Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1972 год
К моему напарнику вернулась, кажется, былая уверенность в себе: он не стал ждать, пока капитан позовет его вниз, а, убедившись, что Горджес ведет судно в нужном направлении, спустился с мачты и поспешил на мостик к Ларсену, чтобы доложить капитану о своих наблюдениях лично. Он вернулся ко мне с видом человека, освободившегося от тяжкого бремени. Когда я сообщил ему, что видел в его отсутствие еще двух китов севернее первого, он похлопал меня по плечу и с теплотой в голосе произнес:
— Ты славный парень, малыш!
Мне было очень лестно это слышать от старого морского волка, хотя и досадно резало ухо обидное «малыш». Ничего, может, сам догадается...
«Курт Хансен», по его словам, никогда не шел так быстро — тринадцать узлов, не меньше.
Я прикинул в уме: если наша скорость действительно такая и кит еще раз останется под водой двадцать семь минут и пятнадцать секунд, то мы наверняка проскочим примерно на милю то место — пять миль впереди, как сказал Свенд, — где кит погрузился во второй раз. Капитан, очевидно, сделал тот же подсчет. Вместо того чтобы и дальше вести судно прямо на кита, Ларсен велел повернуть чуть-чуть на северо-запад. Мы все были уже во власти таких обстоятельств, где профессиональный опыт, разум и сила зрения значат меньше, чем интуиция и обыкновенное везение или удачливость.
Маневр капитана не остался незамеченным Свендом, ибо в тот момент, когда белая кильватерная струя «Курта Хансена» слегка скривилась, он неодобрительно хмыкнул и покачал головой. Я взглянул вниз, и мне показалось, что людей на палубе это тоже озадачило.
Минут двадцать мы шли таким манером на полной скорости. Потом капитан дал сигнал вниз — остановить машины. Сигнал и его подтверждение — звонок в машинном отделении — прозвучали с неожиданной силой и резкостью в тишине мирного полудня.
Минут пять или больше «Курт Хансен» скользил вперед с пониженной скоростью, достаточной для того лишь, чтобы штурвальный мог держать судно в нужном капитану направлении.
Прошло еще две минуты, и кит вспорол поверхность воды одной милей севернее того места, где он нырнул в последний раз, — дальше, чем ожидал капитан. На этот раз все увидели пять фонтанов — первый был просто великолепен! Он поднялся в воздух футов на пятьдесят, по Свенду. Устранены последние сомнения! Это произвело поразительный эффект и еще больше подняло настроение людей. Капитан, команда, мостик, палуба, «воронье гнездо» — все судно стало единым динамическим целым.
Кит нырнул сразу после пятого фонтана, изогнувшись дугой над поверхностью воды, но, как это водится у голубых китов, не показав нам своего знаменитого двухлопастного — «бабочкой» — хвоста.
Капитан нацелил «Курта Хансена» юго-западнее места последнего погружения кита и через милю хода застопорил машины. Судно легло в дрейф. Теперь, как мне казалось, команда поняла маневр капитана, и все единодушно выражали одобрение его решению. Не раз впоследствии, в течение целых трех сезонов плаванья, я часто, в свободные минуты, становился свидетелем оживленных и горячих дебатов по поводу этого ларсеновского маневра в китобойной практике.
Одни мудрецы доказывали, что капитан должен был остановить судно на полмили раньше, чем он это сделал. Они говорили, что киты с их острым слухом улавливают шум винтов и судовых механизмов на большом расстоянии, пугаются, быстро меняют направление и на огромной скорости несутся прочь от опасности. По мнению этих людей, самое лучшее — ждать, когда кит вынырнет снова, ибо во время подъема у него слух притупляется, и ринуться к нему на полной скорости, остановив машины в тот момент, когда он погрузится в воду опять. Так нужно проделать несколько раз, подбираясь к киту все ближе и ближе, пока судно не подойдет настолько, что можно пускать в ход гарпунную пушку. На «Курте Хансене» существовал специальный термин для такого способа охоты. По-норвежски это звучит: «Luse jag», что соответствует, насколько я мог понять, нашему слову «подкрадывание».
Другие, считая себя более опытными, утверждали, что лучший способ — сразу идти на полной скорости к тому месту, где ожидается вторичное появление кита, совершенно не опасаясь напугать его. Наоборот, его испуг дает преследователю преимущество — страх заставляет кита нырять быстрее, чем он это делает в нормальном состоянии, и вынуждает по той же причине набирать воздуха меньше, чем обычно; следовательно, он вынужден будет и вынырнуть раньше на поверхность. Я лично знал пушкарей-гарпунщиков в нашей флотилии, которые стреляли в китов даже тогда, когда имели совсем мало шансов загарпунить его, — они были убеждены, что гул выстрела загонит быстрее добычу под воду и ускорит им все дело, ибо кит постепенно становится беспомощным из-за нехватки воздуха. Наша команда и на этот случай имела свое название охоты: «Prose jag» или то, что я назвал бы «затравливанием».
