Марк Энтин - Россия и Европейский Союз в 2011–2014 годах. В поисках партнёрских отношений V. Том 1
Надо реально оценивать складывающуюся политическую ситуацию. Она же, по оценкам экспертного сообщества, не внушает оптимизма. Классические политические партии теряют доверие населения. Причем чем дальше, тем больше. Одни – потому, что от них устали. Другие – поскольку они погрязли в коррупции. Третьи – от того, что не способны выполнить розданные обещания. И все одновременно – в связи с тем, о чем говорилось выше.
Процесс идет уже давно. Однако, похоже, сейчас он вступил в новую фазу. Раньше то тут, то там появлялись новые политические силы. Такие, как, например, «зеленые». Но общий расклад в пользу истеблишмента они не ломали. Остепенившись, новички со временем теряли свой фрондерский запал и легко интегрировались во власть.
Чуть позже настала пора всплесков. Недовольство накапливалось. Тем не менее, оно выплескивалось наружу только в отдельных странах. На волне протестных настроений в представительные органы власти разного уровня прорывались внесистемщики. Например, Партия Свободы под руководством Хайнца-Кристиана Штрахе и «Альянс за будущее Австрии» Йорга Хайдера. Иногда леворадикального, чаще крайне правого толка.
Однако по большей части они были спринтерами. Тягаться со стайерами им было не по плечу. При забеге на дальние расстояния, измеряющиеся следующими общенациональными выборами, они сходили с дистанции. Либо общество перемалывало их, и, лишившись своеобразия, они утрачивали поддержку. Либо истеблишмент набрасывался на них и затаптывал. А то поступал еще более изощренно – перенимал отвечающие моменту ключевые лозунги и тем самым обескровливал (такая тактика, в частности, не без успеха была использована в первой президентской кампании Николя Саркози).
Совсем недавно протестное голосование стало выносить в представительные органы популистов и националистов всех мастей. Но и они для ЕС в целом угрозы не представляли. Во-первых, они умели только критиковать. Позитивной программы у них не было. Альтернативу они предложить не могли. Как следствие, черновую работу, подготовку законопроектов и их продвижение, оставляли классическим партиям. Тех, хотя они и скрежетали зубами, по большому счету такое разделение труда устраивало. Во-вторых, договариваться между собой у националистов не получалось. Наступить на горло своей собственной песне они никак не могли. На то они и националисты.
К настоящему времени вводные, похоже, поменялись. Как показывают результаты выборов в Австрии (где в конце сентября правые популисты снова получили свыше четверти голосов избирателей[337]), Чехии (где на выборах в конце октября за популистов и коммунистов проголосовали 18,7 % и 15 % избирателей[338]), Финляндии, Нидерландах, Германии и Франции, т. е. в странах, принадлежащих к относительно благополучной части ЕС, политические силы, говорящие от имени протестного электората, получили ярких лидеров. У них за спиной солидная неслучайная поддержка. Они улавливают настроения, господствующие в обществе. В том числе испытываемый людьми страх перед лицом быстро меняющегося мира, всех тех новшеств, к которым многим так сложно приспособиться[339]. (Причем, естественно, не только в ЕС, но и за его пределами – в том числе в Швейцарии и Норвегии, где популисты на последних выборах получили весомое представительство в парламенте[340].)
Они готовы не просто бросать лозунги в массы, но и выступить со сравнительно притягательными, целостными, альтернативными программами. А значит, они будут в состоянии консолидироваться. Они смогут выступить с общих позиций. Вот что так сильно растревожило правящие партии и истеблишмент Европейского Союза.
Есть еще один весьма существенный момент – они столкнулись с принципиально новым явлением, которое ими пока совершенно не осознано. Крайне правые, составляющие ядро популизма и национализма, стремительно мимикрируют под респектабельные внутрисистемные политические течения и образования. Так, Марин Ле Пен, несмотря на яростное сопротивление идеологов классических партий в подконтрольных им СМИ[341], добивается введения формального запрета на то, чтобы о Национальном Фронте говорили и писали как об ультраправых[342]. В этих же целях она вывела всех своих из Альянса европейских национальных движений в Европарламенте (где верховодит венгерская националистическая партия «Йоббик») и предложила присоединиться к Европейскому альянсу за свободу[343].
