Максимов Юрий - Христианский квартал
Но страну продолжали сотрясать кризисы и внутренние неурядицы. Нация становилась все более разобщенной, экономика слабела, грубели нравы. Все чаще одичавшие индейские племена вырывались из резерваций и вступали в стычки с полицией. Последовали нападения со стороны южных соседей.
На какое-то время Техас стал независимым государством с собственным президентом — до тех пор, пока не состоялись выборы и пост главы государства был упразднен, а сам Техас присоединился к Соединенным Штатам Мексики (именно так официально назвалась эта страна), которые еще прежде аннексировали Южную Калифорнию.
Луизиану пришлось продать обратно Франции.
Флориду продали Испании.
Нью-Йорк вернули Нидерландам.
И все же средства, вырученные от продажи территорий, не могли решить всех проблем, в лучшем случае могли отсрочить неминуемое. В отчаянной попытке спасти нацию президент обратился к ее королевскому величеству с просьбой о придании Соединенным Штатам Америки статуса британской колонии.
Увы... колониальный статус не принес облегчения. Жизнь становилась все тяжелее. Все больше и больше населения уезжало в Европу, Африку, Азию и Южную Америку.
Наконец, в позапрошлом году капитан Смит снял английский флаг в Джеймстауне (бывший штат Вирджиния), и все закончилось. Когда индейцы вышли нас провожать, они подарили нам белые рубашки и стеклянные бусы. Это было так трогательно, что капитан приказал пожертвовать им золотых.
Я был одним из последних, кто покинул континент на славном пароходике «Мэйфлауэр».
В Европе нас не ждали с распростертыми объятиями.
Как вы понимаете, волна темпорального отката прошлась не только по нашему несчастному континенту. Бесконечно дробящаяся Германия. Набухающая, как напившийся кровосос, Турция. Монархическая Россия. Постоянно воюющая Англия. Весь цивилизованный мир трясло.
А нецивилизованный... Как ни странно, на Земле оказалось немало мест, где ничего даже не заметили. Впрочем, чему удивляться, если еще в начале XXI века каждый второй житель планеты никогда не видел телефона. Но те, кто видел и имел, эту потерю заметили. Хотя я не спорю, что телеграф более безвреден, чем сотовые с их ужасным излучением.
И, конечно же, возврат к лошадям стал панацеей от экологического кризиса — кто бы сомневался?
Я просто хочу понять. Осмыслить. И ведь не я один. До сих пор ученые монахи ведут споры о природе явления, коему мы стали свидетелями.
Время не повернуло вспять. Я не молодею, морщины со лба не исчезают, а, напротив, прибавляются, седых волос становится не меньше, а больше. Дети не залезают в утробы матерей, а гробы не выскакивают из могил. Все по-прежнему идет своим чередом.
И даже нельзя сказать, что история повернула вспять. Хронометраж все так же отсчитывает по нарастающей. Годы идут вперед. События недавнего прошлого не полностью тождественны событиям давнего. С переменой перспективы изменилось их значение...
Можно сказать, что повернули вспять именно узловые события нашей цивилизации, словно рыболовную сеть, проведя вдоль реки, потянули в обратном направлении. Самое странное, что получалось все как бы само собой, нашими же собственными руками, речами, инициативами... Когда закономерность установили и, после долгих пререканий, теорию приняли всерьез, одни попытались противиться неизбежному, а другие — получить выгоду. Все оказались в проигрыше. Случилось немножко не так, не там и не потому, как было в расчетах и прогнозах. И немудрено. Накатывающая на берег волна никогда не возвращается точно тем же путем, что пришла.
Сыграло роль и то, что не сразу оценили ускоренный темп отката. То, на что прогрессу понадобилось три столетия, регресс упразднил за полвека. Необъяснимо! Немыслимо! Впрочем... Один и тот же снег в каких-нибудь Альпах может копиться неделями, а сойти лавиной за минуту, разве нет?
Сравнения всегда хромают, а уж мои-то в особенности. Я не ученый монах, я всего лишь конюх в придорожном трактире. Но мой отец постарался дать мне хорошее образование еще до того, как в рамках реформы образования Иельский университет понизили до статуса колледжа. Вечером, когда лошади напоены и вычищены, а кормушки полны овса, я лежу на сеновале и, глядя в закатное небо, вспоминаю о далекой утраченной родине. И пытаюсь понять: почему?
