Сергей Уксус - Путь к жизни
Сам Римзо оказался одним из последних, правильно оценивших серьёзность ситуации, хотя и не по причине тугодумия. Просто от веку семья его предпочитала держаться подальше от столиц, не особо интересуясь доходящими из них слухами. К тому же молва уделяла основное внимание не новой вере, а разгоревшейся грызне – то есть делу вполне обычному. А потом стало поздно…
На срочно собранном семейном совете мнения разделились: отец при молчаливой поддержке матери решил податься на север, где имел хороших знакомых, сын же предпочёл остаться. «Когда‑то давным‑давно мудрецы говорили, – заявил он, – „Не можешь одолеть – возглавь!“[3] Мы не можем их одолеть, значит, придётся возглавить!»
«Хочешь стать верховным жрецом?!» – удивился тогда старший.
«Вовсе нет, – усмехнулся младший. – Они сейчас становятся тенью за тронами королей и герцогов, я же стану тенью за ними».
Мечты, планы… Шестьдесят лет упорной работы и хождения по лезвию меча. И смерти. Смерти учеников и смерти тех, чья верность в будущем вызывала сомнения. Необходимые жертвы. Нет, первые гибли не по вине Римзо. Их посылали исправлять ошибки, допущенные другими. И они исправляли. Зачастую – ценой своей жизни. Вторые же… Глава школы не запоминал ни лиц их, ни имён: что толку отягощать память неудачниками?
Что толку… Что толку было затевать то, что не смогло выдержать одной‑единственной подлости, совершённой одной‑единственной мразью? Конечно, даром эта выходка не пройдёт ни самому извращенцу, ни его союзникам, но что толку? Если не осталось выхода? Если любое движение, любой ход в этом жизненном аналоге шахматной партии ведёт к проигрышу?
Утешало одно: уход получился громким, и громкость эта заключалась не в шкатулке с пузырьками – добытой всеми правдами и неправдами крови иерархов отводилась роль всего лишь сдерживающего фактора, не более. Дело было в уходе из Храма всех магов, воспитанных когда‑либо школой. Во всяком случае, Римзо имел основания на это надеяться. А ещё ему очень хотелось, чтобы арестованные Очищающими дожили до того момента, когда переданная через посланца весть достигнет иерархов. Может, тогда его ученики выживут…
* * *
– Так в чём трудность? – непонятливо переспросил четвертьэльф. – У нас у каждого в доме хоть что‑то, да найдётся. Соберём всем миром.
– Что соберём‑то? – недовольно прогудел Левый. – У кого ни глянь, к настоям сборы. Одно и то же.
– Жадина! – смачно припечатал Щепка, оторвавшись от кружки. – Про свои запасы молчишь!
– А чем мои запасы от остальных отличаются, а?
– А тем! У всех – к настоям, а у тебя – к настойкам!
По залу прокатились смешки: своё хмельное делали если не все, то почти все. Это уж как водится. И, опять же, как водится – каждый по‑своему. Для себя делали, не на продажу, хотя, бывало, и увозил караван бочонок‑другой. Но если большинство варило пиво, ставило брагу либо вино, полудварф предпочитал что покрепче. Нет, творения свои коротыш не прятал: и на праздники выкатывал, и гостям наливал, и поменяться мог, но вот на чём настаивал и, главное, как получал напиток такой крепости – эту тайну из него вытащить так и не удалось. В конце концов, даже пари на это перестали заключать, признав совершенно безнадёжным, а сейчас… Дело ведь нешуточное: травница без трав – считай, что её и нету. А на носу – зима. И получалось, что Щепка прав: жадиной будет Левый, если не поделится. Жадиной и…
Впрочем, потомок подземника и сам всё прекрасно понял и сейчас лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации: с одной стороны, секрет, пусть даже не весь, мог уплыть на сторону, с другой, отказывать в этом случае – прежде всего самому перестать уважать себя. В конце концов, поёрзав под выжидающими взглядами собравшихся на совет односельчан, коротыш крякнул и хмуро буркнул:
– Да покажу, что у меня есть, покажу! Только пусть обещает, что никому не скажет.
Селяне оживились. Посыпались предложения не ограничиваться обещанием, а потребовать страшной клятвы. Очень страшной – на…
– Левый, ну как там твоя настойка называется, а? – веселился Щепка.
– Настойкой и называется, – бурчал полудварф.
– Знач, клятва на настойке! Во! – глядя на разошедшегося хуманса, какой‑нибудь чужак вполне закономерно заподозрил бы того в употреблении чего‑нибудь согревающего кровь, пронесённого под полой. – Так что ты, главное…
– …сам всё не выпей! – докончил трактирщик и, не давая говоруну продолжить, обратился к залу: – Ну что, всё на сегодня? Или ещё что решать будем?
