Вильям Гирш - Гениальность и вырождение
Как, однако, дело обстоит с зажиточными женщинами, могущими уделять своим детям достаточно времени и средств? Видят ли они свою жизненную цель в воспитании детей, испытывают ли они высшее блаженство в самоотверженном следовании этому естественному долгу? Такие матери существуют, но их, к сожалению, немного: очень, очень многие матери далеки от выполнения этой идеальной обязанности. Многие женщины достаточно честны, чтобы сознаться, что воспитание их детей им в тягость, что они не находят в этом удовольствия; они стараются сложить с себя эту неприятную обязанность, предоставив воспитание детей чужим. Другие матери настолько глупы, что убеждают себя, будто материнскую любовь можно заменить деньгами. Они полагают, что вполне выполнили свой долг, если их дети чисто одеты, хорошо едят и т.д. Они принимают к детям важных гувернанток или отдают детей в знатные пансионы, – и тогда считают свою материнскую обязанность выполненною с излишком. Но разве чужой человек может питать к ребёнку истинно материнское чувство? Нет, никогда. Можно пожалеть о детях, потерявших свою мать в раннем возрасте; дети же, мать которых живёт, но не служит им матерью, ещё более достойны сожаления. Первые могут, по крайней мере, носить в своём сердце идеальное представление о материнской любви, у последних даже это разрушено. Этим они лишаются большой опоры в жизни. Некоторые матери видят в своих детях лишь предмет удовлетворения их личного тщеславия. Они наряжают их, как обезьян, чтоб обращать на них всеобщее внимание на прогулке; они дрессируют их, как попугаев, чтоб иметь возможность хвастнуть ими и при этом стараются убедить себя, что сделали своим детям нечто хорошее. Не облагораживание детской души имеют они в виду, поступая таким образом, а удовлетворение своего собственного отвратительного тщеславия.
Как я уже выше заметил, у богато одарённых детей с рано развившеюся восприимчивостью влияние юношеских впечатлений, как и всего воспитания, имеет выдающееся значение для последующей жизни. Бросим беглый взгляд на юность и воспитание некоторых замечательных людей.
Про Гёте Льюис пишет следующее: «Редко когда мальчик обнаруживал такую полноту человеческого дарования. Многосторонняя деятельность его жизни уже очерчена в разнообразных стремлениях его детства. Он является нам рассудительным, любознательным мальчиком, любившим порядок; рано созревшим учеником, жадно набрасывавшимся на книги; дельным самостоятельным философом, семи лет от роду уже сомневавшимся в справедливости суждения большого мира. Он изобретателен, поэтичен, горд, любвеобилен; его дух открыт для всех влияний, гоним всяким ветром, и всё–таки, в то время как направление его деятельности было столь непостоянным и неопределённым, он всегда умел владеть собою». Уже из этого краткого описания видно, какое могучее влияние на последующую его жизнь должны были оказать воспитание и впечатления юности, раз «его дух был открыт для всех влияний, гоним всяким ветром». Таким образом и прекрасное воспитание, полученное юным Гёте, немало способствовало развитию его могучего гения. Его отец строго и добросовестно руководил воспитанием, научное преподавание шло систематическим путём.
Мать сумела повлиять на чуткую душу мальчика уже в самом раннем детстве, сумела возбудить его фантазию и пробудить в нём чувство прекрасного и благородного. Сколь многим обязан Гёте этой матери, отдавшей детям всю свою любовь и все свои заботы!
Шиллер, по свидетельству биографов, не обладал в своей молодости выдающимися умственными способностями; его развитие шло естественным путём, его способности были хорошие, а прилежание замечательное. Он инстинктивно угадывал, что без прилежания нельзя добиться совершенства. Его воспитание, за которым очень добросовестно следил строгий отец, было дельным и основательным. Добродушная мать окружила его глубокой любовью и, очевидно, много повлияла на его воспитание. Шарфенштейн, друг детства Шиллера, говорит о ней: «Она совсем напоминала сына, ростом и выражением лица, только у неё милый облик был женственно кроток. Я никогда не встречал лучшего материнского сердца, лучшей женщины».
В биографии Кернера мы читаем: «Он многому научился позже других и не принадлежал к тем детям, которые своими ранними талантами и познаниями удовлетворяют тщеславие родителей. Но уже в детстве в нём можно было заметить мягкое сердце, связанное с твёрдой волей, верностью, преданностью людям, которых он полюбил, а также легко возбудимую фантазию». Он получил отличное воспитание как со стороны весьма разумного отца, так и со стороны добродушной матери. «Но уже в самом раннем возрасте он проявил могучее влечение к поэтическому творчеству. Отец же считал своим долгом лишь терпеть первые опыты своего сына, но не поощрять их. Он был слишком высокого мнения об искусстве вообще, чтобы не быть осторожным в случае, так близко касавшемся его, и не опасаться перепутать простую склонность с истинным призванием».
