Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 02
И нигде не отдыхал!.. Значение слов «верста», «пуд», «куль» подзабылось. (Откуда же тогда и американке полурусского происхождения различать, кто кому зять, а кто кому тесть?) Да не в этом дело. Вам видится, что тут «простительный сказочный перебор». Однако вникните и подсчитайте… Разделите сто десять тысяч километров на достойный русского человека рабочий полудень. Получите не в точности ли космическую скорость?
Не преувеличил и не ошибся cказочник. Наш, русский умелец эту скорость первым освоил, и такое было в действительности, такое было на наших глазах; да у него и в повадке, у этого смоленского парня, что-то чуешь от ершовского Ивана. А поэтому если и космос — край нашенский, то как же не населить его русскому человеку, каковы Иван и Ершов, крещёным людом? И смешно ли, что именно для нас
Небо сходится с землёю,
Где крестьянки лён прядут,
Прялки на небо кладут —
А на тереме из звезд
Православный русский крест?
И это уже никакой не ералаш. Ведь почему край не должен оказаться нашенским, если первопроходцем там был молодец нашенский. Вот она — прорицательная «оптика» русской сказки. И отдавать-уступать стратосферу или космос кому-то ещё — это не по нашей сказке. Вопрос, намёк и урок тоже ершовские, и не для малолетнего ума.
Сказано — сделано. А как сказано-то! Эх, сказка, птица-сказка бойкого народа. О, есть, оно конечно, и в других землях товарищи — да ещё какие, как поглядеть, товарищи («и косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства»). Но нет слова, которое бы было так замашисто-бойко, так вырывалось бы из-под самого сердца, так кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово.
А что: Гоголь тоже читал «Горбунка», и в «приведённой выше цитате» он говорил, разумеется, не о хладных и мертвеющих душах. Им ли вырвать из-под сердца огневое слово.
* * *Быль без сказки плоскодонна
и вообще не нужна.
Сколько славных продолжений знал «Горбунок»! Перепечатки и пересказы; балеты и кукольные театральные постановки; многоязычные переводы, в полном смысле по всему свету… И если где-то не справляются с нашим хитрым суффиксом в слове «конёк», да и «горбун» или «горбатый» поэтому оказывается как-то грубовато — вместо ласкательного «горбунок», то что ж: перевести ершовское заглавие хотя бы как «маленький конь-огонь» — это тоже по существу вопроса. Искромётную сказку освоил мир «новейшей информационной техники», сказку принял весь народ. Кстати, когда она дошла до Байкала, один разумный (и до чрезвычайности одарённый) сказыватель-сибиряк Магай переписал себе книжку Ершова от руки; и потом он доверчивым слушателям баял «Конька» уже от себя, цветистой прозою. Получалось что-то сверхлитературное в своей природности и, не найдём лучшего выражения, в сказочно-бытовой достоверности. Что ж, «интерпретация» вполне уместная.
А продолжения сказке в живописи и графике — в сказочно же достоверном и оттого особенно живом детском рисунке? Дети не всегда радуют, чего ж им льстить; но смотришь в Тюмени на такую выставку — и невольно восклицаешь, повторяя воспетого Ершовым простовато-блистательного богатыря Суворова: мы по-прежнему русские — какой восторг!.. А четырехлетняя девчушка Катя — в деревенской избе у берега Тобола с «Коньком-горбунком» в руках? Она, Катя Рыбина, не дает читать сказку тебе, взрослому: она умно глядит в печатные строки, будто сама уже знает грамоте — и что же? Лепит «Конька-горбунка» наизусть!.. Восторг, да и только.
Оставаться по-прежнему русским — задача не только для ребёнка и не только даже для взрослого. Она стоит и перед сказкой тоже. Да, пренебрегая множеством важных доводов, можно чисто условно согласиться, что «в двадцатом веке современная жизнь до чрезвычайности усложнилась». Однако именно поэтому любая реформа, синтетизация и прочая профанация фольклора — дело крайне пагубное. Сделать нашим современным сказочным героем что грузовик, что робота с усами-антеннами, что усатого уродца с пропеллером во лбу, что крокодильчика либо скорпиончика — это значит до чрезвычайной и безнадёжно-механической, хотя и книжной тупости упростить мир растущего человека. Что может быть опаснее для ребёнка? Ни на одной из действительно трудных современных дорог не сообщит ему синтетика ни сметки, ни сил, ни верного решения: ни дома, ни на дальних окраинах родины (нынешний Кавказ, как проблему, не поднять поколению Чебурашек, сколько они ни изучали бы хоть и карате), ни в чужих морях и землях, ни в небесных далях.
