Борис Поломошнов - Химера воспитания
Заметим от себя: его игрушка.
Ведь Вы ему ее подарили, не правда ли?
Как, собственно, и самое его жизнь.
Ведь Вы ее тоже подарили ему, Вашему ребенку, не так ли?
Так.
Именно так.
В копилке ребячьей мудрости есть и такая: «Подарки – не раздарки».
Подарили – не претендуйте на право владения, распоряжения и пользования подаренным.
Ни игрушкой, принадлежащей Вашему ребенку, ни его жизнью.
И – не превращайте подаренную Вами Другому Человеку жизнь в свою собственную игрушку.
Противное если и не противоречит действующему законодательству, то каждой живой, не-очерствевшей душе оно претит.
До отвращения.
До отвержения.
До отторжения.
Откуда же, спрашивается, возник сей конфликт интересов между воспитующей мамой, приобретшей для своего ребенка развивающую (в строгом и точном соответствии Системе Воспитания согласно концепции Марии Монтессори) игрушку, и воспитуемым ребенком?
Ведь была же на самом деле искренняя родительская заинтересованность в том, чтобы ребенок нормально развивался, и приобретенная игрушка была (теперь уже точно – в прошедшем времени) призвана служить именно этой благородной и достойной всяческого пиетета цели.
И ребенок – пусть даже не совсем осознанно, но совершенно искренне – был заинтересован в том же.
Так в чем же тогда проблема?
Она состоит в том феномене, который носит название: НЕПОНИМАНИЕ.
То, что маленький по росту и юный по возрасту человек чего-то не понимает, это – нормально: он открывает Мир вокруг себя; он открыт к пониманию, – и взрослым остается только нормально, то есть, тактично, деликатно, не-навязчиво помогать ему понять.
Предназначенное к пониманию.
Ежели же мама или папа не понимает своего ребенка – ни его устремлений, ни его ценностей, ни его интересов – это уже беда.
Для обеих сторон.
И для мамы/папы, и для ребенка.
Фактически только что на Ваших глазах произошло осуждение ребенка.
За что?
За то, что он недостаточно бережно обошелся с новой игрушкой, не проявив должной ответственности при обращении с ней, обнажив тем самым свою недо-воспитанность.
А Вы ее обнаружили.
Со всей ее кажущейся очевидностью.
«Что ж – решают папа с мамой, – «будем воспитывать его по-другому: по всей строгости».
То есть, провинился – получи «по заслугам».
Как говорится, по факту.
Если есть сломанная вещь и есть тот, кто ее сломал, то это означает, что все улики – против него, значит, соответственно, подозреваемый становится обвиняемым, автоматически становящимся осужденным.
Кто «за»?
Кто «против»?
Ты, малец?
Не считается: ты еще слишком мал, чтобы иметь право голоса. Вырастешь – заимеешь.
А пока – сиди молча и слушай, что говорят взрослые (читай – умные, образованные, благовоспитанные).
Принято единогласно.
Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Судебному приставу и палачу приступить к исполнению приговора.
Вот такая она, эта логика взрослых.
Логика людей, находящихся в своей системе координат своих ценностей.
И оценивают, и судят, и осуждают они действия и поступки как относительно завершенные действия тоже людей.
Но – не-взрослых.
По своей логике.
Взрослых.
По своей шкале – взрослых – оценок действий не-взрослых.
Почему здесь слово логика выделена курсивом?
Потому что оно сопряжено здесь со словом «своя».
То есть, та логика, на которой были воспитаны в свое время сегодняшние воспитующие.
Логика как нельзя более удобная и привычная.
Им.
Построенная на принципе: «либо – «А», либо – «не-А», и «третьего не дано».
То есть: «Либо пациент жив, либо пациент мертв».
Это – цитата.
Из глубокомысленного диагноза.
Провозглашенного лекарем Богомолом над бездыханным телом Буратино, только что извлеченным из затянутого «бурой тиной» пруда имени черепахи Тортиллы.
Провозглашатели сего и всего подобного сему изо всех сил, со всем возможным усердием пытаются втиснуть в «прокрустово ложе» двухзначной и непротиворечивой логики невтискиваемое: самое жизнь во всем безграничном многообразии ее проявлений и во всей ее противоречивости.
