Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде
2. Ты непричастен и невиновен, полностью отвергаешь любые претензии, не намерен идти на поводу у своих преследователей. Наиболее жёсткая и категоричная позиция. И в этом случае естественны чувства возмущения, протеста и открытое сопротивление несправедливости. Понятно желание любого человека отстаивать свои честь и свободу. Если у властей иное мнение и есть уверенность в твоём отношении из-за их не квалифицированности, упрямства, низменных стремлений или наличия весомых свидетельств, давших повод тебя преследовать, то предстоит долгая и трудная борьба до кровавых соплей (скорее всего, твоих). В этом случае эффективность защиты и общий результат зависят от энергичности, широты и качества сопротивления на всяком этапе производства, начиная с «уже сейчас».
3. Ты и причастен, и виновен (самосознательно), но отрицаешь подозрения, не желаешь осуждения и наказания. Так ведь и это нормальное состояние, и поведение – желание избежать любых ущемлений, унижений и всяких утрат. Будучи в (здравой) зависимости от своих мировоззрений, предпочтений, воспитания, убеждений и прочих некачественных качеств (ты такой, какой есть), ты можешь относиться наплевательски к происходящему и грядущему, МОЖЕШЬ, несмотря на все законодательные запреты, считать себя правым в совершённом или всё же искренне в глубине души каяться и сожалеть, страдать и сопереживать. Но, как уже заметил в пункте первом, редкий овен из «людского» скопища готов добровольно вытесать себе крестилище и бесконечно влачить его на свою Голгофу-капище. Страх перед наказанием, как и перед смертью, также свойственен живым и понятно желание этого избежать или отдалить на неопределённое время, а лучше – навсегда. Тем более в варварских условиях нашего общества и государственной политики, где только глупец может рассчитывать на справедливость и понимание.
Жизнь то у каждого ОДНА (потусторонние блуждания душ не принимаю во внимание), здоровье невосполнимо. Ты, конечно, можешь на себя забить. Но твои лишения повлекут и лишения для всех родных и близких тебе людей. Поэтому ты вправе сопротивляться в любом случае, несмотря на все моральные противовесы. Тем более, что это право безоговорочно гарантированно и Законом, его использование не может являться основанием для ухудшения положения правообладателя, запрещено ставить их использование в укор. Естественно, эта позиция не сулит лёгких прогулок и беспечного фокстрота, а только баталий. Не плохо бы здесь объективным быть (ты когда-нибудь был таким?), верно оценивать собственные силы – возможности, мощу второй стороны, перспективность планов, принимать и победы, и поражения. Только, блин, без этих бесконечных метаний, а с пульсом «не бзди, прорвёмся» в мозгу. Всё же никогда не поздно сознаться, раскаяться. Но и от выигрышных сюжетов глупо отказываться. В обсуждаемом варианте защита тяготеет к активно-выжидательному состоянию, как кролик в засаде. Главное условие – самим не провоцировать появление обвинительных доказательств, а всю потугу устремлять на получение своих, на опровержение доводов противника, опорочку их же улик, на всемерную растяжку заграждений по всем направлениям процессуальных атак. Удачу можно и нужно ловить за хвост, в том числе и в ошибках этой хвостатой живности – в его оплошностях и нарушениях.
4. Дополнительные позиции различаю ввиду их частичного совпадения, пересечения с основными, их неоднозначностью и изменчивостью.
