Екатерина Калмыкова - Опыты исследования личной истории
Последовательность сегментов-интеракций на 17-м сеансе:
1. А что, если я с моей болезнью обращусь к пси… к врачу, который больше лечит медикаментами?
2. Я, собственно говоря, и сам уже думал, что это невозможно.
3. Я боюсь, что мне не хватит таблеток, пока вы будете в отъезде… Это меня страшно беспокоит… Последние дни меня все время пугала красная краска… Это меня совершенно выбило из равновесия…
4. Теперь я вижу, что вы ничуть не отличаетесь от доктора Р. Тот мне вообще никакого лекарства не давал, но чтобы так? Сначала все прекрасно, пожалуйста, а потом вдруг – нет, и вообще, мол, «позаботься сам о том, чтобы обойтись без таблеток».
5. Я себя чувствую сейчас так, как если бы я опять выиграл поединок.
6. Конечно, куда больше смысла имеет решать реальные проблемы… Сегодня, например, у нас на фирме было важное совещание, и один из моих шефов напал на меня с критикой, а я при этом очень активно защищался.
7. Кто знает, смог бы я это шесть недель назад. Я думаю, нет.
Покажем на примерах, как определяются смены позиций. 1. «А что, если я с моей болезнью обращусь к пси… к врачу, который больше лечит медикаментами?» Пациент начинает сеанс с того, что бросает вызов аналитику, подвергая сомнению его ком петентность, но затем тут же опровергает сам себя (сегменты 1 и 2 входят в первую тематическую единицу). Согласно определению Лабова и Фэншела, «вызовом является всякая ссылка (путем прямого утверждения или косвенного намека) на такую ситуацию, которая, в случае истинности, понижала бы статус другого» (Labov, Fanshel, 1977, с. 64). Посредством такого запроса на получение информации о возможности психофармакологического лечения его болезни Артур, по сути, задает вопрос, в состоянии ли аналитик обеспечить ему лечение на самом высоком на сегодня уровне медицины. Тем самым пациент хочет установить, каковы пределы могущества аналитика (отсюда пропозиция «аналитик обладает силой») и выяснить вероятность существования других специалистов, которые владеют еще «большей силой» в отношении его болезни.
После того, как терапевт дает ему ответ, Артур замечает:
2. «Я, собственно говоря, и сам уже думал, что это невозможно».
Отрицая серьезность своих сомнений, Артур опровергает, отменяет свой вызов.
Сегмент 3 занимает три четверти часа и охватывает тематические единицы со 2-й по 7-ю. Центральная конфликтная тема взаимоотношений проявляется в нарративах, рассказанных в этом сегменте. Пациент сообщает о том, как проходила его жизнь в последние несколько дней, и рассказывает, в общей сложности, семь различных эпизодов, в которых рисует себя как крайне беспомощного, неуверенного и полного иррациональных страхов. Эти семь эпизодов взаимодействия имеют одно и то же интеракционное значение и указывают на возрастание напряжения у пациента по отношению к терапевту. Рассмотрим этот сегмент более подробно.
Он начинается со следующего эпизода взаимодействия с терапевтом:
В течение последних двух дней я чувствовал себя довольно-таки стабильно, э-э (вздыхает), но тем не менее, – это очень странно, я – хотя я в последний раз принял эту таблетку в воскресенье? Да, правильно, в воскресенье, но меня все время мучает страх, что мне этих таблеток – у меня их, кажется, еще штук 13 осталось, я точно не помню – не хватит, пока вы будете в отъезде. И… это меня страшно беспокоит.
Первый эпизод в явном виде содержит лишь реакцию объекта и реакцию субъекта: аналитик уезжает в отпуск и покидает его (негативная реакция объекта), пациента это нервирует, и он боится, что ему не хватит лекарства (негативная реакция субъекта).
Это утверждение подразумевает, что когда терапевт покинет его, его стабильность окажется под угрозой, может случиться, что симптомы усилятся, и ему понадобится больше лекарства, чем обычно. Тем самым пациент указывает, что перерыв в терапии из-за отпуска терапевта вызывает у него неудовольствие. Иными словами, он не хочет, чтобы терапевт покидал его (желание 1).
Если теперь обратиться к коммуникативным аспектам этого эпизода, то можно заметить следующее. В этом эпизоде пациент демонстрирует свою потребность (его стабильность под угрозой) и это, согласно правилам данной терапии (пропозиции 1 и 2), накладывает на аналитика некоторые обязательства: помочь пациенту, сделать что-то для укрепления стабильности, а именно выписать ему дополнительный рецепт; таким образом, высказывание пациента содержит косвенную просьбу о помощи (желание 2)[11].