Рафаэль рано потерял своих родителей: мать на восьмом, а отца на девятом году. Несмотря на это, он получил хорошее воспитание и равномерно развивался.
Галилей, Ньютон, Линней, Фенелон, Араго рано обнаружили сильные дарования ума и все получили отличное воспитание.
Гайдн, хотя родился в бедности, получил отличное, любвеобильное воспитание. В глубокой старости ещё он сам говорил об этом в таком смысле и с глубокой любовью упоминал о матери, которая всегда самым нежным образом пеклась о его благополучии.
Лист был воспитан с величайшей любовью и заботливостью. Будучи физически слабым ребёнком, он тем более нуждался в родительской заботливости, которая в данном случае доходила до того, что отец вёл о своём сыне дневник, куда вносил свои заметки «с величайшей аккуратностью нежного отца».
Джорджу Вашингтону было одиннадцать лет, когда умер его отец, относившийся с таким доверием к разумной и заботливой жене, что в своём завещании предоставил ей всецело распоряжаться имуществом детей до достижения ими совершеннолетия. Эта женщина выполнила свою материнскую обязанность чрезвычайно добросовестно, окружив детей самой глубокой любовью и нежной заботливостью и дав им отличное воспитание.
Кант сказал следующее: «Я никогда не забуду своей матери, потому что она посадила и вырастила во мне первый зародыш добра; она сделала моё сердце доступным впечатлениям природы; она будила и расширяла мои понятия и её наставления имели постоянное, благотворное влияние на мою жизнь».
Генрих Гейне имел замечательную мать, стремившуюся единственно к тому, чтобы дать своим детям такое же хорошее воспитание, какое она сама получила в родительском доме. Её любимыми писателями были Гёте и Руссо. Чтение последнего автора, особливо «Эмиля», внушало ей воспитательные идеи. Она сама учила мальчика чтению и письму и зорко следила за его воспитанием. «Он был привязан к ней, – говорится в одной биографии Гейне, – самой трогательной детской любовью, её прославлял он в чудных стихах, о ней он всегда вспоминал с глубочайшим почтением в своих сочинениях».
С другой стороны, мы видим, как гений, о котором Гейне говорит, «что он был одним из величайших немецких поэтов и из всех наших драматургов имеет наибольшее сродство с Шекспиром», жалко погибает вследствие порока и распутства. Это был Дитрих Граббе, сын тюремного смотрителя, уже в раннем детстве вынесший самые мрачные впечатления, ещё более усилившиеся от неряшливого и превратного воспитания. Гейне опровергает указание одного из биографов Граббе, будто мать этого поэта сама научила его пьянству, когда он был ещё мальчиком. Но и сам Гейне, пытаясь восстановить честь матери своего товарища, говорит: «Это была грубая дама, жена тюремщика, и, лаская своего юного Дитриха, она, пожалуй, иногда задевала его лапой волчицы». Что могло бы выйти из такого гения, как Граббе, если бы его воспитание находилось в руках женщины, вроде матери Гёте!
Гофман был разносторонним гением, одинаково одарённым в поэзии, музыке, живописи. Его родители развелись после короткого, несчастного брака, и мать, забравшая с собою детей к своей матери, не могла вследствие слабого здоровья заботиться об их воспитании. Последнее, предоставленное бабушке и какому–то дяде, оказало во многих отношениях весьма неблагополучное влияние на образование его характера. Хотя этими лицами сделано было всё для образования его ума и обогащения знаний, хотя он получил прекрасную подготовку в науках и искусствах, но… недоставало матери. Развитие характера и души было запущено, педантизм дяди положил основание сатирическому направлению и наклонности к причудливому. Когда друг Гиппель стал упрекать его за непочтительное отношение к родственникам, он возразил: «Каких родственников мне дала судьба! Если бы у меня был отец или дядя, как ты, мне никогда и в голову не пришло бы так относится к ним». Несмотря на гениальное дарование, в произведениях Гофмана много странного, находящего объяснение лишь в его исковерканном воспитании. Он также предаётся пьянству, и не вследствие нужды и лишений, от которых и он немало пострадал, а как раз в такое время, когда счастье ему улыбалось, и он был избавлен от всяких материальных забот.
