Том Уикер - На арене со львами
И потому я сказал тогда Кэти по телефону:
— Дело доходит до нашего штата. Звякните мне после голосования, если будете еще живы и способны действовать.
— Мы будем живы и станем действовать так решительно, что всех удивим.
— Тогда звякните и скажите, удалось ли Лейтону подбить на что-нибудь делегацию Бингема.
Только я положил трубку, а тот настырный губернатор уже снова сунулся ко мне, да еще пытается скорчить свирепую рожу. От него разило спиртным перегаром, и он был сильно напуган.
— Наши ребята вот-вот отколются, Данн, надо действовать немедленно.
Громкоговорители возвестили, что пришел черед нашего штата. Я оглянулся, увидел в проходе кучку людей из делегации этого настырного губернатора и дал знак одному своему дружку, тому самому, который ее формировал. Он сразу же ко мне подошел.
— Ваш глава хочет, чтоб вы переметнулись к другому.
Мой дружок взглянул на губернатора. Громкоговорители
повторили призыв. Несколько наших делегатов пытались привлечь к себе мое внимание.
— Что ж, придется провести среди членов опрос,— говорит мой дружок.
— Черт! — Рожа настырного губернатора начала помаленьку отдаляться; он рванул на себе галстук.— Теперь нас обскачут — ведь машина уже пущена в ход, разве вы не видите?
— Идем опросим делегацию.
Громкоговорители снова вызвали нас. Я встал, выдвинул кандидатуру народного избранника от нашего штата, и громкие приветственные крики прокатились по залу; в мою сторону склонилось множество флагов андерсонова штата, а люди Бингема снова стали швырять в зал шарики для пинг-понга.
— Ладно, пропади все пропадом,— сказал настырный губернатор, когда я сел.— Вы же знаете, мне невозможно развернуться, если вы будете опрашивать этих гадов, все они — ваши ставленники, но, помяните мое слово, вы оба еще спохватитесь, да поздно будет.
— Обратитесь ко мне потом,— говорит мой дружок.— Когда выучитесь считать, как Данн.
Вот какая веселая была ночка. В зале действовали только слабенькие кондиционеры, а ведь он был битком набит усталыми и возбужденными людьми. Споры шли жаркие, нервы напряглись до предела. Приверженцы Бингема то и дело размахивали конфедератскими флагами, и это отнюдь не способствовало успокоению разыгравшихся страстей; а когда они затянули гимн южных штатов, одна из делегаций с Севера, где было много негров, встала и запела «Гимн борцов за независимость», и председателю потребовалось добрых четверть часа, чтоб навести мало-мальский порядок. И все равно шум стоял невообразимый; пробиться через проход было не легче, чем выдержать пятнадцать раундов бокса на ринге. В делегации от какого-то средне-западного штата вспыхнул спор, и пришлось проводить у них опрос. Результаты не сошлись, и опрос пришлось повторить. Казалось, ночи этой конца не будет; иные из моих людей задремали в кресле, и мне пришлось глядеть в оба, чтоб остальные не разбрелись и не затерялись в толпе. Я подкрепился горячей сосиской с булочкой и увидел, что уполномоченный Эйкена бредет, как слепой, к выходу.
— Вы дали промашку, Данн. Старк сейчас сделает ловкий ход — кончайте артачиться.
— Если Старк сделает ход, я вам ни к чему.
Он злобно поглядел на меня и отошел прочь. Я подозвал двоих из своей делегации и велел им разузнать, как обстоят дела у Старка. Потом просмотрел информационный бюллетень. Опрос в делегации от среднезападного штата наконец завершился, приступили к голосованию. Эйкен сделал рывок вперед, главным образом благодаря перешедшим к нему сторонникам вице-президента, но и Андерсон не отставал, его поддерживали приверженцы нескольких избранников народа и кое-кто от Старка. С Андерсоном было сладить нелегко, это явствовало из информационного бюллетеня. Второе голосование, видно, сильно напугало сторонников Эйкена, но и Андерсон отчаянно жал; и тогда пришли в действие все силы, какие стояли за Эйкена.
Вот послушайте, я прочитаю вам из ежегодника результаты второго голосования: за Андерсона было подано триста семьдесят восемь голосов. Иными словами, на тридцать три голоса больше, чем в первом туре, и теперь он вырвался вперед, но пока еще не очень. Эйкен собрал еще семьдесят девять голосов и вышел на второе место, и положение обострилось до предела. Бингем шел ровно, он получил на шесть голосов больше, чем в первом туре, за него проголосовало двести семьдесят девять белых делегатов. Потерял один только Старк, он собрал всего сто двадцать три, о вице-президенте, сами понимаете, и говорить нечего: все делегаты, которые прежде голосовали за старика, кроме троих, переметнулись к Эйкену, и я подивился верности, или чести, или глупости этих трех рыцарей, или уж не знаю, как мне их и назвать. Ну а наш избранник народа собрал девяносто восемь голосов. Больше никто не дотянул и до шестидесяти, по крайней мере так тут написано.
