемый
голос авторитета раздавался, только когда взаимный обиженный писк
мышей достигал одной определенный частоты, всегда одной и той же.
Наверное, на этой частоте срабатывал какой-то пусковой механизм, который
приводил в действие аппарат местной власти. Его полномочного
представителя я про себя тут же прозвала «авторитетом».
То, что это была мышь-авторитет, всякому было ясно, не только мышам –
стоило только услышать, какой звук она умела издавать для подчинения и
обуздания. Звук был короткий и цепеняще-властный. На человеческий язык
его можно было бы перевести как «цыц!», но этот перевод, как Вы
понимаете, будет страдать определенной недосказанностью. Да и потом,
дело ведь не в том, что сказать, а в том, как это сделать. И что удивительно
— или, наоборот, неудивительно: после этого окрика бурлящие страсти
склочных разборок враждующих сторон затихали – мгновенно и безропотно,
летучие мыши тут же успокаивались, как будто их обесточили – и
воцарялась тишина. До наступления следующего цикла.
24. НОЧЬ В ДЖУНГЛЯХ — 2
К аяуаске индийские племена здесь любовно обращаются не иначе, как к
«Растению-Учительнице». Или еще называют ее “medicina”, лекарством.
Некоторые западные исследователи от них не отстают и уважительного
называют аяуаску энтеогеном. Под этим они имеют в виду растение – я
говорила, да? – которое раскрывает в человеке божественное начало.
Но мой второй опыт общения с аяуаской сложился непросто. Значимость
произошедшего прояснилась только некоторое время спустя, и как только
это произошло, меня невероятно удивило, как можно было не увидеть такую
очевидную вещь с самого начала.
Стемнело. Вилсон принялся свистеть-шипеть – я уже знала, что это был знак
к началу церемонии. Я выползла из-под москитной сетки и заковыляла к
противоположной стене комнаты: там вплотную к деревянной стене были
придвинуты три распиленные доски – длинные и толстые; одна была
положена на другую, так что получилась импровизированная лавка. На ней
по центру уже сидел Вилсон. По бокам, справа от него и слева, на таких же
досках, только покороче, расположились два моих партнера по церемонии.
Все вместе они образовывали букву П, как и во время моей первой
церемонии. Поскольку больше свободных сидячих мест не оставалось, я
села там, где смогла умоститься – слева, в полуметре от Вилсона. В этом,
согласно последующему разбору полетов - по Вилсону - и заключалась моя
роковая ошибка.
Раздачу аяуаски он начал в традиционной последовательности: справа
налево... хотя чем она, собственно, традиционная? Вот, скажем, читаем и
пишем мы в славянских и романо-германских языках слева направо, а арабы
– справа налево... но хорошо, не отвлекаемся... возвращаемся к раздаче
напитка.
Шипя и посвистывая, Вилсон отмерил полторы мензурки аяуаски, вылил ее
в белую эмалированную кружку и протянул напиток плотному мужчине
средних лет, сидящему справа. Тот, перед тем как ее выпить, торжественно
встал со своих досок, слегка наклонился над кружкой, замер, потом
принялся ей что-то доверительно шептать, после чего далеко отвел правый
локоть от тела и с парадным видом боевого офицера, приносящего присягу
на верность родине, опрокинул в рот содержимое кружки – все, до
последней капельки.
Затем наступил мой черед. Сначала Вилсон налил в кружку целую мензурку,
а потом стал задумчиво наполнять до половины еще и вторую. При виде
второй наполнявшейся мензурки я опасливо отшатнулась и спрашиваю:
- А не много ли это...? Я ведь только второй раз в жизни...
Я уже знала, что двое других участников церемонии принимали ее давно и
были проверенными бойцами. Один из бойцов был братом Вилсона, а
второй — его многолетним пациентом. Один принимал аяуаску потому, что
страдал от сильных головных болей, второй – потому что страдал от
сильных болей мышечных.
Тут Вилсон немного задумался над моими словами и, видимо, признав их
справедливость, стал отливать обратно аяуаску из мензурки в небольшую
пластиковую бутылку. Но тут и я тоже задумалась над моим собственным
предложением уменьшить дозу и быстро вспомнила, что в последний раз, он
же и первый, тот шаман дал мне выпить совсем немного аяуаски, ну и что из
этого вышло? Хотя церемония и подарила мне многообразную гамму
ощущений – я бы не побоялась сказать, ощущений эйфорически-
экстатических – тем не менее, ничего внятного я для себя из первого моего
сеанса все же не вынесла. Увидела дворцы – красивые, сказочные – но я же
не за дворцами сюда приехала. Да и вообще, какое они отношение имели к
миру джунглей? Аяуаска-то родом из джунглей, а не из Альгамбры. Кроме
того, ведь у меня были другие задачи и повестка дня была другая... но
ничего же из намеченного и близко не произошло. Окинув мысленным
взором неоправдавшиеся надежды, я быстро добавила:
- Ну, все-таки Вы, наверное, лучше знаете, сколько мне надо...
В этом, согласно последующему разбору полетов - как по мне - и проявилась
моя большая ошибка.
При этих словах его рука замерла, и он тут же перестал отливать аяуаску
обратно в бутылку. Отставил ее в сторону, поднял мензурку вверх, сквозь
нее посмотрел на свет свечи, определяя количество оставшегося напитка.
Мензурка была заполнена на одну четверть. Решив, что будет нормально, он
вылил эту порцию в белую кружку, дохнул в нее дымом мапачо, протянул ее
мне и тихим голосом запел икаро. Под его пение, не дрогнув, я крепко взяла
кружку в обе руки, поднесла близко к лицу и, следуя примеру моего боевого
товарища, тоже, как положено, тихонько поговорила с аяуаской. В ходе
беседы - правда, односторонней — я кратко, но по возможности доходчиво
изложила ей программу сегодняшнего мероприятия. Все, что не случилось в
первый раз, – просила я ее, – пусть произойдет сейчас.
Я догадывалась, что в ананду так просто не попадешь, и что тут есть тоже,
вероятно, свои этапы большого пути. Поэтому главная сверхзадача и
непритязательные практические устремления непротиворечивым образом
сложились в некую эклектическую программу сегодняшнего мероприятия.
А хотела я, во-первых, повидаться с папой и мамой - они умерли больше
десяти лет назад.
Во-вторых, встретиться с бабушкой - она была то ли колдуньей, то ли
ведуньей и прожила всю жизнь в кубанской станице. С ее помощью, как
предполагалось, можно было точнее сформулировать мои главнейшие
жизненные задачи, соотнести их с достижением ананды, и, самое главное,
наметить практические пути их осуществления.
В-третьих, хотелось хоть ненадолго, пусть даже только на время церемонии,
слиться с одним из моих архетипов и познать его через себя, изнутри.
Каждый(-ая) из моих ориша – а их было три – воплощали разные энергии.
Одна была энергией знаний, другая была энергия любви, а третий нес в себе
энергию воина. Из всех ориша я больше всего хотела встретиться со второй,
с золотой Ошум. Понятно, что она принадлежала миру Кандомбле, а встреча
