Татьяна Харитонова - Мамкино наследство
Так и живут эти Дома, наблюдая за меняющимися вокруг декорациями. А ночью, когда Город засыпает, они тихонько переговариваются.
-Петрович! Спишь?
(Петрович –Ул. Коммунистическая 17)
-Проснулся, поспишь тут. Печень барахлит неделю. (Печень - второй подъезд справа). Вторую неделю не просыхают, какого здоровья хватит?
-У кого все в порядке, покажи! У меня в голове шум и круговерть. (Голова – 4 квартиры на пятом). Ссоры, скандалы, крики, вопли. Когда успокоятся? Все выясняют, кто в доме хозяин.
-Нет хозяина. Вот и выяснить не могут. Хозяину настоящему некогда спорить. У него дела.
- Это точно. Какие тут дела? Лампочку вкрутить в туалете? Вот и все хозяйство.
-Эх…. (хлопок форточки)
-Тише вы! Покоя от вас ни днем, ни ночью (это подала голос скамейка между домами). Удивительно, но она пустовала, поэтому решила вздремнуть.
-Спи, Тарасовна, мы шепотом. Когда еще поговорить.
-Ага, Тарасовна. Спи! Пивом облили сегодня, не продохнуть. Из чего они это пиво варят? Гадость.
- Стареешь, Тарасовна! Ворчишь!
-А вы? Старые перечники. И вам не угодишь. Хоть бы что веселое рассказали.
Я, знаете, о чем вспоминаю? Маленьким, когда был. Жил возле леса. Береза рядом. Ласковая. Гладила меня по крыше веточками.
-Разве здесь нет берез?
-Есть. Только что-то не так. Может со мной. Не так.
-Ладно, Петрович. Не казнись. Что ты про детство?
-Про детство? Любовь в доме жила.
- Любовь жила. Это так. А когда ты родился?
-Давно. Срубили меня сразу после войны. Хозяин с фронта пришел, израненный весь, но пришел. Хозяйка всю войну молила Богородицу, чтобы сохранила. Избенка старая сгорела. Они в сараюшке жили. А как хозяин вернулся, срубили им всем колхозом новый дом. Так я и родился. Первое, что помню, как иконы внесли: Богородицу, Спасителя и Николая Угодника. В красном углу повесили. Я тогда задышал, каждой клеточкой.
-Что, так прямо и задышал?
-Задышал.
-А дальше как жизнь твоя?
-Как у всех. Время послевоенное. Трудно было, голодно. Главное богатство – иконы да трофейный аккордеон, что хозяин из Берлина привез. Да еще машинка «Зингер». Ножная.
-А дети? Дети были?
-Дети? А как же без детей? Две девчонки. Сонюшка, правда, в войну померла, отца не дождалась. А Лидочка выжила. Хозяин все о сыновьях мечтал, а дочек любил больше жизни.
-Это - как водится.
- Когда на фронт уходил - прижал к себе, как в последний раз. А хозяйка ему: «Возвращайся, Иван, нам еще сыновей нарожать! Кто род твой продолжит? Молиться буду за тебя! Не бойся ничего!»
-Вернулся?
-Вернулся! Отвоевался и вернулся. Как хозяйка сказала – так и было. В пятьдесят третьем близнецы - Петька и Павлуша, наследники. Иван ведь из древнего купеческого рода. До революции отец его зерном торговал, гречкой и медом. Сильный был хозяин. Бородища лопатой. Голос! Как запоет, бывало, на Пасху:
« Христос воскресе из мертвых» – стекла дрожали.
- Корни были! Россиюшка – матушка! Кто сейчас Россию матушкой называет? Во время войны «Родина мать», а теперь и вовсе слово Родина не услышишь. В армию служить – ни ногой. Страна. Матушка просто в страну превратилась, народ – в электорат. Тьфу ты…
-Не говори. Помнишь? Дома открыты странникам. Каждого под иконы посадят, каждому хлеба поднесут.
-А хлеб помнишь, как пекли?
-А как же? Хозяйка молитву прочитает под образами, платочек белый повяжет. В хлебе сила была, потому что с молитвой. Месила тесто открытой ладошкой. Не дай Боже, кулаком.
-Почему это?
-Кулаком не можно хлеб месить. От кулака нет добра. Ладошками. Ребята малые и то знали: мамка хлеб ставит – тишина в доме должна быть. Все баловство прекращали.
-А как в печь поставит – держись браток. Дух такой, хорошо, фундамент крепкий, а то взлетел бы, не устоял.
-А как ты в городе оказался?
