передний - o 496d70464d44c373
ничто тебя не остановит. Удовольствие здесь соединялось с чисто
физиологическими деталями – сочетание, только распалявшее похоть.
Мне даже не пришлось его просить. Я доверял Ване, и очень хотелось
ощутить его в себе. Он совсем осмелел, уже не спрашивал у меня
позволения, осторожно ввел свой член и опять лег на меня всем весом,
быстро двигая тазом. Мои ноги подрагивали на его плечах. Мы
целовались, как будто забивали громкие стоны борющимися языками,
закатывали глаза. У меня давно не было так, чтобы от страсти я себя
совершенно забывал, совершенно ни о чем не думал и только
концентрировался на всех ощущениях от боли и сладости до теплящегося
оргазма. И громкие стоны, почти крики.
Я кончил очень быстро. Ваня трахал меня, сев на пятки, вводил член
полностью и наблюдал, как я мастурбирую и щиплю себя за соски. По
всему телу побежала холодная дрожь, я застонал особенно громко, и из
моего члена вырвался поток совсем жидкой спермы, забрызгивая всю
грудь, грудь Вани и мое лицо. Ваня стал слизывать с меня сперму. Он
никак не мог кончить, сказал, что это из-за алкоголя.
Безумное удовольствие. У меня не было анального несколько лет.
Ожидание во всех отношениях дорогого человека постоянно
останавливало меня и приходилось довольствоваться ни к чему не
обязывающими минетами. Ваню я вроде не любил, но полностью
95
доверился ему в постели, хотя и у меня за время воздержания
поднакопились легкие комплексы.
Теперь мне хотелось исполнить его желания. Я точно догадывался, о чем
Ваня мечтает в тайне. Вытерев сперму простыней, я приказал ему встать
на четвереньки, раздвинул волосатые ягодицы и тоже начал ласкать его
анус. Иногда я отвлекался и посасывал Ванин член, просовывая его между
ног, брал в рот мошонку или засовывал ему в задницу мокрые от слюны
пальцы. Я все правильно понял.
– Не останавливайся, может быть, я все-таки кончу, – Ваня остервенело
мастурбировал, пока я лизал его ягодицы.
– У меня другие планы. Иди-ка сюда.
Я подвел голого, но уже начисто забывшего об этом Ваню к письменному
столу. Сказал чтобы он лег на него спиной и раздвинул ноги. Кошка в
страхе бежала.
Я впервые в жизни трахал мужчину. В этом было что-то особенно
извращенное – миловидный юноша, привыкший к пассивной роли, пялил
большого волосатого мужика, даже стонавшего по-женски.
– Да, да, еще, я сейчас кончу!.. – простонал Ваня.
– Смотри.
За моей спиной стоял шкаф с зеркалом в одной из створок. Ваня
посмотрел в ту сторону и увидел свои ступни у меня на плечах, свои
похабно раздвинутые ноги. Он тоже впервые видел, как его имеют.
*
Вслед за сексом часто приходит отчуждение. Ты слишком открываешься,
слишком многое себе позволяешь, чтобы после секса не видеть в
партнере опасность. Естественно, в случайном партнере. Если даже в
разговорах я не позволяю себе сказать лишнее, то есть что-то,
касающееся лично меня и моей внутренней жизни, а не очередное общее
место, что же говорить о сексе, изначально подразумевающем под собой
физическую исповедь? А быть закрытым во время полового акта я не умею
– лучше уж вообще избегать сближения.
Однако доверие, которое вызвал Ваня, не ушло и после того, как я
отдышался и заново начал себя контролировать. Он был человеком
благодарным. Пережив со мной неожиданное удовольствие, Ваня, хотя и
96
не был в меня влюблен, все же испытывал благодарность за подаренную
свободу. При чем это не имело никакого отношения к моей
проблематичной благодарности за оказанную сторонними людьми помощь,
в сущности своей абсолютно неискреннюю. Большинство людей устроено
очень странно – искренность из них плоскогубцами не вырвешь, но вот
лицемерное чувство долга они испытывают с поводом и без повода.