А уж если на постоялом дворе остановится кто-то из ученой братии, то обязательно улучу минутку, чтобы спросить: что творится с миром, что это — мистический коллапс цивилизации с грядущей развязкой в Армагеддоне или циклический процесс, объясняющий разные артефакты вроде модели самолета в египетских пирамидах? Одни говорят одно, другие — другое. Но кое в чем сходятся почти все просвещенные люди — что абсурдная байка простолюдинов, будто виною всему стала та злосчастная статья про Аляску, не имеет никакого научного основания и есть лишь следствие глупых суеверий.
Да, это сущая правда. Статья здесь совершенно ни при чём. В противном случае, я уверен, отец бы никогда не написал её.
14:42 по Марсу
Время молиться.
Ненавижу орбитальных и землян. Даже не знаю, кого из них больше. Она плачет. Господи, почему она плачет? Секундная стрелка колотит воздух.
Время молиться.
Минуты медленно тянутся, как капли старого, помутневшего меда. Ужасно устал и в толк не возьму — отчего. Просыпаюсь уже смертельно усталым. Лучше бы и вовсе не просыпаться, но если слишком долго спать, потом, как известно, будет хуже.
Время молиться.
Дни с размеренностью часовых тупо сменяют друг друга. Что я не успел вчера? Что не успел сегодня? Иллюминатор кухни красным бельмом будней пялится в опустевшую душу. Не хватает воздуха. Впереди еще целая жизнь. Всё будет хорошо. Начальник устроил разнос из-за сломанной корды. Теперь надо ждать «челнок» с орбиты, чтобы заменить. Ненавижу орбитальных. Глядя в глаза начальника, вижу, что он тоже устал. Проклятая планета. Всё будет путем.
Время молиться.
Неделя в затылок неделе, и так до горизонта чередой голодных теней. Память осыпается, как рассохшаяся доска. Все ли долги я вернул? Сегодня дата. Пиво — пойло для свиней. Ненавижу эту дрянь. И водку я на самом деле терпеть не могу, хотя и скрываю это от друзей по застолью. Нет, не надо поднимать за меня тост, лучше за родителей. Любая еда давно потеряла вкус. Бездонный колодец ночного иллюминатора свел бы с ума, если бы не цинично реальные ряды грязных тарелок. Наконец-то все ушли. Сижу один за столом и никак не могу отдышаться. Впереди еще много времени. Позади уже тоже.
Время молиться.
Месяц за месяцем. Долгожданная премия! Не зря мы корячились среди этих песков. Василич беспробудно квасит. Может показаться, будто время сквозь нас течет однаково, но на самом деле дни для него пролетают быстрее, чем для меня. Куда, интересно, он спешит? Должно быть, ему не терпится увидеть, что же там, в конце... Дай-ка прикурить! Курево тоже дрянь, но к этому уже привык.
Время молиться.
Год тянется бесконечно долго и с молчаливым укором исчезает в проруби небытия. А я, как ни стараюсь, все не могу вспомнить ее лицо. Ничего, потом вспомню. Время еще есть. Пришел Василич. С бегающими глазками из-под опухших век он сидит у меня на кухне и говорит о политике. Зачем ты, приятель, пичкаешь меня фразами, услышанными по телевизору? Я ведь смотрел ту же передачу.
Поздно...
Часы сломались. Проклятые земляне, ничего толком делать не умеют. Придется ждать «челнок» с орбиты. Проклятые орбитальные. Количество цифр на затертой кредитке неумолимо уменьшается. Тает. Ничего, ничего... На самом деле никого я не ненавижу. Это просто усталость. Завтра выходной — я вволю посплю. Завтра я проснусь другим человеком, и усталости больше не будет. Какая-то странная мысль всё не дает покоя перед сном. Не надо плакать, милая, всё будет хорошо... Надо будет открыть окно. Ах нет, здесь же иллюминаторы...
Поздно...
Впереди еще целая вечность...
Поздно…