-Длинная история. В шестьдесят четвертом все и началось. Первая беда свалилась – церковь в деревне разрушили. В один час пригнали трактор и свалили. Фундамент никак не поддавался. Так динамитом взрывали. В шестьдесят четвертом и разрушили. При Хрущеве. Церковь была Казанской Божьей матери. Она старая была, еще бабка там венчалась
-Чья?
- Ну, бабка моей хозяйки.
-И что дальше?
-А то, что мой хозяин и разрушил. Председателем колхоза стал после войны. Он один из мужиков и вернулся. Коммунист. Хозяйка в ногах у него валялась, голосила на всю деревню: « Я ведь тебя вымолила, живым с фронта пришел! Детей пожалей! Ирод!»
-И что?
-Не слушал. Распоряжение из райкома пришло. Ломать. Ослушаться не мог. Сел за стол. Под иконы. Выпил стакан водки. Стукнул кулаком по столешнице:
-Молчи, темнота! Жизнь новая давно наступила, а ты все поклоны бьешь!
Пригнали трактор. Она, бедняжка, стонала, как живая.
-Жена?
-Церковь. Жена выла в доме. Бабы плакали, сбившись возле ограды. Лидка, Петя и Павлуша рядом с матерью ревели от страха. Я же рядом стоял, ближе к лесу.
-И что?
-Что. Страшно было. Знаешь, какая от нее сила текла? На престольные праздники, как колокол запоет на всю округу, вся нечисть улепетывала. А над ней свет.
-Свет?
-Свет.
-И ночью?
-И ночью. . Этого Света всем хватало.
-А потом?
-Растащили по бревнышку. Коровник достраивали. Алтарь разгромили. Иконы по хатам, слава Богу. Спасли. Детишки да бабы спасли. Хозяйка наша вынесла ночью тайком «Неупиваемую чашу».
-Это что?
-Икона. Матушка Богородица от пьянства спасает. Хозяин запил ведь по-черному. То ли совесть покоя не давала, то ли раны фронтовые.
-А дальше?
А дальше? Под трактор попал через год. Уснул пьяный под коровником. Тракторист его и не заметил. Размазал по траве, сонного.
-Да! Дела.
Над домами зависла тишина.
-Ты знаешь, я ее плач помню до сих пор.
-Хозяйки?
-Ее. Завязала черный вдовий платок и отмаливала его всю оставшуюся жизнь. Три года пережила хозяина. В церковь пешком ходила за восемь километров, через лес. В последнюю уцелевшую.
-А на месте прежней?
-Камни остались. Над каждой порушенной церковью Ангел живет. Охраняет развалины. Служит.
-Откуда знаешь?
-Видел. Ночами, когда тишина.. Ангелы, они шума не любят. Ночью, перед рассветом, когда все замирает, он и появлялся. Сидел на камнях, прозрачный почти. Горестно так смотрел. У меня мурашки до сих пор. Так и держались мы, благодаря ангелуу. Очень он хозяйку жалел нашу.
-А дети, дети как росли?
-Как все мальчишки.. После смерти мамки их тетка забрала в соседнюю деревню. Лидия замуж в Омск вышла за военного, вылетела из гнезда. Петька и Павлуша повзрослели сразу, после гибели батьки. Мужики в доме. А как мать потеряли, и вовсе состарились – в один миг. Время было другое. Пионерами были, потом комсомольцами. Мать, когда еще жива была, за веру ругали:
-Что ты нас позоришь на всю округу, темнота.
-Как же они Света этого не видели? Ведь плакали вместе с ней, когда отец церковь рушил.
-Плакали. От страха плакали. Подросли, жизнь закружила. Все подменили. В школе учебники: все о обо всем и ни о чем.
-Как это?
-А так! На старославянском не было написано ни одной безнравственной книги. На современном пишут все, что на ум придет. Одной истории переписано ни один том. Представляешь, какая путаница в голове? Как разобраться?
-Без бутылки никак.
-Шутка глупая, но в самую точку. С бутылкой подружились, а потом постепенно и друг от друга оторвались. Невестки не поладили. Зина Петькина и Валентина Пашкина разругались, не поделили мелочевку какую и братьев развели. Павлуша от Валентины в итоге ушел, жил в деревне, в отчем доме. Петро долгое время ничего о брате не знал. Валентина разговаривать с Петькой принципиально не желала.
А Пашка в деревне огород сажал, помогал по хозяйству соседке своей.. За бутылку косил, заборы ставил, электричество ремонтировал. Руки у них золотые. Павлуша два года назад помер. Пил, что попало. Жидкости разные по дешевке. Сгорел. Слава Богу, мать не дожила, не видела.
