Людмила Сидорофф - Любовь, Конец Света и глупости всякие
Один из «чертей» — Марусин муж — ходил за бывшей женой призраком со дня своей смерти на планете Брут, в соответствии с полученным проклятием.
Сначала он хотел вселиться в бывшую жену, что было бы редкостным коварством, но не вышло — душа бывшей брутянки оказалась жутко агрессивной и никого близко к себе не подпускала. Даже когда Маруся погружалась в сон, ее душа не удалялась и не забывалась, а развлекалась прямо в теле, генерируя наинелепейшие эротические фантазии.
Это обычное дело вообще-то — душам далеко не всегда нравятся тела, в которых жить приходится, очень часто души даже не испытывают к ним никакой симпатии.
Если душе не нравится ее текущее физическое воплощение, или просто кажется чудным, она может со своим телом обращаться странно и развлекаться, заставляя его что-нибудь выкаблучивать. Многое в том, что генерирует тело, определяется гормональным фоном. Душа может его менять, и заставлять тело испытывать нелепые желания, видеть странные сны и ощущать несуразные порывы. Некоторые души, когда человек спит, отправляются путешествовать, тогда тело видит сны про далекие края. Или душа вспоминает, тогда тело становится свидетелем прошлых воплощений, и в этом случае сны, как правило, чистейший бред.
Муж-призрак отбросил свои попытки вселиться в Марусю, устал ходить за ней в одиночку, да и от недостатка Магии изнемогал уже, поэтому постепенно нашел «чертей»-приятелей. Всем скопом за ее жизнью наблюдать было веселее.
Когда продавщица отправилась в брутянский офис для заключения сделки, целая шайка призраков последовала за ней, предвкушая новые развлечения. Групповой разум удержал их от входа в опасный белый домик, так и остались болтаться снаружи, Марусю поджидая, а ближе к вечеру получили то, на что и рассчитывать не могли: целое озеро Магии поднялось к облакам. Все больше и больше призраков слеталось в Измайлово — и «чертей», и «ангелов», — а ровно в полночь между ними грянул бой.
Пока внизу разыгрывалась оргия, съезжалась обалдевшая милиция и пыталась навести порядок, никто не видел, как над парком бились призраки. Полчища «чертей» и «ангелов» сталкивались, проносились друг сквозь друга, за неимением тела они не наносили физического вреда ни себе, ни противникам, но и те и другие могли поменять полярность. Некоторые «ангелы» стали «чертями», а «черти» — «ангелами», что непосредственно сказалось на разных людях.
В подъезде одного из домов на Юго-Западе вернувшийся с Поля Измайловской Битвы полтергейст, который раньше поджигал все подряд, вдруг осыпал проходивших мимо розами.
Известного бизнесмена, депутата Думы, которому во всех делах — коммерческих, политических и личных — помогал добрый «ангел», застукали в постели с проституткой; последующие преследования его журналистами и папарацци вскоре разорили его до копейки, свели карьеру на нет.
Неизлечимый лузер, потерявший последнюю работу протирщика задней части слона в зоопарке, купил с отчаяния (а может, сдуру) билет всемирной лотереи и выиграл сорок миллионов у. е.
Кому-то начало во всем везти, других покинула удача, если и не навсегда, то очень-очень надолго.
Призраки вообще по разным причинам принимают в жизни людей активное участие, осознаете вы это или нет…
В то время когда компания во главе с Богом, имени которого нельзя называть, покидала белый домик через запасной вход с отключенной опасной рамкой, в нескольких метрах над их головами вел свою дуэль с одним из «ангелов» бывший муж Маруси. Выполнить ее заказ и поймать его можно было бы, не отходя от «кассы» — в буквальном смысле слова: денег у бывшей продавщицы теперь было больше, чем она могла мечтать. Но только «детективный экстрасенс» Варвара еще не полностью пришла в себя от помутившего ее одурения, а аватаре Бога в тот момент было не до призраков.
Укол
У подъезда пятиэтажного дома на севере Москвы стояла скорая. На секунду Танька замерла на месте с побледневшим, окаменелым лицом, а потом ее словно взрывной волной подкинуло: она бросила посреди тротуара дорожную сумку и, оставив там же встревоженную Варвару с двумя гномами на руках, исчезла в темном проеме открытой железной двери.
Она летела над лестничными пролетами на пятый этаж, слыша гулкие удары сердца, пока едва не вонзилась головой в мягкий живот соседки, с трудом переставляющей отекшие ноги вниз по ступенькам. Тетя Надя спешила, насколько могли ей позволить больные суставы, тяжелый вес и одышка. У старушки дрожали губы и руки.
— Ему совсем плохо, Танька! — в расстройстве она даже забыла соблюсти приличие и не называть Олежкину сестру глупым именем. — Я сделала укол, но не помогло, он кричит от боли, задыхается, я вызвала скорую....
