Мэри Гулдинг - Психотерапия нового решения. Теория и практика
Мы знаем, что если наш клиент не принял сегодня нового решения, он примет его завтра — если его не обвинять и не запугивать.
Работа по поиску нового решения стремительна, часто забавна и всегда приводит к выздоровлению. Ли встает на свою защиту и рычит о своей значимости, а на следующей встрече расстается со своим самоуничижением, высмеяв мамино «литовское дерьмо». Через состояние свободного Ребенка Филипп осознает то, что всегда знал его Взрослый: чтобы что-то значить в этом мире, он не должен быть во всем первым. Трои прекращает свою головную боль. Зоя дудит в свой рожок. Эдит придумывает секретное лазерное оружие и уничтожает путаницу в своем приспособленном Ребенке. Пэт обнаруживает, что кондитерская может быть веселым местечком и решает жить радостно в своей нынешней жизни. Священник представляет себе рай, чтобы принять новое решение о возможности радости и на этом свете. Женщина строит дверь в окружающей ее стене. Эрда освобождает себя от родительской боли. Нэд перестает ждать бабушку, которая освободит его из чикагской школы. Жозе осознает свои интеллектуальные способности. Мич решает жить, а затем прощает отца. Мальчишка распродает свои игрушечные пистолеты.
9. ИЗЛЕЧЕНИЕ ДЕПРЕССИИ
В настоящей главе мы обсудим лечение и излечении целого ряда, по нашему мнению, взаимосвязанных поведенческих, эмоциональных и мыслительных расстройств. Не все описываемые ниже расстройства соответствуют общепринятым взглядам на депрессию. Мы включаем в разряд депрессивных следующие типы клиентов: суицидальных, депрессивных, но не активно суицидальных, а также клиентов, убивающих себя сверхурочной работой, опасными занятиями, пристрастиями и другими проявлениями неосознанной тяги к самоубийству.
Выше мы описывали предписания, даваемые родительским эго-состоянием Ребенок. Среди них самым опасным по отношению к самоубийству является «Не будь». Наша точка зрения заключается в том, что в ответ на предписание «Не будь» ребенок может принять одно или некоторые из следующих ранних решений, которые, если их не изменить, ведут к депрессии и/или самоубийству, намеренному или «случайному»:
1. Если все пойдет слишком плохо, я убью себя.
2. Если ты не изменишься, я убью себя.
3. Я у бью себя, и ты пожалеешь об этом (или полюбишь меня).
4. Я почти умру, и ты пожалеешь об этом (или полюбишь
меня).
5. Я заставлю тебя убить меня.
6. Я докажу тебе, даже если это меня убьет.
7. Я доведу тебя, даже если это меня убьет.
Каждое из данных решений может быть тесно связано с рядом различных систем поведения, чувствования, думания, которые мы считаем депрессией, даже если пациент и не выглядит депрессивным. Ставя диагноз «депрессия», мы не проводим различий между эндогенной и реактивной депрессией. Предполагается, что эндогенная депрессия имеет корни в психике человека, реактивная — вне ее. Мы же уверены, что некоторые люди заработали свою депрессию в раннем детстве и поэтому их считают эндогенно депрессивными. Они приняли раннее решение убить себя, если жизнь не улучшится. Их основной эмоциональный шантаж — печаль. Они устроили свои жизни так, чтобы следовать своим депрессивным сценариям. Они находятся в тупиках третьей степени, ибо свято верят, что депрессия — их врожденное свойство.
Другие обвиняют внешние силы в том, что те «заставляют» их быть депрессивными, или же реагируют депрессией на новые жизненные ситуации, ибо депрессия — их хронический реактивный процесс. На внешние раздражители они умеют реагировать только депрессией. Так, одни страдают от «менопаузной депрессии», потому что в этот период своей жизни депрессией они реагируют на внешние и внутренние раздражители. Другие в подобных обстоятельствах (при приближении климакса или во время его) реагируют полной палитрой чувств — гневом, беспокойством, радостью. Депрессивные по складу люди реагируют депрессией. Когда мы исследуем предыдущие вспышки депрессии (а это мы делаем всегда), то видим, что в прошлом клиент часто реагировал на стресс депрессией, печалью, потерей самоуважения и чувством загнанности и неспособности контролировать ситуацию.