«Частичное признание вины» – это ещё и согласие с частью подозрений. Так, ты можешь признавать отдельные факты и обстоятельства, но в собственной версии, которая не совпадает с официальной. Допустим, тебя подозревают в совершении разбоя: с применением оружия напал на гражданина Н. с целью отобрать его мобилу. Ты же утверждаешь иное: с гражданином Н. случился конфликт из-за личной неприязни, произошла обоюдная драчка, никаким оружием ты не пользовался и не имел такового, куда делся телефон «потерпевшего» тебе неизвестно, ты его не отбирал и, вообще, не наблюдал в наличии. То есть ты фактически подтверждаешь только наличие со своей стороны насильственных действий, но в спектре иного состава правонарушения. Совершенно необоснованной является часто используемая формулировочка «частичное признание вины». Возвращаюсь к разбойному примеру. Итак, имеется на повестке дня подозрение в разбое – то есть в нападении с целью хищения с применением оружия. Но именно в совершении разбоя виновность тобой и не признаётся, из всех признаков состава «разбой» ты признаёшь наличие только одного – «насилие», не так ли? То, что ты признаёшь, так в этом нет подозрений или обвинений. О признании вины можно говорить, когда бы изобличаемый согласен был со всем объёмом подозрений и квалификацией действий, как по основной формулировке состава, так и по предлагаемым стороной обвинения обстоятельствам преступления. Не должно быть существенных различий между подозрениями и признаваемыми тобой фактами. В ином же случае, когда по значимым обстоятельствам претензии не совпадают с утверждениями подозреваемого, не может быть и речи о каком-либо признании вины. Теоретически можно бы рассуждать (но только рассуждать) о частичном признании, когда б ты согласился, что: да, напал, хотел трубу отобрать, для этого применил силу, но вот оружие не применял, как это вменяется отягчающей квалификацией.
С другой стороны, признание вины, пусть даже с присказкой «частичное», может состояться только в случае предъявления обвинения, когда действия преступного характера вменяют в вину, но не всего лишь подозревают в этом. И непонятно устанавливаемое правоохранителями различие в выводах: как отличают частичное признание вины от частичного непризнания вины. Такие выводы подразумевают положительную (признал) или отрицательную (не признал) оценку отношения подозреваемого, хотя у этих параметров одно и то же содержание (стакан наполовину полный или он наполовину пустой). Маленькие хитрости лукавых мусоров. Первый вариант призван поддержать позицию обвинения: вот видите, он признаёт насилие, стало быть мы правы, а в остальном подозреваемый просто выкручивается. Признание даже одного малого факта из совокупности подсознательно настраивает на косвенное признание и остальных фактов. Психология, мать её ети! Как бы то ни было, закон вообще не предусматривает подобных оценок, типа, частичное признание вины. С тем же успехом могут использовать и другие нелепые формулировки, например, частичное раскаяние, частичная причастность и прочие глупости. Я не зря пустился в обсуждение этих моментов. Обвинительная практика скопила множество маразматических приёмов для процесса доказывания и формирования убеждений в пользу обвинения.
Возвращаемся к позиции «частичного» признания вины. Здесь защита жёстко отстаивает свои утверждения об обстоятельствах происшествия, о степени причастности по действиям совершённым и по точной их квалификации. Естественно, если только позиция защиты сориентирована на менее тяжкие преступления и наказания. Согласись, глупо бы выглядел спор защиты в пользу совершения убийства с отягчающими обстоятельствами (ст. 105 ч. 2 УК РФ, наказание – вплоть до пыжика), когда подозрения высказаны лишь о причинении тяжких телесных повреждений без умысла на убийство (ст. 111 УК РФ, всего лишь! – до 15 лет лиш./св.).
5. Второй допик. Подозреваемый невиновен и непричастен, да и преступления, как такового не было, но наш герой соглашается со всеми претензиями и готов на любую ответственность. И такое тоже бывает, чему сам очевидец. Это происходит в случае, когда подозреваемый – полный мудила, в голове у него червячки заблудились либо в силу каких-то обстоятельств, под их давлением он принуждён к согласительной позиции. С дураками всё ясно. Много дел, когда подобная дурость выясняется прокурором или судом, и, в условиях липовых доказательств и необоснованности претензий, на почве остаточной совести, вдруг чудо вершиться – тиски уголовной юстиции размыкаются. Сознательное без вины самопожертвование, самооговор могут состояться по причине заинтересованности человека, группы человеков именно в таком сюжете.
Помниться мне случай корыстного сценария, когда некто Р. за солидное вознаграждение и договорные судебные поблажки взвалил чужие преступления на себя. Аналогично поступил из чувства кровной защиты отец, когда облачился грехами сына и за него испил цикуту. Ранее указывал на случаи самооговора под пытками или психодавлением. Встречаются и случаи прямого надувательства, когда «в стельку» бухого и беспамятного убеждают в противоправных действиях его и он пресмыкается к наименьшему злу. Недалече отстоят и жертвы проблем элементарного выживания, если социально отвергнутые личности (бомжи, бродяги) ныряют в омут повинности по «глухарям» ради казённого крова, пайки и мизерного быта.
