Коллектив авторов - Полный курс уголовного права. Том V. Преступления против государственной власти. Преступления против военной службы. Преступления против мира и безопасности человечества. Международное уголовное право
Спорным при определении субъективной стороны рассматриваемого состава преступления представляется и другое суждение. В. И. Динека полагает, что в составе присвоения полномочий должностного лица «вина выражается прямым умыслом в части присвоения полномочий и косвенным – в части наступления последствий: виновный сознает, что незаконно присваивает полномочия должностного лица и пользуется ими (по существу совершает преступление), предвидит наступление опасных последствий своего деяния в виде существенного нарушения прав и законных интересов физических и юридических лиц, желает пользоваться присвоенными полномочиями, сознательно допускает нарушение указанных прав и интересов либо относится к этому безразлично»[232]. Изложенное мнение может свидетельствовать о том, что состав преступления, предусмотренный ст. 288 УК, по конструкции объективной стороны является одновременно и формальным, и материальным, что представляется абсурдным.
Субъект преступления – специальный. Им может быть лишь указанное в законе лицо: государственный служащий или служащий органа местного самоуправления, не являющиеся должностными лицами, достигшие 16-летнего возраста.
При привлечении указанных категорий работников к уголовной ответственности за присвоение должностных полномочий необходимо соблюсти два условия: во-первых, лицо должно находиться на государственной службе либо на службе в органах местного самоуправления, т. е. заниматься профессиональной деятельностью по обеспечению полномочий государственных органов; во-вторых, не обладать полномочиями должностного лица.
Действия иных лиц, самовольно присвоивших полномочия должностного лица и совершивших в связи с этим противоправные действия, будут квалифицированы по иным составам преступлений, в частности как мошенничество.
Так, 14 апреля 1998 г. около 16 часов на рынке, расположенном в г. Владивостоке, М., находясь в состоянии алкогольного опьянения, действуя умышленно, с целью завладения чужим имуществом путем обмана и подстрекательства гр-на Б. к даче взятки, надев форменную одежду работника милиции, принадлежащую его родственнику, выдавал себя за должностное лицо (работника милиции) и потребовал у Б., торговавшего электротоварами, лицензию на право торговли. Узнав, что ее нет, он стал подстрекать последнего к даче ему как сотруднику милиции взятки в сумме 200 рублей, угрожая в противном случае доставить его в отделение милиции. Б., считая, что М. является сотрудником милиции, передал ему в качестве взятки деньги в сумме 200 рублей. Действия М. были обоснованно квалифицированы как мошенничество и подстрекательство к даче взятки[233].
Если государственный служащий или служащий органа местного самоуправления, не являющиеся должностными лицами, присвоили полномочия должностного лица и в связи с этим совершили какое-либо преступление, то содеянное образует совокупность преступлений и квалифицируется по ст. 288 УК и статье Особенной части УК, предусматривающей ответственность за соответствующее преступление. Например, какой-либо государственный служащий, не являющийся должностным лицом, выдает себя за сотрудника милиции и производит «обыск», во время которого под предлогом изъятия определенных ценностей завладевает чужим имуществом. Такое деяние надлежит квалифицировать по совокупности ст. 288 и 159 УК (мошенничество).
В юридической литературе определенное внимание уделено вопросу о соотношении рассматриваемого состава преступления с должностными преступлениями, предусмотренными главой 30 УК. В частности, высказано суждение о том, что присвоение полномочий должностного лица может быть сопряжено с различными должностными преступлениями, такими, как: отказ в предоставлении информации Федеральному Собранию РФ или Счетной палате РФ (ст. 287 УК), незаконное участие в предпринимательской деятельности (ст. 289 УК), получение взятки (ст. 290 УК)[234]. Такое суждение вызывает возражение по следующим основаниям.
