Анна Разувалова - Писатели-«деревенщики»: литература и консервативная идеология 1970-х годов
И работники прессы слегка обалдевали, видя Шукшина в фуфайке и сапогах, без всяких, как говорится, излишеств» (Пономарева Т. Потаенная любовь Шукшина. М., 2003. С. 92–93).
342
Шукшин В.М. «Мода…» С. 81.
343
Там же. С. 81.
344
Цит. по: Ростовцев Ю. Указ. соч. С. 263.
345
Гордон А. Указ. соч. С. 235. Через некоторое время, добавляет Гордон, ему довелось встретить Шукшина, одетого уже в иной стилистике – он был в «белом нагольном полушубке» (Там же). Вообще, в повседневных обстоятельствах, насколько можно об этом судить, «деревенщики» одевались совершенно стандартно, никак невыделяясь из общей массы горожан. Астафьев, например, выписываясь из больницы, просит жену принести ему пальто, шляпу и черные ботинки, то есть перечисляет предметы гардероба среднестатистического горожанина «интеллигентных профессий» (См.: Астафьев В. Нет мне ответа… С. 190), и в этом нет ни вызова, ни эпатажа, ни желания идентифицировать свою принадлежность к простонародной среде. Другими словами, то, что «деревенщиков» помнят «странно» одетыми, характеризует не только тип их публичной самопрезентации, но и оптику наблюдателя (мемуариста). В воспоминаниях о «деревенщиках» немало свидетельств о стилистическом разнобое в их гардеробе или презрении к культурным нормам городского круга. Однако нельзя исключить, что такого рода «нарушение» стилевых и вкусовых норм заострялось специфическим взглядом очевидца, принадлежавшего иной среде, нежели «деревенщики», и именно поэтому критично оценивавшего (если не переоценивавшего) культурный вызов, заключенный в упомянутых ситуациях.
346
Белозерцев В.Ф. Встречи с В.М. Шукшиным // Бийчане о Шукшине. Бийск, 2000. С. 17–18.
347
Например, в комментарии к статье «Мода…» в последнем томе 8-томного собрания сочинений Шукшина упомянута серия фотографий, снятых фотокорреспондентом ТАСС Анатолием Ковтуном в мае 1974 года: «…мы видим писателя в модных, дефицитных в СССР, джинсах, импортном кожаном пиджаке и элегантных ботинках. Попала в кадр и модная югославская стенка (“Хелена”), “героиня” пьесы “Энергичные люди” (Ковтун А. Время Шукшина. [Альбом]. Б/м, 2004. С. 15, 26, 27 и др.)» (Комментарии // Шукшин В.М. Собр. соч. Т. 8. С.371).
348
Данный код, констатирует А.И. Куляпин, стал после смерти Шукшина главным в интерпретации его творчества и биографического мифа, что существенно упростило представления о художнике (см.: Куляпин А.И. Указ. соч. С. 5).
349
Ср.: «… одеваюсь так, как где-то уже принято, что теперь надо так одеваться» (Шукшин В.М. «Мода…» // Шукшин В.М. Вопросы к самому себе. М., 1981. С. 76).
350
Bourdieu P. Op. cit. S. 259.
351
ЖивовВ.М. Указ. соч. С. 46.
352
Там же. С. 43.
353
Матусевич В. Записки советского редактора. Журнал «Наш современник» (1978–1981) // Новое литературное обозрение. 1998. № 29. С. 319.
354
Солоухин В.А. Последняя ступень. С. 35.
355
См.: Панин И. Крестьянин во дворянстве // НГ – Exlibris. 2008. 5 июня. URL: http://exlibris.ng.ru/tendenc/2008 – 06–05/9_solouhin.html).
356
Одним из первых об этом явлении заговорил критик Л. Аннинский. Он утверждал, что Шукшин стал специалистом по «межукладному слою», «полугороду-полудеревне», возникшим в советском культурном ландшафте к «последней четверти двадцатого столетия» (Аннинский Л. Путь Василия Шукшина // Аннинский Л. Тридцатые – семидесятые. М., 1977. С. 252). «Осовременив» терминологию критика, можно сказать, что речь идет о процессах маргинализации. Этот термин, и сейчас имеющий в обыденном языке негативный оттенок, в советское время практически не использовался, и Аннинский к возмущению части публики говорил о Шукшине и некоторых его героях, точнее, об их амбивалентной социокультурной идентичности, как о «полуинтеллигентах» (ср.: Заболоцкий А. Указ. с оч. С. 134). См. также: Ан С.А. Маргинальный человек в кинематографе В.М. Шукшина // Провинциальная экзистенция: К 70-летию со дня рождения В.М. Шукшина. Барнаул, 1999. С. 84–86.