Поэтому как раз не без пользы взялась за «Горбунка» и наиновейшая сверхлитература. Культура, она умней стихии блуждающих электронов, даже укрощенной и отлаженной учёными инженерами, это так. Но, право слово, цветные диапозитивы и «анимационные фильмы», всяческие компакт-диски и прочие мультимедийные затеи по «Коньку» — если они внутри культуры, то они на своём месте и погоды не портят.
* * *Иной раз подумаешь: вот Ершов обучил Менделеева. Вот он, выдав за ученика приёмную дочь, стал ему вроде тестем. Вот Менделеев, уже в Питере, продвигает в печать последние для Ершова прижизненные издания «Горбунка»: 1865, 1868. И вскоре больной поэт, уже давно отставной глава тобольской гимназии, отец, шутка ли, шестерых детей и воспитатель столь многих, покидает нашу грешную землю — или, сказать по-другому, его уже навсегда предают родившей его сибирской земле. Кончина печальна, но кончина для всех неотвратима. А случайна ли была она тогда, именно в году 1869-м?
Домыслы могут быть и суетными. Но как подумаешь, что в начале того же года состоялось всемирное оглашение менделеевского периодического закона, чудесно заглядывающего и по сей день всё вперёд и вперёд, — так уже и о безвременной кончине поэта задумываешься как-то по-новому: хотя и грустно, но не без известного успокоения. Да, велика наука с её предсказательным потенциалом — а не усвоила ли тут и она что-то очень прочно от народной сказки? От самой сути артистически-художественного познания, для которого предвидение и провидение тоже принцип важнейший? Когда подумаешь, что Ершов в этом удостоверился, на душе как-то становится отраднее.
То есть не сказка подлежит суровому экзамену, свысока учиняемому наукой, а наоборот: наука точна и по-настоящему фундаментальна лишь тогда, когда она сама верна сказке. Что «химия», что «литературоведение»; а также и «политология».
Знаменательные связи! Да и когда читаешь менделеевские книги о будущем прирастании нашей страны — не с её только дельной химией, а с её и природным, и народным, и духовным богатством, с её готовностью к простому и тяжелому труду повседневно, — узнаёшь и тогда в мыслях могучего ученика что-то от заветов его блистательного и скромного учителя-подвижника. «Заветные мысли», «К познанию России» (сто лет назад, 1905); это же прямо для нас, для срочного осмысления в этом году и сегодня.
* * *Скоро сказка говорится,
дело мешкотно творится.
Действительно: а что мы сами как продолжатели, не только читатели? Несколько заключительных слов необходимо именно в этом разрезе.
Хорошо взойти на престол, на кафедру, на «подиум» — и сохранить в себе даже там суворовско-пушкинскую, да и Иванову простоту, не забыть и там — даже обходя чужие моря и земли — про чью-то жизнь при хлебе с квасом и луковкой, про молодца на Пресне, про заботы молчаливых людей где-то внизу, во глубине России. Хорошо взлететь когда-нибудь в космические высоты, но и оттуда лучезарно и по-братски улыбаться всему чернозёмно-земному — даже всему в целом дольнему миру. Однако это не всем, не каждому достанется. Не каждый напишет и упоительную, прелестную сказку в стихах или поэму.
Остаётся просто жить — где бы то ни было, но по законам, которых держались Ершов и Менделеев. Лучше всего — в Сибири, если вы сам оттуда. Если вы не сибиряк и прикованы к чему-то неотменимому в иных местах, то по крайней мере своим детям это посоветуйте. Хорошо в сибирскую даль съездить-слетать, насладиться, пусть и ненадолго, волей и раздольем хотя бы от Омска и Ишима до Тобольска и Берёзова. Хорошо прочесть добрые книги о ней, как и вообще о Родине: от беловского «Лада» и менделеевских «Заветных мыслей» до распутинских поэм в прозе. Но если что умными людьми сказано, то так ведь должно быть и сделано? Поэтому всего лучше многодетной семьёй, при любой профессии — и продолжая, если вы начали, хранить честь смолоду — прочно обосноваться там. Не тужите, что вы случайно не женаты и что через издательство неловко оглашать адреса русских красавиц-сибирячек, как раз с Тобола. Из семейств тех же Охохониных, Григорьевых, Возмиловых… В любом случае пора решиться. И по-ершовски, по-ивановски — с тем царьком в голове, что всегда выручит, если ты даже где и сплоховал, — поучаствовать вместе с застрельщиками нужного дела в сохранении, обустройстве и приращении всего нашенского. Мы уже говорили: в подъёме сибирского Китежа со дна беспамятства и запустенья.
