Александр Данилин - LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости
Какая же конкретная обстановка требуется трэш-фана-ту для ощущения собственной «свободы»? Мы можем проследить это по атрибутам, обязательным для любой тусовки (постоянной группы) «металлистов». Они состоят из неизменного набора символов хаоса — «раздолбанная тачка» с «пузырем водяры» под сиденьем, подчеркнуто рваные джинсы и рубаха в заплатах, разломанная мебель, невыразимый беспорядок в грязном помещении, немытые тарелки, разбросанные повсюду предметы одежды.
Подобный хаос среды обитания из обычного, свойственного подростку игнорирования «низких» житейских проблем постепенно оборачивается потребностью, вырастает в самоцель.
При попытке родителей убрать в комнате поклонника трэша подросток искренне протестует или, переживая, впадает в депрессию на несколько дней — вплоть до полной ликвидации порядка. Порядок становится чем-то принципиально непереносимым — главным признаком несвободы.
В свое время автор не мог понять символики одного из 12 подвигов Геракла. Для того чтобы получить свободу после назначенной богами Олимпа повинности за невольное убийство, Геракл должен был в числе прочего убрать… конюшни царя Авгия.
Только с годами пришло понимание: Геракл здесь — символ Логоса, всепобеждающего разума, а навоз, мусор и невероятный беспорядок авгиевых конюшен — символ всепроникающего хаоса, тех самых хтонических сил, о которых не раз упоминалось на страницах этой книги. Опыт практикующего врача подсказал и другое: если человек не в состоянии — или просто не хочет — справиться с хаосом собственного дома, он близок к физической смерти или к смерти собственной души — к диссоциации личности.
Пока живы Божественный Логос и его подобие — человеческий разум, беспорядок пустоты должен уступать место упорядоченности. Упорядоченное расположение предметов в квартире — это наделение их значимостью. «Бардак» «металлиста» — это ощущение равнозначной бессмысленности вещей и законов окружающего мира.
Хаос в жилище и в душе гораздо ближе друг к другу, чем это может показаться.
В рок-тусовке элементы хаоса и разрухи вполне совмещаются с откровенно инфернальной символикой: головные повязки с черепами, майки с изображениями перевернутых крестов, орудий пыток и насилия — шипов, цепей, кастетов. Все это — под знаком черного, сатанинского цвета. Солнца трэш не любит (точно так же, как не любят его поклонники LSD и кокаина), а любит он плотно завешенные окна, кожаные, как у чекистов, черные куртки, на фоне которых так «хорошо» смотрятся свалявшиеся от грязи длинные, женственные волосы — «патлы».
Еще хуже обстановка с таким сменившим трэш направлением рок-музыки, как гранж. Поклонники Курта Кобейна носили на майках надписи: «Ненавижу себя и хочу умереть», а сам лидер «Нирваны», как известно, покончил с собой, приняв запредельную дозу героина и выстрелив себе в рот из охотничьего ружья… Обратите внимание: группа отнюдь не случайно получила свое название. «Нирвана» — это состояние просветленности души и максимального блаженства (максимального раз-воплощения) в буддизме.
Вот такое метапрограммирование. Но оно работает! По американским данным, среди членов фан-клубов «Нирваны» самоубийц в 18 (!) раз больше, чем в среднем по стране в соответствующих возрастных группах..
Конечно, большинство подростков «болеют» тяжелым роком и иже с ним недолго. В 18–19 лет трэш, как правило, проходит, как простуда. Но те конкретные люди, о которых мы пишем, уже перевалили подростковый рубеж. Сегодняшним «рок-наркоманам» 25–30 лет. Они, несомненно, пережили потребность в эгйсистоле, патологическую идентификацию, идентичность и инфляцию (юн-говское «понижение умственного уровня»), то есть все стадии формирования интеллектуальной и психической зависимости.
Если зависимость, скажем, от кокаина или LSD наше общество считает болезнью, то аналогичное страдание, наступающее у поклонников современной музыки, — почему-то нет. Нам не удалось найти ни одного исследования, посвященного изменениям личности (инфляции) у фанатиков «инфернальной» музыки, или работы, анализирующей истинные причины насилия в их среде.
Вместе с тем, если исходить из основных концепций нашей книги, влияние психоделии на популярную музыку проследить довольно легко.