Но если при следующем голосовании число сторонников Старка увеличится, Андерсону, чтоб устоять, потребуется поддержка нашей фракции.
Насколько я мог судить по информационному бюллетеню, если Старк уступит свои голоса Эйкену, а я переметнусь к Андерсону, съезд зайдет в тупик, и конфедератам, пожалуй, удастся протолкнуть того, кто им угоден, скорее всего это будет Эйкен. Ну а если я примкну к Эйкену заодно со Старком, игра пойдет всерьез, только мне от этого проку не будет. При такой массовой перебежке на другую сторону мало что выгадаешь.
С другой стороны, если я первым перейду к Андерсону, что сделает Старк? Я в тот день, перед съездом, успел его повидать, и он был вне себя от волнения, его прямо-таки трясло, к тому же он явно собирался нажать на кого следует и стать вице-президентом, и я подумал, что Эйкен если и пойдет на такую сделку, то лишь с отчаянья, когда ему деваться станет некуда. Но покуда я в этом сумасшедшем доме пытался хоть что-нибудь сообразить, председатель стукнул молотком, кто-то внес предложение устроить перерыв до десяти утра, и все делегаты вдруг дружно закричали в знак согласия. Даже сторонники Эйкена не имели против этого возражений.
Я повернулся к одному из своих, он клевал носом в кресле рядом со мной.
— Если они не хотят снова голосовать сию же минуту,— говорю,— Старку это на руку, но и Андерсон устоял.
Когда это произошло, объявили перерыв, у меня колени подкосились,— сказал Мэтт Грант.— Я не просто в передышке нуждался, я до того был утомлен, что, казалось, упаду замертво, если там снова начнут голосовать. А Хант встает, выключает телевизор и говорит Кэти: «Сейчас самое главное и начнется». А она говорит: «Позвони Данну». Но Хант вместо этого вызвал своих уполномоченных и главу делегации, как-то все мы уместились в этой комнатенке, а сам он полулежал на диване и давал указания. Ни один из них не отступился и не предал его, не такие это были люди, но все согласились с тем, что сказал Лейтон. Прошел слух, будто Старка заставили отступиться в пользу Эйкена, и он это сделает, может быть даже при следующем голосовании. Так что нам необходимо либо привлечь на свою сторону Данна, либо это дело бросить.
Когда уполномоченные и глава делегации ушли поспать часок, Кэти говорит:
— Ну позвони же наконец Данну.
Но Хант вместо этого велит мне:
— Позовите Моргана.
— В ту минуту,— услышал Морган свой собственный голос,— я охотно велел бы его пристрелить. Скажу без преувеличения, я готов был свалиться замертво. Я уже успел настрочить последнюю статью и выбрался из-за стола для прессы, кое-как протолкался к выходу, но все автомобили, предоставленные нам, уже разъехались; издатель, и главный редактор, и фельетонисты, и их жены успели захватить эти машины, а людям, на которых свалилась вся работа, пришлось изворачиваться своими средствами. При мне были пишущая машинка и старенький портфель, и я до того измучился, что не мог пройти пешком даже одного квартала. Поэтому я остановил грузовик с ящиками пива, и он отвез меня в центр, а уж там мне удалось взять такси. Помнится, водитель грузовика был за Бингема, потому что, как он сказал, Бингем прижмет черномазых. Но я слишком устал, и мне было все безразлично. В такси я заснул, а когда поднимался к себе в номер на служебном лифте, то спал стоя. Я снял брюки и сел на кровать, размышляя, есть ли смысл снять и рубашку, но тут зазвонил телефон.
— Сроду не слыхал, чтоб кто-нибудь так лихо ругался,— сказал Мэтт со смешком.— Помню, я стал говорить ему, что мы устали ничуть не меньше его, но тут из трубки снова посыпалась отборная брань, старина Морган на нее не поскупился.
— Сейчас я вам объясню, что я думал на самом деле, когда снова напяливал штаны,— сказал Морган,— Я думал: почему зовут именно меня? Что там происходит? Вы же понимаете, когда звонят от ведущего кандидата в решающий миг всеамериканского съезда — пусть даже кандидат этот — твой лучший друг,— тут проползешь семь этажей хоть на четвереньках. Да я почти так и вынужден был сделать, потому что вызвать этот чертов служебный лифт не удалось, а пассажирский был битком набит пьянчугами, делегатами, их женами и шлюхами,— дохлый номер. Когда я наконец вскарабкался с пятого этажа на двенадцатый, меня так качало, что я и впрямь хватался рукой за ступени следующего марша.