Как было отмечено выше, должностные преступления являются преступными посягательствами особого рода с точки зрения объекта и субъекта преступления. Иначе говоря, эти признаки в таких преступлениях совпадают. Объект рассматриваемого деяния является идентичным должностным преступлениям. Однако субъект преступления, предусмотренного ст. 288 УК, и отдельных должностных преступлений различается. Состав присвоения полномочий должностного лица может образовывать совокупность с составом служебного подлога, ибо субъектом преступления, предусмотренного ст. 292 УК, может быть как должностное лицо, так и государственный служащий или служащий органа местного самоуправления, не являющиеся должностными лицами. Однако с другими преступлениями против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления, субъектом которых выступает только должностное лицо, преступление, предусмотренное ст. 288 УК, квалифицировано по совокупности быть не может.
Глава IV
Преступления против правосудия
§ 1. История уголовного законодательства России об уголовной ответственности за преступления против правосудия
Изучение законодательных памятников свидетельствует о том, что интересы правосудия были предметом уголовно-правовой охраны на самых ранних этапах существования российского государства.
В Русской Правде и княжеских уставах, первых законодательных актах Древней Руси, формулировались правовые нормы, которые можно рассматривать как прообраз некоторых современных составов преступлений против правосудия. Бесспорно, что эти правовые источники несли в себе правовую идеологию феодальных общественных отношений, а также религиозные воззрения, включающие в себя не только каноны христианской веры, но и языческие взгляды на мир.
Изучение исторических источников приводит к выводу о том, что важнейшей ценностью в правосудии во все времена являлась «правда», т. е. то, что «существует в действительности, соответствует реальному положению вещей»[235]. Из этого следует, что «ложь» в правосудии всегда имела высокую степень общественной опасности, так как создавала угрозу принятия неправосудного решения. Не случайно в первых памятниках древнерусского законодательства изначально формулировалась уголовная ответственность за «безосновательное обвинение в убийстве» или «клеветническое обвинение в незаконном сожительстве, зелейничестве или еретичестве»[236], что являлось прототипом современного ложного доноса. Первоначально ответственность за ложное обвинение для доносчика была достаточно незначительна и по традиции первых славянских законодательных актов выражалась в денежной компенсации.
В последующих правовых актах ложный донос по степени общественной опасности и государственному реагированию приравнивался к «татьбе», «разбою», «душегубству» (краже, разбою, убийству) и предусматривал суровое наказание. Например, ст. 8 Судебника 1497 г. формулировала ответственность за «ябедничество» (ложный донос с целью обвинения и привлечения к ответственности невиновного), которое каралось смертной казнью[237].
Не оставались без уголовно-правовой защиты и иные интересы правосудия. Например, в Новгородской судной грамоте ст. 6 запрещала под страхом наказания «наводить наводки», т. е. побуждать толпу к нападению на суд либо на противоположную сторону. Статья устанавливала наказания за эти действия, совершенные против членов суда и докладчиков. Размер наказания (штрафа) зависел от сословного положения виновного.
Псковская судная грамота предусматривала ответственность за самовольное и насильственное вторжение в судебное помещение, нанесение ударов «подвернику» – специальному должностному лицу, следившему за порядком в помещении суда. Устанавливалось и наказание за подобные действия: заключение виновного в колодки, штраф в пользу князя в размере 1 рубля и «подвернику – 10 денег».
В ст. 19 Судебника 1497 г. предусматривалась возможность отмены неправильного решения судьи и повторного рассмотрения дела. Впервые закреплялась ответственность за нарушение порядка судопроизводства лицами, его осуществлявшими (ст. 33, 35, 36 Судебника)[238]. Однако законодательного разграничения «неправого суда» и судебной ошибки еще нет. Поэтому не устанавливается ответственность судей за вынесение ими неправосудного решения.
Дальнейшее развитие правовые нормы, защищающие интересы правосудия, получили с принятием Судебника 1550 г. Уголовно-правовая охрана правосудия развивалась в двух взаимосвязанных направлениях: с одной стороны, эта деятельность защищалась от посягательств со стороны лиц, осуществляющих функции представителя власти в сфере правосудия; с другой стороны, формулировался круг преступных деяний, которые могли быть совершены против указанных лиц.
