Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016
Вторая заповедь. Сразу после числа строку Гумилёва следует метр и размер. Поэт утверждает, что у каждого метра есть своя душа, свои особенности и задачи в поэзии. Этому своему положению он даёт основательное теоретическое подтверждение и требует, чтобы переводчик обязан был: «точно соблюдать метры и размер подлинника». Третья заповедь. Необходимо употреблять рифмы в соответствии с той традицией, которой пользуется сам поэт. И тут нужно учесть характер языка. Например, английский язык требует в основном чередование мужских рифм, как наиболее характерных для него.
Четвертая заповедь. Характер enjambement. Это понятие использовалось в поэзии со времён античности. Романтизму – было свойственно его культивирование, использовали его и некоторые поэтические школы начала XX века. Enjambement является выразительным средством, например, в драматическом стихосложении. Понятие enjambement пришло к нам из французского языка. Во французской теории стихосложения существует три вида enjambement – rejet – конец фразы захватывает начало следующего стиха; contre – rejet – начало фразы захватывает конец предыдущего стиха, и double – rejet – фраза начинается в конце предыдущего стиха, кончается в начале следующего. Вообще enjambement переводится с французского как «перешагивать» (перепрыгивать), несовпадение синтаксической и формообразующей цезур (на конце стихи, полустрофы, строфы). Служит также стилистическим приёмом для преодоления ритмической монотонности стиховой формы и для (интонационного или смыслового) выделения отсечённых стихоразделом отрезков фразы. Для Гумилёва важен вопрос о переносе предложения из одной строки в другую. Пятая заповедь. Характер рифм. Ему Николай Степанович также отводит важное место. Они по Теодору де Банвилю первыми «возникают в сознании поэта и составляют скелет стихотворения (…)».
Шестая заповедь. Характер словаря. Так как у каждого настоящего поэта свой собственный особый словарь, то ли это разговорный язык, то ли литературный, то ли с применением диалектов, и т. д. – и всё это необходимо обязательно учитывать при переводе.
Седьмая заповедь. Типы сравнений. И тут переводчик обязан соблюдать все особенности оригинала. Например, если поэт даёт сравнение конкретного образа с отвлеченным, то и переводчик обязан всё это сохранить. Восьмая заповедь. Особые приёмы. Поэт предлагает учитывать и их. Например, встречающиеся: «параллелизмы, повторения полные, перевернутые, сокращенные, точныеуказания времени или места, цитаты, вкрапленные в строфу, и прочие приёмы особого, гипнотизирующего воздействия на читателя».
Девятая заповедь. Переходы тона. И тут переводчик обязан строго соблюдать оригинал, не сокращая и не удлиняя его, так как меняется «время его тона». То есть «И лаконичность, и аморфность образа предусматриваются замыслом, и каждая лишняя или недостающая строка меняет степень его напряженности». Поэтому, невозможно сокращать или удлинять стихотворение, не меняя его тона, это тоже важно.
Из всего перечисленного видно, что выполнять гумилёвские условия было не под силу большинству переводчиков. Сам поэт писал: «Разумеется, для рядового переводчика это ни в какой мере не обязательно» и добавлял с чувством иронии: «Таковы девять заповедей для переводчика; так как их на одну меньше, чем Моисеевых, я надеюсь, что они будут лучше исполняться». И поэтому, считал он: «В идеале переводы не должны быть подписными». Можно себе только представить каких бы вершин достигла школа переводчиков в России, если бы она унаследовала заветы великого мастера!..
Владимир Полушин (Москва),поэт, руководитель секции по литературному наследиюН.С. Гумилёва Союза писателей РоссииГумилёву
Воин, путешественник, мечтатель,
Зодчий романтических садов –
Кем ты был среди мятежных ратей
Тех кроваво-памятных годов?
Тех, объятых смерчем революций,
Разметавшим питерский бомонд –
Ты, невозмутимый, как Конфуций,
Ты, прошедший Африку и фронт, –
Где все смерти над тобой витали,
К райским песнопениям глухи,
Где стихи судьбою обрастали
И судьба слагалась как стихи!
Кем ты был – средь ханжеских декретов,
Вдовьих слёз, грядущих лагерей –
Ты, знаток ремесленных секретов,
Словом усмирявший дикарей,
Выдумщик, искатель приключений,
Собеседник царскосельскихлип…
Как не уберёг тебя твой гений,
Как ты в эту передрягу влип?!
