Наталия Сухинина - Где живут счастливые?
С тех пор Надежда стала читать городские объявления на столбах, в газетах, может, кто ищет собаку. Безуспешно. А дружба с Бетси крепла день ото дня. Надежда уже не представляла без неё своей жизни. И вдруг собака заболела. А через месяц тихо умерла. Диагноз: лейкоз...
Может быть, именно тогда она впервые увидела в этой жизненной страничке особый смысл. Тот самый, который не хотела замечать, потому что замечать боялась. Следующая её жизненная страничка обозначила этот смысл особенно явно.
Есть дела, на которые никогда не хватает времени. Сегодня выдался свободный день, и Надежда решила, наконец, разобраться на антресолях. Поставила стул, на стул маленькую скамеечку. Потянувшись за коробкой из-под обуви, она покачнулась и упала. Пронизывающая, нестерпимая боль... Уж ей-то, врачу, не надо говорить, что ничего страшного. Беда продиктовала новую главу в её книге жизни. Надежда сломала позвоночник. Долгие месяцы лежала она практически без движения, зная, что скажут ей коллеги-врачи. Они сказали:
- Инвалидность вам гарантирована. Подняться сможете, но никаких нагрузок, щадящий режим, подумайте, как будете приспосабливаться к новому своему состоянию инвалида.
Времени подумать было много. Но в этих мыслях почему-то все чаще вспоминались дети, оставленные ею в больнице. А ещё их родители. Позвонила одна мама. Плакала в трубку. жить совершенно не на что. Дети, у которых период острого лейкоза минует, подолгу живут дома. Они не могут посещать школу, так как ослаблены, учителя ходят к ним на дом. У них сложная схема приёма лекарств, им необходимы усиленное питание. особый уход и забота. Родители бросают работу и всецело посвящают себя больному ребёнку. Вот и эта мама тоже не работает, воспитывает девочку одна, и надеяться ей не на кого. Влезла в долг, купила вязальную машину, выучилась вязать. Брала кой-какие заказы, перебивалась. А в последнее время интерес к самодельному трикотажу пропал. Турция, Индия и Корея заполнили российские прилавки и российские шкафы.
- Что делать, — сокрушалась мама, - ничего продать не удаётся, как жить...
Чем могла помочь ей лежащая в жёстком корсете молодая женщина? Попросить связать для неё красивый свитер, но куда она теперь в этом свитере, если и поднимается-то с трудом? Таких мам она знала много. Практически у всех лежащих в отделении детей родители испытывали те же проблемы.
Она подумывала тогда: хорошо бы объединить их, дабы не чувствовали себя оторванными от жизни, что-ы помогали друг другу, раз уж беда объединила их пусть беда и поможет. Далёкие, такие далёкие мысли Уже тихонечко стала она передвигаться по комнате, сжилась с ненавистным первое время корсетом. И вдруг — телефонный звонок. Ничего не подозревающий коллега из больших начальников предлагает ей в составе правительственной комиссии лететь на Байконур. «Тебе как детскому гематологу это будет полезно, там много детей, им необходимо обследование и помощь», — сказал он. Она только ждала паузу, чтобы поблагодарить и извиниться, прости, мол, но я в корсете, я теперь инвалид. Дождалась паузы. И - сказала:
- Еду. Когда и где встречаемся?
Уже положив трубку, ужаснулась своим словам. Что наделала! Потом прошлась осторожно по комнате, потом чуть побыстрее. Если так буду передвигаться, никто ничего не заметит.
Десять дней провела она на Байконуре. С утра до позднего вечера обследовала местных ребятишек. Усталость одолевала только к ночи, когда спина, упакованная в корсет, просила отдыха и ныла нестерпимо. Но вот ведь чудеса: в ней проснулись какие-то внутренние силы, слово «инвалид» оторвалось от неё, она его уже не считала своим, было оно чужеродным, безликим. Она вела дневник, записывала подробно все наблюдения, уже не сомневаясь: знания, полученные здесь, очень пригодятся ей там, в Москве.
А в Москве хозяйничала весна, и у метро напряжённо озирающиеся по сторонам старушки продавали подснежники. Она шла по Москве, высоко подняв голову, с дорожной сумкой и большим свёртком, в котором лежал диковинный обитатель байконурских степей — колючий шар перекати-поля. Он и теперь стоит в вазе на письменном столе, реальный свидетель её возрождённого здоровья. А мне она показывала фотокарточку: рядом с огромной ракетой (Байконур всё-таки!) немолодая женщина с потухшим взглядом, с опущенными уголками губ. Первые дни на Байконуре. Я перевожу взгляд на оригинал и вижу лучистые, полные жизни глаза, глядящие весело из-под чёлки, вижу высокую, стройную, красивую женщину, слышу её мягкий, сердечный голос:
Время мечтаний прошло. Мне указано было моё место. Всё сразу как-то и задалось. Хорошо, когда знаешь своё место. Чужое оно и есть чужое. Конечно, работу мою легкой не назовёшь, но она моя, я к ней шла непросто, сами знаете. Теперь это моя судьба, свет мой. Свет мой...
