Меган Уолен Тернер - Царица Аттолии (ЛП)
— Вы недобры к бедной Эгите.
— Я бы взял себя в руки, если бы она сидела рядом со мной.
Агапе улыбнулась.
— Думаю, сегодня нам всем повезло, — сказала она.
— А я думаю, что везение здесь совершенно ни при чем, — ответил Евгенидис, посмотрев на царицу, — но я ничуть не возражаю против ужина в такой прекрасной компании. Вы уже пели на празднике?
Они заговорили о предстоящем празднике, который закончится обрядами в храме Гефестии, и будет сопровождаться пением хоров и отдельных солистов. Агапе пела в прошлом году и обещала петь снова после того, как проведет следующие несколько недель в уединении на территории храма, занимаясь вокалом.
В середине ужина Евгенидис поднял свой кубок и с интересом заглянул в него.
— Что случилось с этой чашей? — спросил он.
— Что такое?
— Я не могу никого дозваться, чтобы наполнить ее. — мальчик с кувшином вина несколько раз проскакивал мимо, старательно делая вид, что не замечает Евгенидиса. — Простите, — сказал он Агапе, а затем повернулся и потянулся через отца.
Левой рукой тянуться пришлось довольно далеко, но он ловко подхватил кубок отца, заменив его своей чашей.
— Вот, — сказал он, — я уверен, что ты сможешь его наполнить.
Вор с вызывающим видом посмотрел на отца, и старик кивнул.
— Уверен, что смогу, — согласился он и помахал рукой виночерпию.
Мальчик с кувшином подошел и налил в чашу вина. Евгенидис быстро осушил отцовский кубок и поднял свой. Мальчик в замешательстве посмотрел на военного министра.
— Демос, — сказал Евгенидис. — Перестань смотреть на моего отца и наполни мой кубок.
Военный министр повернулся, чтобы окинуть взглядом зал. Кубок был наполнен, и Евгенидис осушил его.
— Теперь налей еще, — приказал он, мальчик повиновался, а военный министр вздохнул и отвернулся.
— Молодец, — сказал Евгенидис. — Теперь следи за этой чашей, потому что я не хочу, чтобы она опустела, понял?
— Да, господин, — ответил мальчик и попятился.
— Вы все-таки в ужасном настроении, — заметила Агапе.
— Да, — согласился Евгенидис. — И уговаривать меня не пить вина будет только хуже.
— Тогда лучше напиться, — ответила Агапе.
Евгенидис бросил на нее быстрый взгляд.
— Агапе, я думаю, вам это не нравится.
— Да.
— Но вы не собираетесь меня останавливать?
— Нет.
Она улыбнулась, и Евгенидис, несмотря на дурное настроение, улыбнулся в ответ. Капитулировав до поры до времени, он больше не прикасался к вину. После ужина он вежливо извинился и исчез. Отец не нашел его среди придворных, небольшими группами расположившимися по всему залу для приятной болтовни. Никто так же не видел Вора поднимающимся наверх в свою комнату.
С кувшином неразбавленного вина он шагнул из залитого дождем двора на порог казармы. Вино, как он знал, обеспечит ему теплый прием и избавит от вопросов. Через несколько часов Вор вернулся во дворец и поднялся в библиотеку. Пошатываясь, он остановился в дверях, и посмотрел на халдея, склонившегося над бумагами за отведенным ему на время пребывания в Эддисе столом.
— Я задержался допоздна в надежде, что вы уйдете, — сообщил Евгенидис, зевая.
— В отличие от твоего отца, я тебя не ждал, — сухо ответил халдей. — Мне есть чем заняться, и я предпочитаю не терять времени даром.
— Мой отец был здесь?
— Ушел полчаса назад. Метался по комнате, как василиск.
Евгенидис рассмеялся и направился через библиотеку к своей комнате.
— Рад, что не застал его, — сказал он.
Халдей, принимая во внимание его неустойчивое состояние, согласился.
— Я тоже рад, что вы разминулись, — ответил он.
— Ваша муза продержит вас за работой всю ночь? — спросил Евгенидис.
— Может быть.
— Если вам ничего не помешает, — загадочно сказал Вор, закрывая дверь.
Халдей собирался поработать до полуночи, но углубился в свои мысли и продолжал писать, пока из-за двери спальни не донеслись хриплые крики. Он отложил перо и прислушался.
Он был солдатом, а потом ученым, но ему до сих пор не доводилось слышать, чтобы мужчины так кричали. Он потер переносицу пальцем. Затем, скрепя сердце, встал, подошел к двери Евгенидиса и постучал. Он громко колотил в дверь в течение некоторого времени, пока крики не начали стихать. Последовала тишина, затем задвижка на той стороне двери была поднята, и Евгенидис выглянул в библиотеку. Его лицо немного опухло ото сна, а волосы были влажными от пота.
