Меган Уолен Тернер - Царица Аттолии (ЛП)
— Она тонкий стратег. Вы уверены, что Сунис сможет вернуть острова даже с превосходящей огневой мощью? — спросил кто-то.
Военный министр пожал плечами.
— Кто знает? Сунис, конечно, не тонкий мыслитель, но и далеко не дурак. В последнее время мы надеялись, что Аттолия потеснит Сунис, не удовлетворившись тем, что он больше не угрожает ее трону, в то время как цель Суниса заключается в расширении своей гегемонии. Если он возьмет под контроль Аттолию, он может продолжить войну с Эддисом, нападая на нас с двух сторон. Единственным облегчением, на которое мы сможем надеяться, это то, что ему понадобится время, чтобы закрепиться на новой территории.
— Тем не менее, присутствие Мидии у побережья представляет для всех реальную опасность, и она усиливается. Сомнительно, что Сунис сможет быстро добиться победы и захватить в плен царицу. Если царица сбежит в Мидию, Император сделает все возможное, чтобы восстановить ее на троне в качестве своей марионетки. Он получит повод для высадки на побережье и, скорее всего, захватит Сунис, а потом и Эддис. Даже если он воздержится от прямого нападения, наша ситуация будет только ухудшаться без доходов от регулярной торговли. Так что, обращение Аттолии к Мидии за помощью будет для нас худшим из вариантов.
Царица попросила начать обсуждение, и все утро прошло за пересмотром деталей военных действий.
— Ваше Величество, — наконец подал голос ее Вор.
Он никогда раньше не говорил на заседаниях Совета, и все с удивлением повернулись к нему.
— Наша цель заключается в том, чтобы свергнуть Аттолию без привлечения Мидии. Если противоречия ее правления будут устранены, и правительство Аттолии станет более стабильным, но враждебным по отношению к Мидии, это может означать союз Эддиса и Аттолии против Суниса.
— Верно, — согласилась Эддис.
— Я думаю, — тихо сказал Евгенидис, — что смогу устранить нестабильность царицы Аттолии.
— Говори, — приказала Эддис, и Совет затаил дыхание.
— Сейчас Аттолия находится не в столице. Она живет в Эфрате на побережье. Там нет настоящего замка. Ее дом представляет собой укрепленный Мегарон в старом стиле, что несколько затрудняет мое перемещение в нем по сравнению со столичным дворцом или Мегароном царя Суниса. Тем не менее, Эфрата не очень хорошо защищена. У Суниса пока еще нет кораблей для нападения на нее с моря, а низкие хребты прибрежных гор и крутые берега Сеперхи защищают ее от внезапной атаки со стороны Эддиса. Чтобы добраться до нее, нашей армии придется прорвать блокаду в нижней части прохода, а потом пересечь реку и горы. Поэтому она не опасается нападения и держит в Эфрате только маленький гарнизон, состоящий из ее личной гвардии.
Совет смотрел на него с надеждой, боясь пропустить хоть слово.
— Если бы я мог попасть в Эфрату, я смог бы захватить царицу.
В прошлом он не нуждался ни в чьей помощи, и потому обсуждал свои дела наедине с царицей. Теперь же он говорил с ней в присутствии всего Совета, и его отдельные члены, стараясь не смотреть на него и его руку, быстро переглянулись друг с другом, все еще помня о юном Евгенидисе, поклявшемся не брать в руки оружия и принародно заявившем об отказе от убийства людей.
— Нам потребуется достаточно большой отряд, — сказал Евгенидис.
— Как мы сможем захватить Эфрату? — спросил один из сидевших за столом. — Ты сам сказал, что вся ее армия располагается между нами и Сеперхи.
Евгенидис объяснил. Когда он изложил свой сложный план, стало ясно, где он находился последние десять дней. Царица смотрела на него суженными глазами, пока он объяснял, как диверсионный отряд проникнет в Аттолию и обойдет армию, разбившую лагерь на берегах Сеперхи.
— Она патрулирует границу вдоль подножия гор. — один из генералов, присутствовавших на Совете, решил высказаться. — Как вы сможете незаметно провести в страну такую большую группу солдат?
— Она не патрулирует антиутопию.
— По понятным причинам.
Антиутопия представляла собой черную каменистую равнину, возникшую после извержения Священной горы. Земля там была плодородной, но слишком грубой для обработки и сухой. Ее единственным источником воды был несудоходный Арактус, стекавший с плеча Священной горы через антиутопию к широкой Сеперхи.
— Как вы собираетесь незамеченными добраться до антиутопии, а затем пересечь ее?
Евгенидис посмотрел на отца.
— По Арактусу? — предположил тот.