Но в данном речевом акте содержится еще несколько скрытых интенций. Пресловутый рецепт представляет собой не столько реальную помощь, сколько является свидетельством «доброты» аналитика. В действительности пациент не нуждается в этом рецепте, во время этого двухнедельного перерыва он принял лишь полторы таблетки. Все это лишь проверка взаимоотношений с терапевтом: пациент хочет увидеть, насколько он на самом деле значим для терапевта, насколько заботливо относится к нему терапевт, т. е., другими словами, это проверка пропозиции «терапевт не должен быть жестоким» (желание 3).
Более того, пациент хочет, чтобы терапевт действовал вопреки аналитическому правилу. Оно, несомненно, известно Артуру, посколь ку он не является новичком в психоанализе, проработав около 500 часов с другим аналитиком. Артур не осмеливается высказать свою просьбу прямо, поскольку ожидает, что она будет отвергнута. Интер претация аналитика показывает, что он сразу же понял этот нарратив как косвенную просьбу о дополнительном рецепте. Но поскольку аналитик не сказал ни «да», ни «нет» о том, даст ли он рецепт, пациент пытается достичь своей цели непрямым путем. Ради победы в этой борьбе в последующих нарративах данного сегмента пациент аггравирует свой симптом и, следовательно, усиливает давление на терапевта. Отсюда мы можем выделить еще два желания, а именно: с одной стороны, «оказать влияние на терапевта» или «контролировать отно шения с терапевтом» (желание 4), а с другой – «избежать прямой конфронтации» (желание 5).
В своих интерпретациях терапевт подвергает сомнению главную пропозицию пациента («Артур – слабый и беспомощный») и тем самым отклоняет его просьбу. Пациент принимает эти интерпретации, по крайней мере, частично, но затем рассказывает еще один сюжет как пример своей беспомощности и таким способом вновь возвращается к своей просьбе. Аргументация посредством нарративов позволяет пациенту избежать прямой конфронтации с аналитиком и в то же время блокирует все интерпретации последнего.
Этот пример показывает, что явленное содержание высказываний может быть весьма далеким от коммуникативного аспекта.
Видно также, что одно и то же высказывание может осуществлять несколько речевых актов одновременно. Обозначенная тема беспомощности и желание получить помощь проходят через весь сеанс и становятся все более и более очевидными от нарратива к нарративу. Но вместе с этим усиливается давление на терапевта и проступает другой, скрытый паттерн взаимодействия: желание «контролировать отношения, утверждать себя»; негативная реакция объекта – «сопротивляется»; позитивная реакция субъекта – «усиливает давление на терапевта».
Обратимся теперь к четвертому сегменту. Он, по-видимому, является кульминацией сеанса. В ходе неявного противодействия терапевт призывает пациента перейти к открытой конфронтации. На первый взгляд, это взаимодействие является «разыгрыванием» центрального конфликтного паттерна пациента: Артур просит терапевта дать ему дополнительный рецепт, а терапевт вначале отказывает. На самом деле эта просьба имеет более сложную структуру: пациент расставляет терапевту ловушку, поскольку, если терапевт даст рецепт, это будет означать, что он считает Артура слишком слабым и неспособным пережить перерыв без дополнительной поддержки. Таким образом, пропозиция «Артур – слабый и беспомощный» получит признание и подтверждение. Если же терапевт откажется дать рецепт, это будет означать, что сильный, но жестокий терапевт не поддается влиянию Артура, который опять-таки оказывается беспомощным. Что бы терапевт ни сделал, все его интерпретации в ходе этого часа, направленные на то, чтобы показать Артура не беспомощным, будут сведены на нет. Но аналитик находит компромисс. Сначала он отказывается дать рецепт, объясняя это тем, что он не видит причины, по которой пациент нуждается в этом рецепте. Но пациент реагирует на это взрывом обвинений: 4. «Теперь я вижу, что вы ничуть не отличаетесь от доктора Р. Тот мне вообще никакою лекарства не давал, но чтобы так? Сначала все прекрасно, пожалуйста, а потом вдруг – нет, и вообще, мол, «позаботься сам о том, чтобы обойтись без таблеток». Он сравнивает теперешнего аналитика с предыдущим и заявляет, что первый еще более непредсказуем. После этого аналитик изменяет свое решение и говорит, что нет смысла и далее отказывать в выписывании рецепта, если разочарование, возникающее у пациента, столь велико, и он выпишет рецепт, хотя и уверен, что пациент в нем не нуждается.