Где шестёрки сделались тузами,
Где, тебя не видящий в упор,
Следователь с рыбьими глазами
Подмахнёт расстрельный приговор –
Чтоб душа, минуя все преграды,
Отлетела сквозь кадильный чад
От глухих подвалов Петрограда –
К озеру таинственному Чад.
Переводы
Фридерика Майрёкер
Стихотворения
Фридерика Майрёкер (также Фридерика Майрёккер, нем. Friederike Mayrôcker; p. 20 декабря 1924, Вена) – австрийский поэт, прозаик, драматург. Стихи начала писать в 15 лет, первая публикация – в авангардистском журнале «План» (1946), первая книга – в 1956. С 1946 по 1969 гг. преподавала английский язык в различных школах Вены. В 1954 году вышла замуж за поэта Эрнста Яндл, с которым прожила до его кончины. Ряд радиопьес написан ими в соавторстве. Лауреат премии Георга Тракля, Большой Айвстрийской премии по литературе, премии Георга Бюхнера и многих других.
Перевёл с немецкого Ал Пантелят[7]
уж лучше странствовать в своих мыслях, Хокусай
лёжа на спине или в лучах лампы
нестись к подножью Фудзи. Сапоги промокли насквозь,
жабо измято, глаза всматриваются в сторону
заснеженной вершины.
Как мне, спрашиваю я, измерить далекое
своим шагом, как мне, все вопрошаю я, охватить далекое
своим взглядом. Как соединить тоску по далекому
и желание остаться. Как – взгляд и шаги,
слезы и радость.
мне не доставят радости присланные кем-то засушенные цветы ровно как и вулканический песок возрастом 200 миллионов лет мне не доставят радости оставленные кем-то цветы у входной двери даже и сотня букетов от какого-нибудь моего воздыхателя – подобные знаки внимания уже давно не приводят меня в волнение, став не более чем пустыми кичливыми жестами. Мне не понять где и в каком состоянии я, знаю лишь, что старый PIANO PONY стал моей кометой и плачет со мной в обнимку.
инвентаризационный список из одного жизненного отрезка
Эми Нэкман
в моем рюкзаке
веточка чабреца
две монетки
тупой карандаш
несколько скомканных бумажек
крошки от кекса
зеленая бельевая прищепка
визитная карточка японской германистки
расчёска со сломанными зубцами
муравьи Дали на потемневшем нотном листе
что нужно тебе
Хайнцу Лунцеру
что нужно тебе? одно дерево один дом чтоб
постичь как велика как мала жизнь человека
как велика как мала она когда смотришь на крону
и теряешься в пышном великолепии зелени
как велика как мала думаешь ты как коротка
твоя жизнь в сравнении с жизнью деревьев
тебе нужно одно дерево тебе нужен один дом
не для себя одного но лишь угол лишь крышу
чтоб сидеть чтоб думать чтоб спать чтоб мечтать
чтоб писать чтоб молчать чтобы видеть друга
звёзды траву цветок небо
это 1 стихотворение, говорит КФ, именно так,
это 1 стихотворение: говоря это я полагаю, что это
1 стихотворение, да, это действительно 1 стихотворение. Мой
врач говорит, съешьте-ка 1 стихотворение, я
не знаю как его готовить, говорю я в ответ. Когда Антони
Тапиес говорит, что эти белые очертания являются 1 креслом, я
и вправду узнаю в этих белых очертаниях в самом центре
одно кресло. Я говорю об одном писсуаре, это
1 художественное произведение, говорит Марсель Дюшан,
да, это 1 художественное произведение. Когда же я говорю,
белые барашки плывут по небу, это и вправду
белые барашки плывут по небу
Равное
на подоконнике
сидит белый
шпиц; я обнимаю его за шею,
отцовская шапка сползает
почти закрывая мое лицо; рядом
в фиолетово-белом
платье с рюшами
улыбается милая бабушка:
в магниевом свете фотовспышки отца мы все
одновременно вздрагиваем; хороним
друг друга, а я
живу
мое тишайшее слово
поблекнет как трава – и моя рука и мой зрачок
поблекнет как трава – и моя нога и мой волоси мое тишайшее слово
поблекнет как трава – и твой рот и твой рот
поблекнет как трава – и твой взгляд на мне
поблекнет как трава – и моя щека и моя щека и крохотный цветок
который ты привык видеть
поблекнет как трава
поблекнет как трава – и твой рот и твой пурпурно-алый рот
поблекнет как трава – но ведь ночь но ведь туман но ведь чувство
поблекнет как трава поблекнет как трава
Иногда во время каких-нибудь случайных жестов
