Максимов Юрий - Христианский квартал
Ну, собрался я с духом и выложил ей всё как есть. Она, конечно, смутилась. Потом ответила в том роде, что, мол «уважаю Ваши чувства, но не могу ответить взаимностью».
Я, понятное дело, огорчился. Но ещё попробовал, так сказать, от слов к делу. Зря. Только всё испортило. Ночевать мне пришлось в каюте с мертвецами. А она потом со мной не разговаривала. Совсем. Хотя ничего особо не было. Я ведь только обнять пытался. Ладно, проехали.
Утром мы вернулись к боту. Я отчитался о разведке. Мой рассказ, естественно, никого не вдохновил.
Следующие дни я помню плохо. Серо всё, тоскливо. Да с Анной эта история... Как заноза в сердце. Звездолёт мы обшарили капитально, но уж чего-чего, а жратвы там ни крошки не осталось. Но Ахо вроде набрал там что-то для ремонта нашего движка. Он над ним по 20 часов в сутки корпел. А остальные от безделья, голода и постоянного стресса потихоньку сходили с ума, каждый по-своему. Симон, помню, всё время распевал "Три дня, как из жизни ушёл капитан". Напрягало. Керкес всех разоружил - участь капитана "Каллисто" ему явно была не по душе. Но у меня пистолет оставил, видно, доверял. Доктор Нун ещё запомнился, спокойный такой, мягкий, всё торчал в боте и читал свою Библию...
Но мы-то все на Ахо молились. Лишь на него была надежда. Поэтому никто не возражал, что он получает двойной паек. Только он - даже Керкес получал полуторный, половину которого отдавал Анне, а она, как и все, получала стандартный. Так, кстати, и не разговаривала со мной.
Прошло две недели. Голод творит большие вещи - Керкес перестал делиться с Анной пайком. Однажды за обедом Ахо радостно сообщил:
- Я понял наконец, как устранить поломку. Ещё недельки три, и я смогу запустить двигатель.
Знал ли он, что сделал этой фразой? Всем нам сразу стукнула одна и та же мысль. 3 недели! Оставшиеся запасы можно было растянуть максимум на две. А после взлета ещё минимум неделю добираться до зоны связи с ближайшей базой.
С тех пор я держал пистолет снятым с предохранителя.
Два дня спустя Керкес отослал нас с Анной опять на "Каллисто" за какой-то мелочью. Она, видно, не рассказала ему о том, что произошло в тот раз. На полпути я остановил реацикл, слез, стал на колени и сказал:
- Долго Вы ещё меня будете мучить? Простите же наконец!
- Я давно простила Вас, лейтенант. - сказала она.
Мы отправились дальше. На душе стало чуть легче, светлее как-то...
А на "Каллисто" я вдруг наткнулся на один ящик, которого раньше не замечал. Как сейчас помню, стоял он под койкой в одной из ревние¾кают, заваленный ветхими тряпками. Открываю его, а там лучемёты, рядами. В отличие от тех, что мы находили прежде, эти сохранились отлично, и с полным зарядом батарей. Должно быть, именно их капитан «Каллисто» спрятал после разоружения команды. По академическим лекциям я знал, как такими штуками пользоваться. Один лучемёт я прихватил с собой и спрятал за двигателем реацикла. Даже Анне не сказал. Не спрашивайте, почему, - любой бы поступил так же на моём месте.
Когда мы вернулись, то обнаружили, что доктор Нун, Симон и ещё два солдата исчезли. Бледный Ахо ковырялся у двигателя. Увидев нас, он ничего не сказал. Да всё, в общем, было понятно и без слов.
- В чём дело? - спросил я Керкеса.
- Случилось несчастье. Доктора и трёх солдат завалило камнями, когда они прогуливались.
- Можно осмотреть место?
- Не думаю, лейтенант. - Керкес усмехнулся, - Там небезопасно.
Он и не отпирался, что убил их. «Слишком много ели» - сказал со смехом, - «Пришлось кем-то пожертвовать». У Анны случилась истерика. Керкес приказал мне вернуть оружие.
Из бота вылезли рядовые Дон и Мозес, с автоматами, стволы на меня. Я расстегнул кобуру, вытащил пистолет. Ну всё, - думаю, - вот сейчас выведут «на прогулку» и конец. Дона я не очень близко знал, а вот с бывалым Мозесом мы не поладили ещё на «Звезде». Почему-то мне показалось, что прикончит меня именно он.
Однако не прикончил.
Последующие семь дней за нами - Анной, Ахо и мной, строго следили. Керкес, Дон и Мозес сменяли друг друга, постоянно дежуря с оружием. Нас кормили. Анна три дня подряд отказывалась от еды, но потом сломалась. Годод делает великие вещи. Керкесу она была уже безразлична. Я сначала не понимал, почему он сохранил нам жизнь. А потом догадался. По взглядам Дона и Мозесая. В крайнем случае нас собирались съесть. Мы были живым пайком. После запуска двигателя Ахо будет убит как ненужный свидетель. Голод творит чудеса.