Я ни разу не видел, как наш капитан тратит выстрел гарпунной пушки на то, чтобы только испугать кита. Но я был свидетелем того, как успешно применяет он комбинацию из этих двух способов охоты настолько эффективно, что Ларсен считался самым прославленным и удачливым китобоем во всей флотилии.
В тот момент, когда машины застопорились, капитан подозвал кивком первого помощника на мостик и, оставив его за себя — с Горджесом за штурвалом, — с нарочитой медлительностью, присущей энергичным людям в минуты сильного внутреннего возбуждения, и величественным видом, который отнюдь не вязался с его странной орангутангоподобной походкой, спустился по трапу вниз и прошел через всю палубу на нос судна. Подойдя к гарпунной пушке, он взошел на орудийную площадку, положил руку на изящную рамку спускового механизма и застыл недвижимо, как высеченная из дерева носовая фигура корабля на старом паруснике, вперив взгляд в океан впереди себя.
Почти одновременно мы все увидели новый фонтан, выстреливший из воды в полумиле от нас прямо впереди «Курта Хансена». Сигнал Тора Ларсена на мостик об увеличении скорости был необязателен, ибо только он поднял руку к рукоятке, как из машинного отделения прозвучал призывно ответный звонок — как во время боевой тревоги на военном корабле. «Курт Хансен» резко рванулся вперед.
Фонтан показывал, что кит движется в том же направлении, что и мы. Давление пара в котлах судна было так велико благодаря усилиям кочегара, что, несмотря на максимальную скорость, излишек его все время пробивался через предохранительный клапан у трубы.
Мы приблизились к киту настолько, чтобы не напугать его, не заставить насторожиться. Он сфонтанировал четыре раза, причем последний, четвертый, фонтан выглядел лишь легким дымком над морем, ибо кит уже навострился дать дёру, почуяв какую-то непонятную ему опасность в незнакомом шуме винта и судовых машин. Мы только и успели увидеть в косых лучах солнца за момент до погружения его огромную спину — в глубокой впадине меж двумя большими водяными валами, — величаво изогнувшуюся дугой наподобие черномраморной триумфальной арки.
Мы прошли на полной скорости через «масло» (1 Масло — гладкий участок морской поверхности, образованный жидкостью, которую выпускают в воду киты в минуты безмятежного покоя. (Г. Мелвилл, Моби Дик.)), и, хотя я видел довольно далеко в глубину воды, кита в том месте уже не нашел.
Далее мы прошли около мили вперед, потом резко повернули на сто восемьдесят градусов и пошли назад, к тому месту, где исчез кит, а там застопорили машины на девять минут. По истечении девяти минут Тор Ларсен дал сигнал, и «Курт Хансен» снова понесся на полной скорости по пройденному пути.
Мы оказались левее «масла», через четыре минуты взяли на пять румбов северо-восточнее его и продолжали мчаться дальше. Через следующие четыре минуты, примерно в двухстах ярдах по правому борту, я увидел, как мне показалось, огромную, с задранным носом «торпеду в мирных водах», иллюминированную солнечными лучами, пронизывающими океан под тупым углом с запада. Только я успел заметить эту «торпеду», как она метнулась в сторону и исчезла. Все на корабле говорили мне потом, что. это было «счастливое видение».
Я знал, что Свенд не заметил «торпеды», хотя это было нетрудно. Чувствуя себя более уверенно сейчас, я закричал по-английски и вытянул руку:
— Ahoy! Он здесь! Эхой! (1 Ahoy (англ.) — морской термин, оклик.)
Штурвальный Горджес со свойственной ему быстротой реакции понял сразу значение моего крика. Помощник капитана, наоборот, заколебался — ему был в диковину мой «профессиональный клич», заимствованный из приключенческих книжек, — и вопросительно посмотрел на Ларсена, стоявшего на носу. Ларсен тоже проявил необычную медлительность, он только обернулся и молча уставился на «воронье гнездо». Капитан не очень был силен в английском в отличие от Горджеса, чтобы понять точный смысл этого клича. Но сам крик и моя вытянутая рука произвели на него должное впечатление — они были достаточно выразительны и без слов. Он, безусловно, среагировал быстрее своего помощника, но его сигнала на мостик даже не понадобилось — «Курт Хансен» уже кренился, чуть не черпая бортом воду от быстроты, с какой Горджес поворачивал судно. В эти моменты взаимопонимание между рулевым и капитаном достигло такой степени, что Ларсену оставалось только выказать жестом свое удовлетворение и, повернувшись обратно, поустойчивее расставить ноги на орудийной платформе, дабы не потерять равновесия.