Однако неспроста сегодня кроме двухзначной логики Аристотеля-Лейбница, зиждущейся на принципе: «либо – А, либо – не-А» – «третьего не дано», называемом законом исключенного третьего, существуют и трехзначные логики – Яна Лукасевича, Аренда Гейтинга, Ганса Рейхенбаха, Дмитрия Анатольевича Бочвара и четырехзначная – того же Лукасевича, и даже – n-значная – Эмиля Леона Поста и многозначная – Александра Александровича Зиновьева.
«Эко их сколько! К чему их, столько-то?!», – изумитесь Вы, и непременно добавите: «Неужели одной не достаточно?».
А посудите сами.
На простом примере.
Согласно классической или традиционной логике, «из двух взаимо-противоположных суждений по одному и тому же предмету, одно из них обязательно должно быть истинным, а другое – ложным» (дословная формулировка закона, выведенного Аристотелем и получившего известность под названием «tertium non datum» – «третьего не дано»).
Задается Вам вопрос: «Скажите, Вас давно выпустили из тюрьмы?».
Извольте отвечать!
Сударь.
Или – сударыня.
Ведь «третьего не дано», не так ли?
Отвечайте же: «да» или «нет»?
«Да, давно», или же – «нет, недавно»?
И – даже не пытайтесь увильнуть от прямого ответа.
Вот так-то обстоит дело.
Заведенное по обвинению Вас в попытке солгать.
Ведь Вы же не хотите сказать правду: «да», или «нет»!
Значит, пытаетесь солгать.
На самом же деле, кроме двух вышеназванных вариантов ответа на поставленный Вам вопрос, могут быть совершенно иные, никоим образом не укладывающиеся в прокрустово ложе дихотомии: «либо давно, либо недавно».
Вы можете, например, вообще никогда не бывать в тюрьме.
А можете до сих пор сидеть в ней.
Вот такой катаклизмический конфуз получился.
С тюрьмой и с Вами в ней.
И с извлеченным из злосчастного пруда бездыханным телом бедняги Буратино – то же самое.
Он может находиться в одном из промежуточных состояний между жизнью и смертью, которое в обиходе называется: «Ни жив, ни мертв», – и это состояние никак не вписывается в двузначную классическую логику.
Не потому, что классическая логика Аристотеля-Лейбница неправильная, а из-за того, что, как и всякая иная концепция, доктрина или теория, данная имеет границы действительной ее применимости, за пределами которых она превращается в абсурд.
Логики Лукасевича или Гейтинга, Рейхенбаха или Бочвара, Поста или Зиновьева не отменяют, не упраздняют, не аннулируют, не ликвидируют логику Аристотеля-Лейбница, но выявляют те самые границы действительной ее применимости, за которыми она становится недееспособной.
Наглядным проявлением такой недееспособности как раз и является Воспитание как таковое.
Согласно фундаментальному концепту благообразия, присущему каждой из Систем Воспитания, если Ваш ребенок, тихо сопя и никоим образом не отвлекая своих родителей от их важных и насущных взрослых дел, предсказуемо и поощряемо играет подаренной игрушкой, не ломая ее паровозиков/вагончиков, не кромсая ее платьица/причесочки, то он/она – хороший/хорошая мальчик/девочка.
Если же он/она ломает/кромсает свою игрушку, то, сообразно концепту безобразия, в той или иной форме, но – обязательно присущему каждой Системе Воспитания, ломающий/кромсающая игрушку мальчик/девочка – плохой/плохая.
И заслуживает наказания.
Или – в самом гуманном варианте – неодобрения и порицания.
В воспитательных целях.
Как пишется в воспитующих книжках.
Безотносительно к тому, какую цель ломающий/кромсающая игрушку мальчик/девочка при этом преследовал/преследовала.
А если этот мальчик – будущий Эдисон, а девочка – будущая Коко Шанель, тогда – как?
Двухзначная (или – «А», или – «не-А») логика Воспитания стыдливо уклоняется от ответа на такой щекотливый вопрос, невнятно бормоча себе под нос нечто невразумительное насчет Воспитания рачительности, бережливости и аккуратности в обращении с вещами.
Однако, как только неодобрение и порицание по поводу поломки/кромсания ребенком принадлежащей ему игрушки родители ему выскажут или же выразят иным способом, так – сразу же и тем самым – они в один момент выроют между ним и собой глубокий ров отчужденности и взаимонепонимания.