– Караван скоро, – напомнили сразу несколько голосов. – Кто встречать пойдёт?
– Ещё нескоро, – тут же нашлись несогласные, на чём обсуждение вполне могло закончиться, если б не Гримгирд. Негромко – по его понятиям – прочистив горло, здоровяк подождал, пока установится тишина, после чего спросил, ни на кого не глядя и ни к кому не обращаясь:
– Что про некроманта говорить будем?
Молчание в зале мгновенно стало тягостным: стоит слухам о смерти старика просочиться вовне, и спокойной, по меркам долин, жизни придёт конец – соседей, вон, чуть не раз в двадцать лет захватить пытаются. То одних, то других, то третьих… Так что вопрос Садовода на самом деле значил немного иное: как дальше жить?
Люди обменивались взглядами, пытались найти ответ в своих кружках, на потолке, под ногами, но увы. Наконец сидевший у самой стойки широкоплечий дед допил остывший отвар, крякнул и, вытерев рот тыльной стороной ладони, поинтересовался:
– Слышь, Грим, а мертвяк что?
– Что что? – не понял великан.
– Он же ж, – начал объяснять дед, – этот… Сын Гельда‑то вроде как. Наследник. Этот… Как его…
– Почтенный Верга, – раздался вкрадчивый голос четвертьэльфа, – а вот скажи, пожалуйста, у тебя когда сын родился, он сразу стал кожу выделывать, а?
– Как это? – не понял Верга.
– Я про то, он сразу всё умел или ты его сначала учил?
– А сын‑то мой при чём?! – всё никак не мог сообразить широкоплечий.
– Да при том, седая твоя башка, – четвертьэльф, несмотря на молодой вид, возрастом кожевеннику не уступал, а то и превосходил и потому мог позволить себе говорить со стариком на равных, – что магов тоже учить надо! А кто мертвяка учить будет, а? Ты? Я? Он? – длинный тонкий палец с коротко остриженным тщательно отполированным ногтем ткнул в трактирщика и замер.
– Подземников просить надо, – глубокомысленно изрёк Щепка после недолгой паузы. – У них маг есть. Вот пусть нашего мертвяка и поучит.
– Ага! – немедленно раздалось угрюмое бурчание Левого. – Размечтался! Вот щас он всё бросит! И пойдёт… Спрашивать, сколько заплатят.
– А что такого? Дело же делать будет. Значит, и плата положена.
– А то! Кто платить‑то будет? Мертвяк? А ему зачем? Ему, наоборот, выгоднее, чтобы чужаки лезли. Он их жрать будет.
– А…
Гримгирд следил за разгорающимся спором, пытаясь сообразить, что именно в сложившейся ситуации кажется ему неправильным. Какое обстоятельство – очень важное обстоятельство! – и он, и спорщики упускают из виду? Оглянувшись, Садовод сначала наткнулся на такой же задумчивый взгляд трактирщика, а потом, ещё немного повернув голову – на насмешливый четвертьэльфа. Похоже, сосед и всегдашний соперник то ли догадался, то ли заранее знал, в чём беда, и сейчас просто ждал, когда особо буйным надоест драть глотки.
* * *
К великану Гельд не пошёл. Конечно, он уже не воспринимал указания отца‑создателя, как нечто совершенно неоспоримое, однако считал, что тот просто так ничего не говорил. И если сказано оставлять башню только по делу, значит, уходить нельзя. Как бы ни хотелось. Впрочем, мертвец не очень уж огорчился: в доме, то есть в башне, тоже оставалось великое множество интересного. Особенно на верхних этажах – в лаборатории, библиотеке и личных покоях. Последние притягивали сильнее всего: во‑первых, наверчено и накручено нитей Силы там было больше, чем даже в лаборатории, а во‑вторых… Во‑вторых, Гельд никак не мог сообразить, а для чего они ему вообще? Спальня с широкой кроватью под балдахином, какая‑то непонятная комната с большим столом и письменными принадлежностями, ещё одна – но просто с диваном и двумя мягкими креслами и, наконец, маленькая каморка без окон, отхожее место и комната для мытья. Спрашивается, для чего всё это тому, кто не спит, не ест пищу живых и не моется? Разве что под дождик попадёт. Или всё же надо? А зачем? Чтобы прилично выглядеть? А это как? И вообще!
В очередной раз отложив проблему на «потом, когда стану сильнее», мертвец, вспомнив настойчивость, с которой подопечная предлагала время от времени менять плащ, решил пока ограничиться периодическим лежанием в наполненной водой ванне. В конце концов, малыш, которого Ниссрита постоянно купала, хуже от этого не выглядел.