Но и голодным жить охота. И мы разработали план. В то время, когда более крепкий Мозес спит, а Дон дежурит, Ахо и Анна должны были отключить его. Мне же предстояло пробраться к реациклу, завладеть лучемётом и обезвредить Керкеса. Мы находились на пределе истощения. Обнадёживало лишь то, что те тоже были ослаблены.
На восьмой день я пробрался к реациклу, достал лучемёт, активировал заряд. Всё шло как по маслу, и вдруг по ту сторону бота остановился другой реацикл.
Керкес мгновенно выбежал наружу. Это был майор Орфер из бота #2. Очень измождённый. Едва он кивнул Керкесу тот навёл на него пистолет. Я крикнул:
- Стоять! У меня лучемёт!
Но оказывается, этот гад умел стрелять со спины, не поворачиваясь. Меня спас майор Орфер, молниеносно ударив его в кадык. Пуля свистнула мимо. Падая, Керкес жахнул ещё раз, и Орфер свалился с простреленной грудью. Я опустил ствол лучемёта, вдавил кнопку. Вспыхнул луч. Поднимавшийся было Керкес рухнул как подкошенный и заорал. Запахло палёной кожей. Я оглянулся. Возле входа в бот стояла Анна. Чуть правее Ахо. Смотрели на меня. Я подошел к Керкесу. Тот попытался приподняться и снова упал. Затем повернулся ко мне, открыл глаза и прохрипел:
- Ну же, сынок, что делаешь, делай быстрее.
В этот момент из бота открыл огонь разбуженный Мозес. Большая часть пуль пришлась по Анне. Она упала. В проёме показалась массивная фигура Мозеса, палящего наугад. Пули ударили у моих ног. Я выстрелил.
Тогда-то и понял, почему предки отказались от лучемётов и вернулись к огнестрелке. Пуля летит незаметно и делает своё дело быстро, будто всё само собой происходит. А луч словно связывает тебя с жертвой. Ты успеваешь увидеть, КАК это происходит. Становится понятно как никогда, что ЭТО делаешь ТЫ.
Вспышка лучемёта выжгла ему шею, лицо, глаза и Мозес свалился на камни, хрипя и дёргаясь в агонии. Я повернулся к Керкесу и прикладом лучемёта проломил ему череп.
Анна умирала четыре дня в страшных муках. 7 пулевых отверстий. Был бы жив доктор Нун, может, и смог бы помочь... Я всё это время рядом был. Бинты менял. Колол транквиллизатор. Рассказывал ей сказки. Даже не подозревал, что так много их знаю. Кое-что сам придумывал. Она слушала молча. Иногда улыбалась, пересиливая боль. Напоследок имя моё произнесла. Только имя.
В том грунте могилу не выкопаешь. Пришлось мою красавицу камнями засыпать. Через десять дней я, Ахо, раненый Орфер и связанный Дон стартовали и покинули систему DХ773.
Герберт невесело усмехается и замолкает. Кладёт погасший окурок в пепельницу. (Когда это она успела появиться?) Затем говорит:
- И вот, друзья мои, несколько вопросов. Керкес убил ни в чём не повинных людей. Плохо? Да. Но если бы он этого не сделал, я бы умер вместе с ними. Анна погибла. Плохо. Больно. Но если бы она не погибла, мы бы все умерли от голода в полёте. В своё время я много думал обо всём этом и понял, что должен быть смысл, должна быть система координат. Иначе всё впустую, иначе просто погибель.
За столом восстанавливается молчание. Аманд спрашивает:
- А что случилось с ботом #2?
- О, это другая история, не менее "поучительная". Но её я расскажу как-нибудь в другой раз.
Все успокоились. Да. Но нельзя же, думаешь ты, так расстраивать друзей. Они ведь готовились. Неужели напрасно?
- Герберт! - окликаешь ты, - Сейчас я расскажу рассказ повеселее.
- И какой же? - поворачивается он к тебе.
- А вот какой! - мгновенно хватаешь его за курчавые волосы и - мордой в тарелку с конфетами. Громкий надсадный хохот. Твой. Краем глаза видишь ошарашенный взгляд Ларсона. Герберт реагирует мгновенно: поднимает голову и тут же кулаком бьёт тебе в нос.
- Ах так! - возмущаешься ты. Это уже ни в какие ворота не лезет. Вскакиваешь, опрокидывая стол. Герберт встаёт секундой позже, и ты успеваешь дать ногой ему в грудь. Он падает на стулья, вспрыгивает на ноги, но его уже хватают Кларк и Эдмонд. Тебе выкручивают руки Пирс и Аманд. Герберт выкрикивает забавные ругательства и угрозы. Ты улыбаешься и говоришь:
- Всё нормально, ребят, всё в порядке. Всё, я успокоился...
Неожиданно выдёргиваешь правую руку и наотмашь Пирсу в челюсть. Отшатывается, хватаясь за подбородок. Локтем же, с разворота, Аманду по подбородку... Вырвался! Прыжок к Герберту и что есть силы даёшь ему под дых, наслаждаясь уморительным выражением лиц Кларка и те из последних сил сдерживают бывшего майора. По бару¾Эдмонда, разносится твой рваный, клокочущий смех. Почему никто вокруг не смеётся?