Музыкальные направления, имевшие прямую связь с блюзовыми и классическими корнями, как-то и неожиданно быстро умерли. Ритм-энд-блюз, госпел, рокабилли, да и весь классический джаз как одна из форм популярной музыки за несколько лет, на грани 50-х и 60-х годов, потеряли свою популярность, которая, казалось бы, стабильно нарастала с 10-х по 50-е годы.
Выпало же это как раз на момент той самой «психоделической революции», о которой говорится в этой книге.
Из обусловленного наркотическим влиянием резкого упрощения блюзового такта первым родился психоделический рок. Последний породил «тяжелый рок», потом «рок панков», и вместе они произвели на свет «металлический рок» и все последующие градации «тяжелого рока».
Примерно то же произошло и с джазом. Он произвел на свет психоделического отпрыска — «музыкальный отчет» джазовых музыкантов об опыте приема наркотиков. Эта форма, выродившись, в свою очередь, дала жизнь «кислотному джазу» — музыке, которую также нельзя воспринимать без соответствующего подспорья — «кислоты», то есть LSD.
Растворяющее «Я» и способствующее формированию онтологической неуверенности действие наркотиков-галлюциногенов постепенно переносилось «кумирами молодежи» в иной план — перелагалось на язык музыки. Это был естественный процесс.
Принимая наркотики, творцы новой музыки получали и новый «духовный» опыт «нарциссизма», который, в свою очередь, стремились передать в своих композициях.
Стала классической история о том, как Джон Леннон под воздействием LSD за одну ночь написал новаторскую песню «Lucy in the sky with diamonds» («Люси в небесах с бриллиантами»). Этим случаем огромное количество композиторов и исполнителей новой музыки оправдывало, оправдывает и будет оправдывать свое употребление наркотиков.
Мало кто задумывается о том, что эта и несколько других, передающих наркотическое опьянение, композиций стали основой всего нарождающегося стиля рок. Более того', Кен Кизи и его «Проказники» были убеждены, что участвовали в появлении «кислотных» произведений «The Beatles». Вот как об этом рассказывает Т. Вулф:
«Когда в конце 1966-го — начале 1967 года волна «кислотного» бума докатилась до Англии, считаться истинным человеком с понятием стало возможным лишь в том случае, если ты обладаешь «кислотой Аузли» (одного из производителей наркотиков. — А.Д.). В кислотном мире это была и гарантия качества; проверенная; обеспеченная; и символ положения в обществе. Именно в этом торчковом мире впервые приняли кислоту… «Битлз». Забежим немного вперед: после того как Аузли сошелся с Кизи и Проказниками, он собрал группу музыкантов, назвавшуюся «Благодарные Мертвецы». В результате общения «Мертвецов» с «Проказниками» родился звук, известный как «кислотный рок». И именно этот звук подхватили «Битлз», после того как начали принимать «кислоту», выпустив знаменитую серию кислотно-роковых пластинок: «Револьвер», «Резиновая душа» и «Оркестр Клуба одиноких сердец под управлением сержанта Пеппера»…»
Почти никто не хочет видеть и того, что сам Леннон до самой смерти так и не смог вернуться из своего, вызванного «кислотой», развоплощения, несмотря на то, что самыми разными способами пытался вновь стать самим собой.
Постепенно музыка, обусловленная наркотическим переживанием, несущая в себе энергетику галлюциногенов, входила в моду, вытесняя другие музыкальные стили. Наркотики делали модным определенное состояние души, а чуткая интуиция композиторов (и исполнителей) переводила эту моду в музыкальные мелодии, которые, в свою очередь, осуществляли «программирование» — эмоциональную настройку культуры на волну «дионисического» восприятия мира.
Популярная музыка 60– 70-х годов медленно менялась под влиянием все тех же явлений наркотической и ненаркотической психоделии.
Одновременно с галлюциногенами культура медленно поддавалась и прямым «неоязыческим» влияниям. The Beatles, как известно, прекратив прием наркотиков, стали духовными учениками Махариши Махеш Йоги. «Битлы» были к этому моменту настоящими языческими идолами массового сознания. Их поход к Махариши открыл двери для лавинообразного проникновения энергетики медитаций и восточного мистицизма в популярную музыку. '
Открылась эра музыкального нью-эйджа, в сладеньких мелодиях которого отражался опыт «кислотной», психологической и псевдовосточной психоделии.