— Просто дурные сны, — сказал он тихо.
— Сядешь к огню? — спросил халдей.
Евгенидис, пошатываясь, пошел к свету, сел в кресло и застонал.
— Бедная моя голова, — сказал он.
— Это подействует лучше, чем нотации твоего отца, — сообщил халдей, забавляясь его видом.
Евгенидис сомневался, соглашаться ли ему.
— Вы просто никогда не слушали нотаций моего отца.
— Хочешь о них поговорить? — спросил халдей, усаживаясь в соседнее кресло.
— О нотациях? Спасибо, нет. Он всегда говорит коротко и по делу.
— О кошмарах.
— О, — сказал Вор. — Нет. Совсем не хочу.
— Тогда о погоде?
— Спасибо, нет. И не об урожае. Расскажите мне, почему царь Суниса хочет жениться на царице Эддиса?
Он уже задавал халдею этот вопрос.
— Политическое значение этого брака очевидно, — ответил халдей.
Евгенидис покачал головой, но сделал это осторожно, боясь взболтать задремавшее похмелье.
— Я не имею в виду политические преимущества. Ему нужно что-то другое.
— Эддис является для него блестящей партией, Ген, она очень молода, почти так же молода, как ты сам, но уже проявила себя как талантливый правитель и успешный руководитель. Ее правовые реформы за семь лет изменили Эддис больше, чем можно было ожидать, когда она заняла трон. А в личном плане она вполне… привлекательна.
— Она некрасива, — возразил Евгенидис.
Халдей поколебался.
— Может быть, не в общепринятом смысле.
— Она низенькая, плечистая, да еще со сломанным носом. Я бы сказал, нет, она далека от идеала.
— У нее чудесная улыбка, — возразил халдей.
— О, да, — согласился Евгенидис. — Ради ее улыбки люди готовы бежать за ней по раскаленным угольям.
Халдей пожал плечами.
— Полагаю, моему царю нравится она сама, — просто сказал он.
Евгенидис кивнул и уставился в огонь.
— Агапе, — сказал он.
— Хм? — отозвался халдей, озадаченный резкой сменой темы.
— Агапе двоюродная сестра царицы. Они с Эддис очень похожи.
— Разве она и не твоя кузина также?
— Ох, знаете, мы тут все двоюродные братья и сестры, — сказал Евгенидис, по-прежнему глядя на огонь. — Просто с разных сторон. Агапе дочь сестры матери царицы, а я в родстве с ней через моего отца, который является братом ее отца. Дед Агапе был единоутробным братом моего. — он махнул рукой, опуская подробности генеалогии. — У нас есть специальные жрецы, которые отслеживают родственные связи и тратят месяцы, выясняя, кому на ком можно жениться. Агапе теснее, чем я, связана с царицей и очень на нее похожа.
— Пожалуй, — согласился халдей.
— Может быть, вы сможете убедить Суниса жениться на ней? — предложил Евгенидис.
— Возможно.
— Бедняжка Агапе, — задумчиво сказал Евгенидис.
— У него не такой уж дурной характер, как ты думаешь, — сказал халдей, защищая своего царя.
— Уверен, что нет, — вежливо согласился Евгенидис, — но он пролил слишком много крови, желая получить женщину, которая его не хочет.
— Не новая вещь в мировой истории, — заметил халдей.
— Нет, — задумчиво согласился Евгенидис, — и, возможно, мне следует быть более отзывчивым, но я просто вернусь в постель.
— Мне остаться? — спросил халдей.
— Нет, — сказал Евгенидис. — Я откажусь от вина, как снотворного, и приму немного опиумной настойки Галена.
Он плавно помахал в воздухе левой рукой и скрылся в своей комнате.
* * *Утром Вор попросил аудиенции у царицы, причем сделал это в официальном порядке через камергера, что было весьма необычным событием. Раньше, когда ему хотелось поговорить с ней, он просто так и делал; если он должен был говорить с ней тайно, он мог в любой момент появиться из воздуха рядом с ней, когда никого вокруг больше не было. Как-то после нескольких недель молчания и затворничества в библиотеке он разбудил ее среди ночи в ее собственной спальне, когда ее служанки спали в соседней комнатке, и попросил одолжить ему колесницу и несколько человек для того, чтобы уничтожить флот Суниса.
Теперь Эддис встретила его в небольшом зале в новом крыле дворца. Это был зал для официальных приемов с троном, возвышавшимся над полом на три ступени. Сидя на нем, она всегда чувствовала себя канарейкой на жердочке, а не государыней на престоле. Царица посмотрела на своего Вора.
