Iris Black - Отрезок пути
– Я – что? – недоверчиво переспрашивает Северус.
– Был влюблен в маму Гарри, – тихо повторяю я. – И до сих пор ее любишь – я видел колдографию и письмо с подписью…
– Ты идиот!
– Знаю! – поспешно соглашаюсь я. – Я ведь думал, что мы с тобой… Но я все понимаю, правда! Нам обоим было нелегко, и мы…
– Заткнись! – командует он. – И скажи по-английски: Поттер что, действительно сообщил всем, что я был влюблен в его мать?
– Ну… да… Только эльфы всем память стерли, ты не беспокойся! – поспешно заверяю я. – Конечно, то, что сейчас о тебе говорят, немногим лучше, но этого мы не могли предусмотреть…
Неожиданно Северус начинает смеяться. Я изумленно смотрю на него, раздумывая, вызвать Райка прямо сейчас или немного подождать.
– Значит, Поттер пришел к такому выводу? – уточняет Северус, отсмеявшись.
Я пожимаю плечами. Уж наверное Гарри не слепой.
– Сам дурак, – усмехается он. – Надо было лучше думать, что подсовывать подростку. Но в тот момент было не до сортировки, кое-что прицепилось случайно… Твой вариант воспоминаний чуть более рационален.
– О чем ты говоришь? – интересуюсь я.
– Ты идиот, – неожиданно мягко сообщает Северус, уже Мерлин знает, в который раз. – А Поттера твоего вообще нужно изолировать, чтобы впредь не вводил людей в заблуждение.
– Ты хочешь сказать, что не был влюблен в Лили Поттер? – догадываюсь, наконец, я.
– Не больше, чем ты – в мисс Уизли, – отвечает он, дернув плечом.
Кажется, я еще ни разу не попадал в такое глупое положение. Северус абсолютно прав – я идиот. И это, кажется, неизлечимо.
– Но как же?.. – бессвязно бормочу я. – Колдография… подпись… лань…
– Просто поразительно, – растягивая слова, произносит Северус. – Ты же не видел воспоминания. Как ты мог поверить Поттеру на слово? И потом, я оставил тебе письмо, где все подробно…
Я виновато опускаю голову, и он не заканчивает фразу.
– Постой. Ты его не читал?
Я качаю головой, чувствуя себя законченным болваном.
– Почему?
– Ну… ты ведь не умер, – шепотом говорю я. – Я решил, что не имею права…
– Мне начинает казаться, Лонгботтом, – медленно произносит Северус, – что твоя порядочность – это не качество характера, а какая-то опасная патология.
Я не нахожусь, что возразить. С какой стороны не взгляни, получается, что я дурак.
– Я могу прочесть его сейчас, – неуверенно предлагаю я.
– Ну уж нет, теперь обойдешься! – отрезает он, но, взглянув на мое несчастное лицо, немного смягчается: – Мать Гарри Поттера была моим другом, и я никогда не был влюблен в нее. По правде говоря, все было наоборот.
– Ты был влюблен в его отца? – озадаченно спрашиваю я.
– Муховертку тебе в задницу, конечно, нет! – восклицает Северус с искренним ужасом и брезгливо морщится: – Что я тебе сделал плохого, что ты меня так оскорбляешь?
– Но… – я пытаюсь сообразить, что к чему, и, наконец, мне это удается: – То есть, это она была в тебя влюблена? Не может быть!
– Почему же? – оскорбленно осведомляется он. – В меня нельзя влюбиться?
– Нет-нет, можно, конечно! – поспешно говорю я. – Просто… я удивился…
– Ладно. Понимаю, что это звучит странно, – Северус невесело усмехается. – Думаю, к настоящим чувствам все это не имело никакого отношения. Скорее, она просто вбила себе в голову… а может, я сам дал ей повод…
Он замолкает и задумчиво барабанит по столешнице кончиками пальцев. Я тоже молчу, обдумывая услышанное. Такого мне уж точно в голову не могло прийти! Да и никому другому, наверное.
– Ты спрашивал, почему я стал Пожирателем смерти, – неожиданно произносит Северус. – Тебе это по-прежнему интересно?
– Конечно! Но ты не обязан…
– Знаю. Но, в противном случае, ты сам придумаешь какие-нибудь идиотские объяснения, не имеющие отношения к действительности, – заявляет он.
Я прикусываю губу. Вот тут он не прав. Я вообще стараюсь не делать поспешных выводов. А что до того, что я поверил в теорию Гарри, так Северус сам так себя вел, что другого объяснения и у меня не нашлось. Но если я начну сейчас с ним спорить, он вообще ничего не расскажет.