Она часто повторяет эти слова.
Свет мой, - обращается она к маме больного лейкозом десятилетнего мальчика — вы обязательно должны прийти на нашу встречу. Вам будет с кем поговорить, выберитесь, прошу вас.
А мне можно прийти? — спрашиваю.
Конечно. Мы ведь такие встречи проводим часто. Представляете, четыре стены и больной ребёнок, капризный, слабенький. Для мамы там, за стенами, жизни нет. Она опускает руки, замыкается в себе, начинается депрессия. А на встрече такие же, как и она. Кто-то уже пережил депрессию, кто-то вышел из неё достойно, кто-то вообще может дать по жизни толковый совет.
А дети, дети-то как ведут себя на этих встречах?
Да как все дети! Бегают, шалят и обожают подарки. Мы уж стараемся хоть книжечку, хоть набор карандашей...
Это она о фонде, который так и назвала «Свет мой». И президентом которого стала. Все её долгие, мучительные размышления, её задумки, планы, её видение проблемы под разным углом зрения - всё сконцентрировалось в этом благотворительном фонде с необычным названием. Только в Москве, оказывается, двенадцать тысяч детей больных лейкозом. Эти дети хотят жить, хотят расти, вырастать и быть полезными. Многие и вырастают, и живут. Сейчас около семидесяти процентов лейкозных детей излечиваются от этого недуга. Статистика, очень удивившая меня и обрадовавшая. Ведь для нас слово «лейкоз» страшное, оно, скорее, приговор, чем диагноз. А страшно оно для родителей, когда, впервые услышанное, в одно-часье меняет шкалу жизненных ценностей, когда при- печатывается к душе намертво, и боль душевная становится каждодневным фактом, а со временем даже фактом привычным.
Сейчас все силы свои Надежда Тимофеева отдаёт созданию в Москве хосписа для лейкозных ребятишек. Конечно, в больнице их лечат, за ними ухаживают, наблюдают. Но больничные стены, разговоры, обстановка для больного ребёнка тяжелы. В хосписе всё будет по-другому. И упаси Бог относиться к хоспису по-западному - как к месту, где ждут своего последнего часа безнадёжно больные.
Это неправильно. Хоспис — от английского house peace — «дом мира». А мир там, где живут. Мы нередко копируем что-то, не глядя, с западного варианта, вот и хоспис тоже. А у нас у каждого ребёнка будет надежда. Именно надежда и поможет ему одолеть недуг. А одолев недуг, он сможет быть полезным человеком. И об этом здесь позаботятся. Ребёнка научат какому-то ремеслу, помогут не растеряться перед жизнью.
Да, у неё большие планы. Ей так хочется помочь всем. Больным детям, их родителям, медсестрам и нянечкам. Детям излечиться, родителям не опустить рук, сёстрам и нянечкам уметь прятать собственную боль, достойно терпеть капризного ребёнка и раздражённого родителя.
...А на встрече той было очень славно. Пятилетняя Нина ни за что не хотела идти сюда с мамой, ещё бы: за пять лет болезни она видела только больницу и дом, она не знала, что такое встреча. Может, это неприятно, может, это больно... А встреча - это, оказывается, хорошо. Дети водили хороводы, пели песни. Ниночка крепко держала мамину руку, хороводов не водила, песен не пела. А потом вдруг выдернула ладошку и...
Я вам хочу балет показать, можно?
Можно! Несколько раз неловко подпрыгнула, взмахнула руками. Устала. Села, прижалась к маме. А у мамы слёзы радости: её Ниночка и балет!
Два мальчика сражаются на шпагах.
Это у нас дуэль.
Для дуэли всегда есть причина. А вы из-за кого?
Мальчики растерянно смотрят по сторонам. Один
из них останавливает взгляд на безмятежно спящей под роялем кошке.
А из-за кошки, — объясняет он, поигрывая шпагой, — кошка, она ведь почти женщина.
Потом пили чай. Потом каждый получил по красивой книжке. Потом стали расходиться. Последней мама увела Ниночку, она плакала и не хотела, чтобы встреча заканчивалась.
В следующий раз мы попросим тебя спеть. Танцуешь ты красиво, а вот поёшь-то как? Время есть, репетируй, - Надежда Константиновна погладила девочку по голове. Та успокоилась.
Все ушли. Надежда устало опустилась на стул. С утра на ногах. Книги тащила на себе в двух больших спортивных сумках, торты к чаю тоже сама, гостей приглашала, обзванивала. Конечно, президент фонда - слово обязывающее, но для неё оно сводится к черновой работе. Много ходит по разным кабинетам. Не будем говорить сегодня о тех, кто смотрит на президента благотворительного фонда «Свет мой» оловянными глазами, не понимая никак: и что это она так суетится? Ну болеют дети, ну умирают...
