Анна Разувалова - Писатели-«деревенщики»: литература и консервативная идеология 1970-х годов
372
Бородин Л. Без выбора // Бородин Л. Собр. соч.: В 7 т. М., 2013. Т. 6. С. 264. Ср. со статьей: Вехин Н. [Вагин Е.] Об интеллигенции и русском народе // Вече. 1981. № 3. С. 35–43.
373
Бородин Л. Без выбора. С. 196.
374
Там же. С. 196.
375
Бородин Л. Без выбора. С. 196.
376
Например, у «деревенщиков» огромным авторитетом пользовались филолог Д.С. Лихачев, археограф В.И. Малышев, ученые, по роду занятий воплощавшие связь с русской культурой и посвятившие себя ее сохранению (Ср.: Абрамов Ф.А. Когда умирает праведник. Т. 6. С. 106–107; Распутин В.Г. Вся жизнь – страда: К 80-летию Д.С. Лихачева // Распутин В.Г. Что в слове, что за словом? Иркутск, 1987. С. 326–334; Астафьев В.П. Затеси: Из тетради о Николае Рубцове // Новый мир. 2000. № 2. С. 7–8). Тем не менее, отношение к Д.С. Лихачеву, если брать национально-консервативную среду в целом, нередко разительно отличалось от почтительного уважения, исповедуемого «деревенщиками». «Теоретики» и «стратеги» «русской партии» были недовольны «колебаниями» ученого и отсутствием поддержки в опасных для них ситуациях. Валерий Ганичев спустя годы вспоминал, что Лихачев присоединился к критикам поэтического сборника «О Русская земля» (М., 1971), издание которого национал-консерваторы считали знаковым. Фактически Ганичев отказал Лихачеву в праве считаться «почвенным» русским интеллигентом: «Когда значительно позднее я позвонил Академику и спросил, почему он это сделал (поставил подпись под статьей. – А.Р.), то он вроде бы смутился, говорил что-то невнятное, даже оправдывался, пообещав написать к чему-нибудь предисловие. Нам нашептывали, что Академик масон, слуга антирусских сил. Мы не знали этого и простили его тогда, памятуя о его нелегкой жизни, но считать символом и абсолютным авторитетом русской культуры больше не стали. Было ясно, что Власть, определенные силы позволяли быть авторитетом по русской культуре только тем, кому они считали возможным и небезопасным для себя его дать. И эта часть интеллигенции, которая не связывает себя с народными чаяниями и с судьбой России, как до революции, так и после, ориентировалась на внешние силы» (Ганичев В. Русские версты. М., 1994. С. 8). Упоминая о масонстве академика, Ганичев, видимо, имел в виду участие Лихачева в кружках конца 1920-х годов «Хельфернак» и «Братство преп. Серафима Саровского» (см.: Брачев В.С. Оккультисты советской эпохи: Русские масоны ХХ века. М., 2007. С. 129–148). Впрочем, зловещий ореол, которым была окружена тема масонства в национально-консервативной среде, способен был на корню погубить любую репутацию.
Следующий виток внимания к проблеме интеллигенции «неопочвенническая» мысль пережила в 1990-е годы, что связано с глубоким кризисом групповой идентичности. Однако и в постсоветский период конструкция «интеллигента» в национально-консервативной версии не претерпела больших изменений по сравнению с «долгими 1970-ми». К интеллектуальным источникам, поддерживавшим ее (славянофильство, почвенничество Федора Достоевского, «Вехи»), добавился Иван Ильин и открыто цитируемая «Образованщина» Александра Солженицына (Ср.: Распутин В. Интеллигенция и патриотизм // Москва. 1991. № 2. С. 6 – 19; Кожинов В. Между государством и народом: попытка беспристрастного размышления об интеллигенции // Кожинов В. Россия как цивилизация и культура. М., 2012. С. 410–437).
377
Цит. по: Ростовцев Ю. Указ. соч. С. 170–171.
378
Шукшин В.М. Послесловие к фильму. Т. 8. С. 11. Ср. также: Шукшин В.М. Насущное как хлеб [вариант]. Т. 8. С. 144.
379
О маркированности поведенческих репрезентаций с точки зрения внешнего наблюдателя см.: Лотман Ю.М. Бытовое поведение и типология культуры в России XVIII века. С. 293–294.
380
Ср. с пассажем в одной из шукшинских статей: «У меня было время и была возможность видеть красивые здания, нарядные гостиные, воспитанных, очень культурных людей, которые непринужденно, легко входят в эти гостиные, сидят, болтают, курят, пьют кофе… Я всегда смотрел и думал: “Ну вот это, что ли, и есть та самая жизнь – так надо жить?” Но что-то противилось во мне этой красоте и этой непринужденности: пожалуй, я чувствовал, что это не непринужденность, а демонстрация непринужденности, свободы – это уже тоже, по-своему, несвобода. В доме деда была непринужденность, была свобода полная» (Шукшин В.М. Признание в любви (Слово о «малой родине»). Т. 8. С. 53).