Евгенидис молча кивнул.
— Что насчет гарнизона Эфраты? — спросил военный министр.
— Пятьдесят человек, — ответил Евгенидис.
После недолгой паузы отец кивнул.
— Это может быть сделано, — сказал он наконец.
Евгенидис повернулся к Совету.
— Как видите, — заявил он, — использовав меньшие силы, мы избежим столкновения с аттолийской армией. Мы сможем захватить Мегарон, и нам не потребуется удерживать его, потому что после исчезновения царицы ее резиденция потеряет свое значение.
— А ты уверен, что она там?
— Да.
— И что она будет там, когда мы нападем?
— Мы сможем это определить.
Прежде чем кто-то еще успел заговорить, царица прочистила горло. Все глаза, кроме Евгенидиса, повернулись к ней. Он смотрел в пол.
— Прошу вас извинить меня, — сказала царица очень тихо, — я хочу поговорить с моим Вором.
Неуверенные в причине ее гнева, советники поспешно собрали бумаги и исчезли. Эддис смотрела на пустой стол.
— Пятьдесят человек, — сказала она.
— Да.
— Ты точно сосчитал?
— Я старался.
Эддис махнула рукой в сторону пустых стульев за столом.
— Они думают, что это я послала тебя. Они думают, ты опять отправился в Аттолию по моему приказу. Я разрешила тебе уйти и спрятаться, а не ползать вокруг Мегарона Аттолии, чтобы она могла изловить тебя снова. Ты в своем уме? — закричала она, вскочив и рассыпав бумаги, лежащие перед ней, отшвырнув перо так, что по столу за ним потянулась цепочка расплывшихся капель.
— Мне было страшно. Но я не мог сидеть здесь, трястись от страха и ничего не делать.
— Поэтому ты решил сделать это? Будь ты проклят, Евгенидис. Что бы я стала делать, если бы она поймала тебя?
— Я сидел в лесу, наблюдая, как люди входят и выходят из Мегарона. Я не приближался к ней.
— И сколько раз ты выходил из леса?
Евгенидис поколебался.
— Я вышел в город всего один раз.
Эддис смотрела на него и ждала.
— И я осмотрел наружные стены Мегарона.
— Что бы я делала, — повторила Эддис низким голосом, более страшным, чем ее крик, — что бы я делала, если бы она разрубила тебя на куски и прислала их мне обратно?
— Похоронила бы, — сказал Евгенидис.
Эддис откинулась на спинку трона и скрестила руки на груди. Она долго смотрела на Евгенидиса, а он терпеливо ждал.
— И теперь ты хочешь вернуться туда, — сказала она.
— Да.
— Евгенидис, ты ведешь себя как ребенок, который обжегся о горшок, а затем сказал, что хочет прыгнуть в костер.
— Я не ребенок, — возразил Вор.
— Мы можем послать кого-нибудь другого, — сказала Эддис, не обращая на него внимания, полностью занятая поиском альтернативы.
— Никого другого не существует, — твердо заявил Евгенидис, прерывая ее размышления. — И я хочу сделать это сам.
— Не могу поверить. Если ты действительно этого хочешь, я прикажу запереть тебя, пока не придешь в себя. Там должен быть кто-то другой.
— Нет, — сказал Евгенидис.
— Да, — сказала его царица.
— Кто?
— Ген, — вынуждена была признаться Эддис, — хуже, чем потерять тебя, может быть только послать тебя снова туда и стать похожей на нее.
Он подошел и сел на низкую скамеечку у ее кресла.
— Я твой Вор. И как ты однажды напомнила, член царской семьи. Кроме меня идти некому. И, моя царица, я хочу этого. — он посмотрел на нее. — Я не могу объяснить тебе, почему. Наверное, она самая страшная злодейка, раз заставила меня чувствовать это, но даже если я потом буду всю жизнь ненавидеть себя, я этого хочу. — он покачал головой, вероятно, презирая себя, и пожал плечами. — Она снится мне по ночам.
Эддис посмотрела на него сверху вниз и сухо сказала:
— Мы слышали, как ты кричишь.
Его резкий смех напоминал треск расколотого дерева.
— Я не могу этого сделать без твоего согласия. — он откинулся на ее ноги и поднял голову, чтобы заглянуть ей в лицо. — Моя царица, — тихо сказал он, — Ты не можешь говорить мне, что я уже взрослый герой, и держать меня на привязи, как маленького мальчика. Отпусти меня.
— Ах, Ген, когда я сказала, что ожидаю от тебя большего, я имела в виду совсем не это.
Она долго сидела и смотрела на свои руки.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Иди и укради царицу Аттолии.