– С Лили я познакомился еще до Хогвартса, – начинает Северус, откинувшись в кресле и соединив кончики пальцев. – Мы жили в одном городе, учились в одной школе. Я сразу заметил, что она волшебница. Мою семью считали странной, поэтому друзей у меня не было. У Лили тоже, но по другой причине. Она ничего не слышала о магическом мире, но знала, что обладает необычными способностями, и вовсю ими пользовалась. Сверстники относились к ней с опаской и за глаза называли ведьмой – у магглов это считается оскорблением. Сам понимаешь, налаживанию дружеских связей это не способствовало. Поэтому общалась она только со старшей сестрой, которая тоже ее побаивалась, но, разумеется, ни за что бы в этом не призналась. Ко мне Лили сначала отнеслась с недоверием, но вскоре мы подружились. Я рассказывал ей все, что знал о магическом мире, не говорил только о том, как многие чистокровные волшебники относятся к магглорожденным. Моей матери не нравилась эта дружба, но по пятам она за мной не ходила, а отцу было плевать, с кем я общаюсь. Родители Лили при виде меня тоже не прыгали от восторга, но она с детства привыкла делать то, что ей нравится, поэтому через некоторое время они махнули рукой на нашу дружбу и даже начали приглашать меня на ужин. Надо было видеть, как бесилась ее чокнутая сестрица!
Северус прерывает повествование и неожиданно громко хлопает в ладоши. В ту же секунду в дверь просовывается голова Райка.
– Кофе нам сделай, – спокойно говорит Северус.
Голова, кивнув, исчезает.
– Он у тебя вместо домового эльфа? – удивленно спрашиваю я.
– Сигнальные чары, – со смешком поясняет Северус. – Срабатывают от хлопка. Не орать же мне, как последнему магглу, если что-то понадобится.
Звучит здраво. Через несколько минут Райк возвращается, ставит на стол две дымящиеся чашки и уходит, не сказал ни слова. Я удивленно провожаю его глазами.
– Райк может быть тактичным человеком, – произносит Северус, пригубив ароматный кофе, – когда это действительно нужно. А когда необязательно, ведет себя, как умственно неполноценный. Ты будешь слушать, или, может, пойдешь с ним поболтаешь?
Я поспешно киваю, потом, спохватившись, что он может не так меня понять, мотаю головой. Северус, усмехнувшись, продолжает:
– Как ты знаешь, мы оказались на разных факультетах, но общаться не перестали. Истерик по этому поводу я не устраивал, хотя было немного обидно – мне всегда казалось, что Лили самое место в Слизерине…
– Стервозная девочка, – машинально говорю я, вспомнив Торна.
– Что?
– Однокурсник моих родителей, Стивен Торн, так про нее сказал – «стервозная девочка», – объясняю я. – Еще он сказал, что она за тебя заступалась и ненавидела Джеймса Поттера.
– Об этом ты не говорил…
– Думал, ты взбесишься. Прости…
– Гриффиндорцам вредно слишком много думать, – заявляет Северус менторским тоном. – У вас все равно плохо получается. Впрочем, стервозности Лили и вправду было не занимать, – он чему-то улыбается. – Первое время после начала учебы мы не обращали внимания на то, что говорят другие ученики. Главной неприятностью были Поттер и Блэк и, присоединившиеся к ним позже Люпин и Петтигрю – в меньшей степени. С первыми двумя мы сцепились еще в поезде. Поттер, услышав о Слизерине, встал в стойку и немедленно начал хамить. Блэк, который отправился в Гриффиндор исключительно назло семье, с удовольствием к нему присоединился. Я молчать не стал, а потом ушел вместе с Лили, и эти двое, недолго думая, записали меня в личные враги. Первым я к ним не лез, меня больше интересовала учеба, чем идиотские дуэли с гриффиндорцами. Но всегда отвечал и всегда старался отомстить.
Через некоторое время у Лили появились друзья на своем факультете. Я тоже начал общаться со слизеринцами, которые постоянно попрекали меня дружбой с… грязнокровкой, – Северус слегка запинается на неприятном слове. – Думаю, и ей приходилось сталкиваться с неодобрением. Мы не говорили об этом, но никогда не попрекали друг друга общением с другими студентами, так что выводы сделать несложно. Стычки с четверкой Мародеров становились все более жестокими. Лили поначалу пыталась жаловаться преподавателям, но мне удалось убедить ее, что от этого только хуже, и она переключилась на старост. Сообщала им обо всех проделках Мародеров, о которых ей удавалось что-то разнюхать. Старосты делали вид, что узнают все сами, не сдавали ее.
Я сдерживаю смешок. Интересно, как бы отреагировал Гарри, узнав, что его мать доносила старостам на его отца? Зато мои родители, похоже, и во время учебы в школе были достойными людьми. И теперь у меня нет ни малейших сомнений, что Северус, рассказывая о том, как они сняли баллы с гриффиндорцев, имел в виду себя и Мародеров.
– В общем, если не обращать внимания, на некоторых раздражающих личностей, все было не так уж плохо, – продолжает Северус. – Точнее, мне так казалось. Сейчас, вспоминая, я вижу множество намеков и двусмысленностей с ее стороны, но тогда я ничего не замечал. Просто потому, что не допускал такой возможности. Лили была для меня лучшей подругой, почти сестрой, ни о чем ином я даже не думал. Понимаешь?