Слышать подробности сил не было: зажав пальцами уши, Танька ворвалась в приоткрытую дверь на верхней площадке, даже не выяснив, зачем тете Наде понадобилось спускаться вниз.
Медперсонала в Олежкиной комнате не было. Мраморно-бледный, худой, как скелет, он скрючился на боку, обхватив сухими, как жерди, руками, тонкие щиколотки, судорожно глотал воздух посиневшими губами, по щекам текли слезы. Не зная, что предпринять, чтобы облегчить его страдания, Танька подчинилась первому странному импульсу: обхватила брата, подняла на руки — почувствовала, какой он легкий весь, словно охапка хвороста, прижала к груди и стала раскачивать, как ребенка.
— Ш-ш-ш-ш... мой маленький. Я здесь, я здесь... Прости, прости меня, я не могла прийти раньше, я... — ее душили слезы, она не вытирала их, продолжала успокаивать: — Сейчас, сейчас, малыш, все пройдет...
Варвара, поднявшись в квартиру следом за Танькой с ее дорожной сумкой в одной руке и двумя гномами — в другой, замерла в дверях и боялась вспугнуть их своим появлением. На несколько минут в комнате воцарилась полная тишина, лишь слышно было, как часы тикают где-то на кухне и как на твердые скулы Олежки капают Танькины слезы. Она продолжала его раскачивать и прижимать к груди, пока в комнате не появилось еще три человека: тетя Надя с большим чемоданом, который еле удерживала на весу в обеих руках, и две девушки в мятых халатах с выбивающимися из-под шапочек нечистыми прядями. Вид у девушек был смертельно усталый: глаза красные, воспаленные, ноги еле переставлялись по полу. Только через секунду веселый тон той, что выглядела чуть старше вчерашней выпускницы ПТУ и потому, возможно, была уже врачом с дипломом, убедил, что медики лыка не вяжут:
— Ну! Где у нас тут ба-а-альной?
Тетя Надя суетилась за их спинами:
— Руки можно в ванной помыть, девочки! — она едва волочила тяжелый чемодан, прикидывая, куда бы его поставить, чтобы обеспечить «девочкам» максимальный комфорт.
— Р-р-руки у нас стер-р-рильные! — дико захохотала вторая, помоложе, — возможно, медсестра. — Ну, открывайте же чемодан, щ-щас колоть будем!
Танька чуть было не задохнулась от возмущения, но поймав умоляющий Олежкин взгляд, нервно спросила:
— А можно мы сами укол сделаем? Вот тетя Надя — она умеет это делать хорошо, вы нам только шприц наполните лекарством, будьте добры?
— Не положено! — насупилась «врач». — Вызвали скорую, дак подчиняйтесь инструкциям, нечево! — Давайте ложьте больного на кровать!
Но Танька сильнее прижала Олежку к себе и не сдержалась:
— Да вы же пьяные в жопу!
Лицо врачихи побагровело:
— Гуля! — приказала она медсестре, — поворачиваем! Мы сюда не за оскорблениями приехали! Они думают, мы развлекаемся тут по ночам! Мы ж-ж-жызни спасаем, а они нас...
— Девочки, девочки, миленькие! — взмолилась тетя Надя. — Да вы не сердитесь на Таньку, расстроенная она, сама уж третью ночь не спит, а Олегу совсем плохо, ну пожалуйста, сделайте хоть что-нибудь...
— Эх! — сокрушенно покачала головой врачиха. — Не позволила б я каждой сучке меня оскорблять, и если б не было на мне этого белого халата... — она оттянула халат перед собой за пуговицу, словно демонстрируя беременность.
«Что-то не вижу, чтоб он белый был», — хотела съязвить Танька, но услышала «внутренний голос»: «Молчи! Не время сейчас!» Остановив порыв поругаться, она попросила тихо:
— Сделайте ему укол. Пожалуйста, — Танька осторожно передвинула Олежку на простыни и слезла с кровати.
Медсестра Гуля протерла руки смоченным в спирте тампоном. «Значит, инструкции таки соблюдают», — подумала все еще злая Танька. Гуля вскрыла ампулу, наполнила шприц прозрачной жидкостью и приблизилась к Олежкиной кровати. Танька аккуратно повернула его на бок и спустила штаны ситцевой пижамы ниже, стараясь не смотреть на обнаженный участок тела.
Медсестра прищурила сначала один глаз, потом другой:
— Э... а куда колоть-то? — спросила она басом.
Танька взглянула на медсестру, ожидая увидеть трясущиеся руки, но они были тверды, как кремни, напряженный шприц застыл в них неподвижно. И перевела взгляд на ягодицы брата.
