Джейн Остин - Эмма
"Poor girl!" said Emma.
— Бедная! — сказала Эмма.
"She thinks herself wrong, then, for having consented to a private engagement?"
— Так, значит, она корит себя за то, что согласилась на тайную помолвку?
"Wrong!
— Корит?
No one, I believe, can blame her more than she is disposed to blame herself.
Мне кажется, никто не осуждает ее столь сурово, как она сама.
'The consequence,' said she, 'has been a state of perpetual suffering to me; and so it ought.
«Этот поступок, — говорила она, — стал для меня причиною непрестанных страданий, и это справедливо.
But after all the punishment that misconduct can bring, it is still not less misconduct.
Зло влечет за собой наказанье, но продолжает оставаться злом.
Pain is no expiation.
Страдания не искупают вины.
I never can be blameless.
Им никогда меня не обелить.
I have been acting contrary to all my sense of right; and the fortunate turn that every thing has taken, and the kindness I am now receiving, is what my conscience tells me ought not to be.'
Я действовала против собственных правил — все кончилось счастливо, все добры ко мне, но совесть мне подсказывает, что это не заслужено.
'Do not imagine, madam,' she continued, 'that I was taught wrong.
Не думайте, сударыня, — прибавила она, — что меня дурно воспитывали.
Do not let any reflection fall on the principles or the care of the friends who brought me up.
Не судите по моей ошибке о друзьях, которые учили меня и пеклись обо мне.
The error has been all my own; and I do assure you that, with all the excuse that present circumstances may appear to give, I shall yet dread making the story known to Colonel Campbell.'"
Виновата я одна, и, хотя, казалось бы, нынешние обстоятельства могут мне служить оправданьем, поверьте, я со страхом думаю о той минуте, когда должна буду все рассказать полковнику Кемпбеллу».
"Poor girl!" said Emma again.
— Бедная! — повторила Эмма.
"She loves him then excessively, I suppose.
— Видно, она любит без памяти.
It must have been from attachment only, that she could be led to form the engagement.
Видно, одна любовь толкнула ее на этот шаг.
Her affection must have overpowered her judgment."
Любовь пересилила разум.
"Yes, I have no doubt of her being extremely attached to him."
— Да, сила ее чувства не вызывает у меня сомнений.
"I am afraid," returned Emma, sighing, "that I must often have contributed to make her unhappy."
Эмма вздохнула.— Боюсь, что и я изрядно приумножила ее страданья.
"On your side, my love, it was very innocently done.
— Вы, дружок, это делали, сами того не зная.
But she probably had something of that in her thoughts, when alluding to the misunderstandings which he had given us hints of before.
Впрочем, сколько я поняла, отсюда, быть может, и проистекали размолвки, на которые он нам намекал.
One natural consequence of the evil she had involved herself in," she said, "was that of making her unreasonable.
Зло, совершенное ею, говорила она, имело естественным следствием то, что она начала вести себя неразумно.
The consciousness of having done amiss, had exposed her to a thousand inquietudes, and made her captious and irritable to a degree that must have been—that had been—hard for him to bear.
Сознавая, что поступила неверно, она сделалась жертвою бессчетных тревог и страхов, сделалась вздорной, раздражительной, и, должно быть — даже наверное, — ему было трудно это выносить.
'I did not make the allowances,' said she, 'which I ought to have done, for his temper and spirits—his delightful spirits, and that gaiety, that playfulness of disposition, which, under any other circumstances, would, I am sure, have been as constantly bewitching to me, as they were at first.'
«Я перестала считаться с его складом натуры и нравом, — говорила она, — с его прелестною живостью, с веселым, легким характером, который в обычных обстоятельствах составлял для меня одно из главных его очарований».
She then began to speak of you, and of the great kindness you had shewn her during her illness; and with a blush which shewed me how it was all connected, desired me, whenever I had an opportunity, to thank you—I could not thank you too much—for every wish and every endeavour to do her good.
Затем она стала говорить о вас — сколько доброты вы к ней выказали, когда она хворала, и, красноречиво краснея, просила меня при первой возможности передать вам ее благодарность — величайшую благодарность — за эти добрые побужденья и старанья оказать ей помощь.
She was sensible that you had never received any proper acknowledgment from herself."
Ей совестно, что она их без должной признательности отвергла.
"If I did not know her to be happy now," said Emma, seriously, "which, in spite of every little drawback from her scrupulous conscience, she must be, I could not bear these thanks;—for, oh!Mrs. Weston, if there were an account drawn up of the evil and the good I have done Miss Fairfax!—Well (checking herself, and trying to be more lively), this is all to be forgotten.
— Когда бы не уверенность, что сейчас она счастлива, — серьезно отвечала Эмма, — а она, конечно, счастлива, как бы ее ни мучили угрызенья совести — эта признательность была бы для меня нестерпима, потому что, миссис Уэстон, ежели подсчитать, сколько зла я сделала мисс Фэрфакс, то все эти добрые побужденья. Ну, да что там. — останавливая себя и стараясь глядеть веселей, — пора это все забыть.
You are very kind to bring me these interesting particulars.
Спасибо, что вы посвятили меня во все эти любопытные подробности.
They shew her to the greatest advantage.
Они показывают ее в самом выгодном свете.
I am sure she is very good—I hope she will be very happy.