Чувство долга у большинства в крови, оно нам дается с родительским
воспитанием, которое в свою очередь строится на расчете, что дети будут
всю жизнь обязаны своим родителям и так же будут возиться с ними,
повзрослев. Предполагается, что такие намерения идут от чистого сердца,
от любви. Однако стоит покопаться, и все искреннее оказывается
построено на долженствовании, что пошло, мерзко и, к сожалению, давно
заведено. Когда меня, например, спас от смерти Коля, я на самом деле не
почувствовал к нему благодарности, я только знал, что должен был как-то
его отблагодарить и цинично отделался минетом. Глупо было бы
предполагать, что оральный секс для меня сродни альтруизму. Я банально
избавлялся от навязанного мне чувства долга, и не Колей навязанного, но
мной самим же. И не побоюсь утверждать, что все человечество за
исключением, наверно, двух-трех великих личностей – дерьмецо не чище.
Правда, бывают случаи, когда даже самых прожженных циников можно
заставить быть искренними. Так, иногда всеми пинаемые, игнорируемые и
презираемые люди переживают приступы любви к тем, кто всего лишь
обратил на них внимание, словом или поступком дал им вновь
почувствовать себя нормальными. Это эффект неожиданности, когда ты
вроде бы ставишь на себе крест, а кто-то переворачивает все твои
представления о том или ином предмете.
Нечто подобное я наблюдал как раз на примере Вани. Он оказался в
нетипичной, неожиданной ситуации и спонтанно отреагировал на
оказанное мной внимание благодарностью. К тому же он был достаточно
инфантилен, чтобы сделать это с простотой. Именно так в дальнейшем я
объяснил себе причину, по которой рассказал Ване то, что до него никому
рассказать не мог.
Наверное, именно острота ощущений во время секса с Ваней и
97
напомнила ту сцену из прошлого, оказавшую на меня столь пагубное
влияние. Никогда с тех пор я не уважал и не ценил себя, никогда не верил
в окружающих. Произошло неожиданное столкновение со
вседозволенностью, которая по мнению глупцов наделяет человека силой
и могуществом, а на самом деле только подводит его к черте, за которой
ничего нет.
– Тебе понравилось? – осторожно спросил Ваня, когда мы вновь
забрались под одеяло, и наивность этого вопроса заставила меня
хихикнуть.
– Мне было очень приятно. Ты не поверишь, но до тебя мне так приятно
ни с кем не было.
– Да ладно, ты так говоришь, чтобы угодить.
– Но тебе же в радость.
– Не стоило только ради этого.
– Я говорю правду, но попытайся понять такую вещь, я не люблю секс, он
у меня ассоциируется с собственным ничтожеством. Я трахаюсь и осознаю
свою слабость.
– Ну и не трахайся в таком случае.
– И рад бы, только не забывай о похоти. Она-то и есть слабость, а
контролировать ее или хотя бы превращать во что-нибудь другое
научились очень немногие.
– Кто, например?
Мы лежали обнявшись. Я положил голову Ване на грудь, а он время от
времени, как будто успокаивая, чмокал меня в затылок.
– Витгенштейн, например.
– Кто-кто?
– Философ один. Неважно. Его, кстати, тоже тянуло к мужчинам, и он
тоже считал это мучительным пороком. Но ему хватило сил преобразовать
свою похоть в нечто большее. Некоторые считают, что, сублимировав тягу
к мужчинам, он и стал великим мыслителем.
– Сублимировав?
– Ну да, преобразовав низменное в нечто высокое, это психологический
термин. Видишь, разницу? Он не подавил свою похоть, а преобразовал ее,
то есть не просто задвинул подальше, а нейтрализовал и стимулировал
таким образом мыслительные функции.
98
– То есть ты утверждаешь, что стать гением можно «нейтрализовав»
похоть?
– Видимо, надо изначально быть гением, чтобы совершить нечто
подобное.
– А твоя проблема в чем? Ты ведь не гений. Расслабься и получай
удовольствие.
– Ба! Какая мысль! Что бы я без тебя делал, Ваня? Ты просто возродил
мою веру в жизнь.
– Не издевайся.
– Наверное, у меня есть веская причина не мыслить просто.
– И в чем же она?
– Об этом не так уж просто говорить, как ты предполагаешь. Дело в том,
что я соврал – мне уже было однажды хорошо в постели.
– Я так и знал…
– Не гони лошадей. Этим доставившим мне наслаждение человеком был
не кто-нибудь, а мой отец.
– Отец?!
– Не ори.
– Отец? Ты спятил? Черт… Не знаю, что и сказать.
– А ничего и не надо говорить, я уже все возможное себе сказал.
