Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде
Помниться мне случай корыстного сценария, когда некто Р. за солидное вознаграждение и договорные судебные поблажки взвалил чужие преступления на себя. Аналогично поступил из чувства кровной защиты отец, когда облачился грехами сына и за него испил цикуту. Ранее указывал на случаи самооговора под пытками или психодавлением. Встречаются и случаи прямого надувательства, когда «в стельку» бухого и беспамятного убеждают в противоправных действиях его и он пресмыкается к наименьшему злу. Недалече отстоят и жертвы проблем элементарного выживания, если социально отвергнутые личности (бомжи, бродяги) ныряют в омут повинности по «глухарям» ради казённого крова, пайки и мизерного быта.
В таких случаях защитные функции сведены к нулю. Некоторые меры защиты формально выполняет сам орган расследования и эта псевдо-защита направлена будет лишь на смягчение участи бедолаги. Бездействие опирается на отсутствие воли у самого подозреваемого, его намеренным согласием с развитием событий. Соответственно, данная позиция может повлечь только ущерб интересам этого подозреваемого. Что и происходит. В дальнейшем, когда эта овца всё же осознаёт тяжесть последствий после соприкосновения с ними, любые его потуги по исправлению ситуации – инициативы о пересмотре дела оказываются безрезультатны. Одним словом, необдуманные или вынужденные самопорубки имеют необратимый характер. И только следы покусов на локтях останутся немым свидетельством поздних сожалений.
Каждый из этих видов требует от стороны защиты выработки специфических, своеобразных стратегических и тактических установок, применения индивидуальных средств и методов борьбы. Но содержание этих приёмов и средств имеет и схожие чёрточки, некоторые аналогии, полезные и доступные для любой из позиций. Даже последний, с виду безысходный вариант имеет комплекс лекарств с перспективой на оздоровление. Имеющиеся в общей обойме возможности будем всякий раз соизмерять с теми правомочиями, коими одарил нас любезный законодатель. Средства, как правило, одни, но множественны способы. Избрание тех и других зависит от частных обстоятельств и разумений. Для простоты понимания: средство защиты – пистолет; способ защиты – выстрелить из него, им же ударить, угрожать применением, застрелиться самому, выбросить…
3. 4. Подозреваемый. Его права
Следовало бы начать с того, что подозрения по существу – это всего лишь предположения, предварительные суждения о чём-либо без ещё твёрдой уверенности в этом. Соответственно, подозреваемый – это лицо, в отношении которого только предполагается его причастность и виновность, а собранная к этому времени вся совокупность сведений-доказательств в отношении этого лица, является всего лишь фактическим основанием предположений о тех же причастности и виновности. Но одни и те же доказательства в неизменном их виде не могут произвольно менять своё правовое значение и свойства, то есть не могут они из предположительных вдруг переродиться по чьей-либо воле в утвердительно-обвинительные. В самом деле выглядит по меньшей мере странно, если на основании предположений человека сначала подозревают, а затем на их же основании обвиняют. Тебе предъявляют подозрения – предположения о твоей причастности и виновности, а ты в порядке защиты должен бы (но не обязан) опровергать такие предположения, возражать этому. «Борис, это наверное скорее всего вероятно ты украл, потому что ты мог это сделать. – Нет, дядьки-мусора, это наверное может быть не я украл (или: наверное я не украл), хотя, действительно мог или не мог этого сделать». Абсурд? Но на деле подозреваемому в ответ на предположения предлагается противопоставить твёрдые, категоричные утверждения об обратном – то есть опровергать предположения. А это не соразмерное, не адекватное обременение для стороны защиты. Тем более, что подобные предположения можно выдвигать против неопределённого круга лиц по любым противоправным фактам и обстоятельствам.