Я убедилась, что она достойна счастья, — я надеюсь, что оно не изменит ей.
It is fit that the fortune should be on his side, for I think the merit will be all on hers."
Это справедливо, что он богат, ибо духовное богатство целиком принадлежит ей.
Such a conclusion could not pass unanswered by Mrs. Weston.
С таким заключеньем миссис Уэстон согласиться не могла.
She thought well of Frank in almost every respect; and, what was more, she loved him very much, and her defence was, therefore, earnest.
Она во Фрэнке не видела изъянов, а главное — любила его, и потому истово защищала.
She talked with a great deal of reason, and at least equal affection—but she had too much to urge for Emma's attention; it was soon gone to Brunswick Square or to Donwell; she forgot to attempt to listen; and when Mrs. Weston ended with,
Она говорила и умно, и с чувством, но Эмма вскоре потеряла нить ее рассуждений ее внимание устремилось на Бранзуик-сквер — в Донуэлл; она больше не вслушивалась, и, когда миссис Уэстон завершила словами:
"We have not yet had the letter we are so anxious for, you know, but I hope it will soon come," she was obliged to pause before she answered, and at last obliged to answer at random, before she could at all recollect what letter it was which they were so anxious for.
«Письма, которого мы так ждем, еще нет, но надеюсь, оно скоро придет», — ответила не сразу и наугад, так и не вспомнив, о каком письме идет речь.
"Are you well, my Emma?" was Mrs. Weston's parting question.
— Эмма, девочка моя, здоровы ли вы? — спросила ее напоследок миссис Уэстон.
"Oh! perfectly.
— Совершенно! — отвечала Эмма.
I am always well, you know.
— Вы же знаете, я не болею.
Be sure to give me intelligence of the letter as soon as possible."
Так не забудьте известить меня, когда придет письмо.
Mrs.Weston's communications furnished Emma with more food for unpleasant reflection, by increasing her esteem and compassion, and her sense of past injustice towards Miss Fairfax.
Рассказ миссис Уэстон дал Эмме новую пищу для невеселых размышлений, заставив ее проникнуться еще большим уважением и сочувствием к мисс Фэрфакс, острее ощутить, как она к ней была несправедлива.
She bitterly regretted not having sought a closer acquaintance with her, and blushed for the envious feelings which had certainly been, in some measure, the cause.
Горько сетовала она, что не стремилась ближе сойтись с нею, и краснела при мысли, что причиной тому была в известной мере, конечно же, зависть.
Had she followed Mr. Knightley's known wishes, in paying that attention to Miss Fairfax, which was every way her due; had she tried to know her better; had she done her part towards intimacy; had she endeavoured to find a friend there instead of in Harriet Smith; she must, in all probability, have been spared from every pain which pressed on her now.—Birth, abilities, and education, had been equally marking one as an associate for her, to be received with gratitude; and the other—what was she?—Supposing even that they had never become intimate friends; that she had never been admitted into Miss Fairfax's confidence on this important matter—which was most probable—still, in knowing her as she ought, and as she might, she must have been preserved from the abominable suspicions of an improper attachment to Mr. Dixon, which she had not only so foolishly fashioned and harboured herself, but had so unpardonably imparted; an idea which she greatly feared had been made a subject of material distress to the delicacy of Jane's feelings, by the levity or carelessness of Frank Churchill's.
Послушайся она мистера Найтли — яви она к Джейн внимание, которого она с такою несомненностью заслуживала — попытайся узнать ее лучше, сделать шаг ей навстречу, найти друга в ней, а не Гарриет Смит, — и как знать, быть может, не пришлось бы ей теперь так мучиться. Одна — ровня ей по уму, рождению, воспитанью, а что такое другая?Предположим даже, что они бы не подружились, что мисс Фэрфакс не посвятила бы ее в столь важную тайну — а вероятней всего, так бы и случилось, — все-таки, узнав ее как следует, как ей следовало узнать Джейн Фэрфакс, она бы не питала этих гнусных подозрений насчет непристойного романа с мистером Диксоном, которые не только выдумала и взлелеяла по глупости сама, но и, что вовсе непростительно, разболтала другому, который, опасалась она, мог по легкомыслию и беспечности сообщить о них Джейн и глубоко оскорбить ее в самых деликатных чувствах.
Of all the sources of evil surrounding the former, since her coming to Highbury, she was persuaded that she must herself have been the worst.
Она понимала теперь, что со времени приезда Джейн в Хайбери была для нее, вероятно, худшим из многочисленных зол, осаждавших ее.
She must have been a perpetual enemy.
Была всегда и во всем врагом ей.
They never could have been all three together, without her having stabbed Jane Fairfax's peace in a thousand instances; and on Box Hill, perhaps, it had been the agony of a mind that would bear no more.
Всякий раз, как они оказывались втроем, она угрожала спокойствию мисс Фэрфакс на тысячи ладов, а Бокс-хилл явился, по всей видимости, последней каплей, переполнившей чашу душевных страданий.
The evening of this day was very long, and melancholy, at Hartfield.
Долог и невесел был этот вечер в Хартфилде.
The weather added what it could of gloom.
Погода тоже наводила уныние.
A cold stormy rain set in, and nothing of July appeared but in the trees and shrubs, which the wind was despoiling, and the length of the day, which only made such cruel sights the longer visible.