Их сленг, образ, программы подрабатываются таким образом, чтобы не ассоциироваться с прошлым, с тем, что обществом уже когда-то было отвергнуто. За ними по-прежнему мощная волна протестных настроений. На недовольство, неприятие, протест, их выражение и канализацию делается ставка. В этом плане ничего не меняется. Однако решая задачи обновления образа, модернизации и легитимации, крайне правые, отказывающиеся больше ими называться, осуществляют прорыв в будущее.
Перед ними открывается реальная возможность претендовать на власть. Барьеры, ранее воздвигнутые государством на их пути, рушатся. В дополнение к этому популисты и националисты умело пользуются тем, что за последние годы многие классические политические партии утратили свое лицо. В частности, социал-демократы[344]. Они не такие узнаваемые, как раньше. Разница между ними начинает стираться.
Частью электората эволюция классических партий воспринимается как предательство. Бывшие сторонники и правых, и левых больше не считают себя связанными старыми предпочтениями. В результате ряды популистов и националистов пополняются со всех сторон, вне зависимости от прежних убеждений и социальной принадлежности[345]. У них появляются дополнительные возможности выставлять на выборы сильных кандидатов[346].
Кроме того, руководство ЕС и государств-членов понимает, что традиционные антидоты, применяемые на национальных выборах, для избирательной гонки в Европарламент столь же эффективно использовать не удастся. А может, вообще не получится. На национальных можно сплотиться и развернуть кампанию спасения страны от популизма, национализма, коричневой чумы, чего угодно. На европейских выборах ее запускать бессмысленно – не сработает: спасать Европу не побегут, только посмеются. На европейских все иначе.
Конкретная ситуация – на выборах в Палату общин Дэвид Камерон может объяснить сторонникам Партии Независимости, что если они за нее проголосуют, то фактически уступят свои голоса лейбористам, отдадут в их руки победу над консерваторами. Как показывают опросы общественного мнения, подобная уловка почти наверняка возымеет действие. Семь из десяти сторонников Партии Независимости перейдут в лагерь консерваторов, почувствуй они, что иначе Эда Милибэнда не одолеть[347]. На европейских выборах прибегать к ней – все равно, что стрелять себе в ногу. На них в пользу Партии Независимости выскажутся и те, кто в отношении ЕС нейтральны. Просто, чтобы выразить свое недовольство. Убеждать их в том, что тем самым они помогут лейбористам, которые настроены проевропейски гораздо в большей степени, чем консерваторы, скажем, наивно, чтобы не употребить слово порезче.
Во Франции сплотить ряды против крайне правых – сам Бог велел. Делали уже неоднократно. В частности, на президентских выборах, когда лидер социалистов Лионель Жоспен неожиданно уступил второе место создателю и многолетнему предводителю Национального Фронта Жан-Мари Ле Пену и не прошел в следующий тур. И сейчас на муниципальных выборах 23 и 30 марта 2014 г. социалисты рассчитывают воспользоваться обычным трюком. Он описывается примерно так. «Хорошие результаты Национального Фронта в первом туре, – делятся лидеры социалистов, – драматизируют ситуацию, мобилизуют наш электорат и облегчат союз левых сил. Таким образом, победа будет за нами…»[348]. На европейских подобный трюк не пройдет. И мечтать о его повторении бессмысленно.
За годы проведения политики жесткой экономии протестное движение набрало силу. Оно обрело второе дыхание во многих странах. Успехи популистов и националистов заметны повсюду. Однако осознать глубину происходящих перемен помогли результаты избирательной кампании на юге Франции. Представитель Национального Фронта не просто выиграл выборы в малюсеньком местечке Бриньоль округа Вар. Фактически он взял верх одновременно над двумя ведущими политическими образованиями страны – над социалистами и консерваторами. В последний момент они попытались объединиться и совместно противостоять крайне правым[349]. Попытка провалилась. Национальный Фронт разгромил их. Несмотря на то что на последнем этапе против него совместную борьбу вели и правые, и левые, Национальный Фронт завоевал 54 % голосов. «Поразительный успех», как написала в передовице, призывающей правящий класс остановить Марин Ле Пен, вездесущая «Файнэншл Таймс»[350].