Нас не интересует излюбленная тема круглых столов и больничных конференций: Действительно ли пациент склонен к самоубийству и насколько силен его суицидальный импульс? Нам неинтересно обсуждать в отсутствии клиента, действительно ли он «имеет это в виду», когда говорит о самоубийстве. Напротив, когда мы видим пациента, находящегося в депрессии или ведущего опасный образ жизни, мы просим его сделать Взрослое заявление, что он не убьет себя. Пациенты иногда говорят: «У меня нет депрессии. Почему я должен решать не убивать себя. Мне такое и в голову не приходило». На что мы отвечаем: «Отлично! Если вы не склонны к самоубийству, тогда для вас не составит большого труда решить не убивать себя случайно или намеренно. Мы хотим, чтобы вы вслух произнесли это решение».
Пациент может проявить внутреннее несогласие с таким утверждением. Он может произнести его с вопросительной интонацией, утвердительно кивать головой, говоря «нет», или использовать такие расплывчатые формулировки, как «Я думаю, я могу сказать…». Затем мы просим пациента принимать попеременно обе стороны: «Я убью себя» и «Я не убью себя», пока он не разрешит свои сомнения и не заключит контракт не убивать себя. Пациент может выдвинуть условия, при которых он останется в живых. Один психиатр изменял своей жене, а она пугала его разводом. Он сказал: «Я не убью себя, если моя жена не уйдет от меня». Совершенно очевидно, что он подталкивал ее к уходу, чтобы затем впасть в депрессию и покончить с собой.
ЭТО ИМПЕРАТИВ. Мы считаем, что никакая депрессия не может быть вылечена, пока пациент не заключил с собой Взрослый контракт не убивать себя в нашем присутствии. (См. Главу 3, Антисуицидальные контракты.) Мы осознаем, что многие глубоко депрессивные и склонные к самоубийству клиенты на первой встрече могут не захотеть заключать подобный контракт. Вместо него они заключают временный контракт. На недельном или четырехнедельном семинаре наши депрессивные клиенты заключают контракт не убивать себя во время семинара. Когда решение произнесено, мы больше не беспокоимся о возможном самоубийстве клиента и направляем нашу (а клиент свою) энергию на излечение. Теперь высвободившиеся силы, которые он тратил каждый день на борьбу с тягой к смерти, клиент может бросить на терапевтическую работу.
Взрослый контракт — всего лишь прелюдия к новому решению. Сам по себе он — не новое решение. Новое решение — окончательное, глубинное утверждение, сделанное свободным Ребенком: «Я никогда не убью себя». Это не обещание — это факт и уверенность, которая позволяет Ребенку вырваться из пожизненного суицидального сценария.
В работе над принятием нового решения большую роль играет среда. Мы думаем, что новое решение принять труднее, когда ты окружен привычными раздражителями, исходящими от семьи, работы, социальной и культурной обстановки.
В промежутке между заключением контракта и новым решением участвующий в нашем семинаре депрессивный человек живет в среде, воспитывающей и стимулирующей одновременно. Наш дом и территория вокруг очень красивы, наш персонал заботится о гостях, наш повар создает шедевры кулинарного искусства. Вдобавок, участники семинара быстро объединяются в сплоченную, поддерживающую группу. Они отказываются подыгрывать актерам в пьесе «Пни меня» и аплодируют любому достижению своих товарищей. Мы считаем, что наша среда, с малым количеством стрессов и сильной поддержкой изменениям, особенно хороша для создания условий принятию новых решений. Тем не менее, такая же работа может быть проделана и, когда пациент посещает семинар, живя дома. Правда, в таких условиях работа занимает обычно больше времени.
Если дела пойдут совсем плохо, я убью себяНэн — участник четырехнедельного семинара. Мы с первых минут понимаем, что она в глубокой депрессии. Ее лицо неподвижно-печально, тело напряжено, голос неестественный, она двигается медленно, как будто что-то тянет ее вниз. На первой встрече, посвященной контрактам, мы спрашиваем, есть ли у нее позывы к самоубийству, и получаем положительный ответ. Она говорит, что заключила антисуицидальный контракт со своим терапевтом: она пообещала не убивать себя до дня своего 40-летия, который прошел два месяца назад. Она чувствует себя никчемной и утверждает, что работа для нее — единственная ценность в жизни. Она считает жизнь «слишком болезненной» и не хочет жить. На семинар приехала по совету своего терапевта, но слабо верит в то, что сможет измениться.
Мы выслушиваем ее, не торопя и не противореча. В первые две с половиной недели Нэн практически не работает, но мы с группой поощряем каждое ее маленькое изменение. Группа по мере сил вовлекает ее во внелечебные занятия. Она начинает петь с ними — и даже выходит к бассейну.