Другие нелепости выясняются из процессуального положения подозреваемого, как участника уголовного судопроизводства. Такое положение видится странным и неоднозначным. Я бы сравнил его с положением несчастных приведений – уже не люди, ещё не свободные духи, а где-то на полпути, в промежности космоса застрявшие (ни то, ни сё). Все активные участники от сторон утверждаются на свои роли, устанавливаются в своём статусе через специальные процедуры инсинуаций – их признание в определённом качестве. Так, потерпевший, гражданский истец, ответчик признаются таковыми через решения об этом (постановление о признании), обвиняемый становится обвиняемым через решение о привлечении его в этом качестве, что равносильно признанию (постановление о привлечении). Даже адвокат приобретает качество защитника только с момента вынесения решения о привлечении его к участию в деле (назначению) именно в таковом качестве. Но в отношении подозреваемого аналогичных процедур отчего то не предусмотрено. Ни одним процессуальным актом не решается вопрос о признании гражданина подозреваемым и присвоении ему статусных регалий. Из перечисленных в законе и издаваемых в ходе расследования решений можно только умозрительно делать выводы, что лицо оказалось в шкуре подозреваемого (например, по наличию постановления о возбуждении уголовного дела, о задержании, о применении меры пресечения – статья 46.1 УПК). И последующий протокол допроса подозреваемого не является актом признания такого статуса – это ведь не решение. То есть подозреваемый в общем порядке и не заявляется официально к кругу участников. Таким образом судопроизводственная действительность породила казусы, в том числе: человека мордуют подозреваемым, он фактически является и воспринимается всеми подозреваемым по делу, но его не уведомляют об этом, не признают таковым участником в нормальном порядке, не разъясняют прав, лишают возможности активной защиты. Человек попадает в подвешенное состояние и искусственно остаётся вне игры (любимые игрушки поотняли). Судопроизводство оказывается односторонним процессом: сторона обвинения реально существует в лице её уполномоченных (назначенных) участников, а сторона защиты отсутствует или заширмованна, потому как её основной участник (подозреваемый) тупо не признан участником, не привлечён к участию в деле. Состязательность и равноправие рубятся под корешки.
А теперь собственно о свойственных подозреваемому правомочиях (смотри ст. 46.4. УПК).
3.4.1. Право знать обвинение
Подозреваемый вправе знать, в чём он подозревается, получать копию постановления о возбуждении против него уголовного дела, либо протокола задержания, либо постановления о применении к нему меры пресечения.
Подозреваемому с момента признания его таковым (а признание такое быть должно!) обязаны в достаточных подробностях разъяснить сущностные параметры подозрений. Ему в понятной форме должны сообщить о характере и признаках выявленного преступного деяния, квалификации этого деяния по соответствующей статье УК РФ, о факте наличия предположений в отношении именно этого лица, как свершителя такого деяния. По смыслу Закона этой информации достаточно, чтобы подозреваемый уяснил своё положение. Правоведы и практики, руководствуясь такими рамками, считают об отсутствии обязанности разъяснять основания (правовые и фактические), а органы расследования уклоняются от пояснений этих вопросов. Они рассуждают: «знать, в чём подозревается», не означает знать, почему(какого хрена) подозревается. Таких разъяснений закон не предусматривает напрямую, значит и не обязаны.
Однако ясно и то, что получаемые (представляемые) подозреваемому знания должны бы позволять ему понимать содержание и причины претензий, против него направленных. Правильность и глубина понимания зависят и от качества, и от полноты разъяснений. Только это и даёт возможность определиться с собственной позицией по делу и выстраивать линию защиты. Безусловно отвратительна существующая практика информационной блокады, когда следаки считают достаточным ограничиваться формальными разъяснениями, типа, «Гражданин Петров, вы подозреваетесь в совершении убийства гражданина Смирнова». Они не сообщают обо всех сущностных сторонах подозрений, раскрывающих вопросы: что это за гражданин Смирнов, когда и где произошло преступление, мотивы, цель и способ его совершения, почему считают таким состав у данного деяния, каковы другие обстоятельства преступления, и самое главное – что послужило поводом подозревать именно Петрова???. А в ответ тишина, он опять не вернулся из боя («бой» – это «мальчик» по не-русски).
Вот именно, любые разъяснения мусора стараются давать в крайне сжатых формулировках и ускоренным темпом, невнятно. Они пользуются рассеянностью и дилетантством подозреваемых, только что охлабученных известием о катастрофе. Любой следак спешит заполучить расписку подозреваемого о факте разъяснений. Он знает, шельмец, после таких виз по соответствующим графам протоколов и постановлений, глупому подозреваемому затруднительно будет добиваться повторных, дополнительных разъяснений о любых подробностях, тяжко ему станет оспаривать качество разъяснений и доказывать негативные последствия от этого наступившие. Из этого следует – не торопись разбрасываться подписями в документах, пока не получишь ответы на все вопросы свои о возникших подозрениях, а любые препятствия в этом, включая отказы и недоговорки, письменно заявляй в разделах о замечаниях к протоколам и жалобами.