381
Шукшин В.М. Возражения по существу. Т. 8. С. 57.
382
Шукшин В.М. Монолог на лестнице. С. 27.
383
Астафьев В.П. Нет мне ответа… С. 31–32.
384
Bourdieu P. Op. cit. S. 259.
385
Астафьев В.П. Указ. соч. С. 481.
386
Там же. С. 108. Ср. замечания о В. Шукшине Г. Буркова и В. Астафьева: он был «глубинно образованным человеком, по-настоящему знал литературу, историю» (Бурков Г. Указ. соч. С. 264); «европейски образованный, тонкий, умный, глубоко интеллигентный», «воплощение русской интеллигентности» (цит. по: Каминский П. В.М. Шукшин в публицистике С. Залыгина, В. Распутина и В. Астафьева. С. 112).
387
Шукшин В.М. Монолог на лестнице. С. 27.
388
См. об этом: Вихавайнен Т. Внутренний враг: борьба с мещанством как моральная миссия русской интеллигенции. СПб., 2004.
389
«Удивительную взаимосогласованность» казалось бы непримиримых позиций русской интеллигенции конца XIX века в отношении к «мещанину» отмечал Патрик Серио: «…общим врагом русской интеллигенции безусловно был “мещанин” как воплощение иностранного, то есть европейского, начала. Тем самым отказ от “буржуазных” ценностей был “общим местом”, объединявшим в России последней трети XIX века различные группы интеллигенции… <…> Философы всех ориентаций, писатели, ученые, художники – все они объединялись в острой ненависти к культурным и социальным последствиям капиталистической индустриализации…» (Серио П. Структура и целостность: Об интеллектуальных истоках структурализма в центральной и восточной Европе. 1920 – 30-е гг. М., 2001. С. 100–101).
390
Кузнецов Ф. А был ли мальчик? //Литературная газета. 1968. № 3. С. 12.
391
Кузнецов Ф. А был ли мальчик? // Литературная газета. 1968. № 3. С. 12.
392
Ср.: «Эпоха НТР породила новый тип массового человека, уже не связанного принадлежностью к определенным профессиональным или социальным группировкам… Я имею в виду Массового Сытого Невоспитанного Человека…» (Стругацкий А. Новые человеческие типы // Вопросы литературы. 1976. № 11. С. 16).
393
Лобанов М. Просвещенное мещанство // За алтари и очаги. М., 1989. С. 46.
394
Чалмаев В. Неизбежность // Молодая гвардия. 1968. № 9. С. 272.
395
Чалмаев В. Великие искания // Молодая гвардия. 1968. № 3. С. 279.
396
Чалмаев В. Великие искания. С. 274.
397
Там же. С. 283.
398
Там же. С. 274.
399
По признанию одного из модераторов националистического движения С. Семанова, антизападничество многих членов «Русского клуба» было настолько идеологически выраженным, что уравновешивало их антисоветизм: «Мы все были горячими патриотами, горой стояли за Советскую власть… ну, с патриотическими поправками, конечно… Запад и вообще всю буржуазную сущность и культуру мы нескрываемо презирали, а ведь именно там был официально! – главный враг страны» (Семанов С.Н. Русский клуб // Москва. 1997. № 3. С. 180). Любопытно, что «деревенщики» оказались менее склонны к гибридизации «советского патриотизма» и антизападничества, для них была более характерна комбинация скрытого, «ползучего» антисоветизма и явного антизападничества (превращение В. Распутина и В. Белова в защитников «советской цивилизации» в 1990-е годы стало реакцией на «геополитическую катастрофу» распада СССР и последующие социально-экономические изменения).
400
См.: Серио П. Указ. соч. С. 101–102.
401
Шукшин В.М. Рабочие записи. Т. 8. С. 284. Женская эмансипированность – источник сюжетного конфликта в некоторых произведениях писателя (например, «Чудик», «Жена мужа в Париж провожала…»). В «Тяжести креста» Белов вспоминает об ироничном отношении традиционалиста Шукшина к проявлениям феминизма: «Говорили в тот день и о требовании ленинградских коммунистов изменить Устав партии. Откуда-то Макарыч расчухал, что ленинградцы требуют ограничить прием в партию женщин. Мы оба выражали ленинградцам тайную солидарность. Шукшин вообще относился к женщинам здраво, то есть где всерьез, а где с юмором. Высмеивал моду, стремление женщин подражать мужикам в одежде и в физической силе, страдал от “бабьих” потуг обходиться без мужей в обеспечении семьи. Уже тогда шла психологическая атака на традиционные семейные ценности» (Белов В. Тяжесть креста. С. 43–44). См. также писательские размышления о женской стыдливости в связи с фильмом Ю. Райзмана «Странная женщина» (Белов В. Без стыда… // Вологодский комсомолец. 1978. 8 декабря. С. 4). Интересно, что у прозаика вызвала недоумение сама потребность редакции молодежной газеты и ее читателей обсуждать «простой и ясный вопрос» (там же) об адюльтере, а по сути, праве женщины на романтическое чувство, самостоятельный выбор его объекта.