357
См. об этом: Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М., 1998. С. 109.
358
Шукшин В.М. «Я родом из деревни…». Т. 8. С. 169.
359
О компенсаторном характере идеологических конструкций, возникающих как следствие «отверженности», см. применительно к французской литературе: Бурдье П. Поле литературы. С. 70.
360
Некоторые из «деревенщиков» предпочитали буквально, географически дистанцироваться от столицы, которая кумулировала представление о всех видах управления и контроля (Астафьев жил в Перми, Вологде, Овсянке; Белов – в Вологде; Шукшин незадолго до смерти неоднократно свидетельствовал о желании вернуться в Сростки; в провинции оставались В. Распутин, Е. Носов, В. Лихоносов и др.).
361
По замечанию Ильи Кукулина, «в конце 1960-х – 1970-е годы националистические круги писателей были близки к тому, чтобы образовать самостоятельную субкультуру, объединенную собственным риторическим языком, а иногда даже – по примеру славянофилов – и “русским” стилем одежды… В целом они стремились образовать своего рода самостоятельную литературу, претендующую заменить современную русскую литературу в целом» (Кукулин И. Реакция диссоциации: легитимация ультраправого дискурса в современной российской литературе // Русский национализм: Социальный и культурный контекст. М., 2008. С. 289).
362
Обоснование необходимости существовать в аутентичной культурной и языковой среде см.: Шукшин В.М. Последние разговоры. С. 183; Астафьев В.П. Верность своей земле // Красноярский рабочий. 1984. 29 апреля. С. 3.
363
Солоухин В.А. Мать-мачеха: Рассказы. Кишинев, 1980. С. 107.
364
Шукшин В.М.«Я родом из деревни…» С. 166.
365
Солоухин В.А. Мать-мачеха. С. 176.
366
В набросках к незавершенному роману «Чистая книга» Ф. Абрамов доверяет наиболее ему близкому герою из революционной среды Юре Сорокину описать идеальный культурный взаимообмен между крестьянством и интеллигенцией: «Почему у социал-демократов такое высокомерное отношение к крестьянину? Человек второго сорта, неполноценный человек. Человек полу-полу (определение, адресованное некогда С. Рогинским Абрамову. – А.Р.). <…> Мы, интеллигенция, по сравнению с ним недоноски. Что можем, что умеем по сравнению с ним? Культуру крестьянину надо. Это мы должны дать ему. Но и самим от него взять культуру» (Абрамов Ф.А. Чистая книга: незавершенный роман. СПб., 2008. С. 238). В этой модели взаимодействия («дать» культуру – «взять» культуру) Абрамов занимает позицию интеллигента, претендующего на знание народных «нужд», увещевающего, пытающегося «исправлять нравы». Ср.: «Народ хочет наконец понять, что в нем хорошее и что плохое. И в этом должны помочь ему. Это задача всей интеллигенции, ибо для того и существует интеллигенция, чтобы просвещать… делать его более умным, гуманным и граждански сознательным» (Абрамов Ф.А. 50-летие советской власти и задачи писателя. Т. 5. С. 201). В сходном ключе написано абрамовское обращение к землякам «Чем живем-кормимся» (1979) (см.: Абрамов Ф.А. Слово в ядерный век. С. 83–90), за которое он заочно получил от В. Астафьева аттестацию «огорожанившегося человека»: «…его письма, его назидания крестьянам, присвоенное себе право всех поучать, наставлять и чваниться своей гениальной простотой – все это было отвратительно» (Астафьев В.П. Нет мне ответа… С. 334).
367
Астафьев В.П. Нет мне ответа… С. 192.
368
Шукшин В.М. Монолог на лестнице. Т. 8. С. 26.
369
Бурлацкий Ф. Интеллектуализм, интеллигентность и «массовая культура» // Иностранная литература. 1972. № 10. С. 223.
370
Померанц Г. Выход из транса. М., 1995. С. 137.
371
М. Лобанов, дискутируя с критиком Вадимом Ковским по поводу интеллектуализма и мещанства, откровенно противопоставлял этим «продуктам цивилизации» интеллигенцию, «порождаемую народом и выражающую его культурно-исторические потребности» (Лобанов М. «Интеллектуализм» и «надобность в понятиях» // Литературная газета. 1968. 27 ноября. С. 4).
