Эдвин Поляновский - Урок
– Мальчишку за водкой посылали? Так это ж, кажется, не наши послали, там у нас по договору работают... Они.
Вот и еще, говорю, одна газета вас пропечатала – «Московская правда» от 18 мая. На странице социалистического соревнования внизу отстающие предприятия указаны, среди транспортных одно, худшее, указали – ваше.
– Ну и что с того? А до этого последним был 10-й парк, а не мы...
В 11-й автобусный парк два входа. Один – главный, через который идут и въезжают официальные гости, многочисленные делегации. Здесь сразу можно увидеть и просторные производственные площади, и линию диагностики, новенькие, с иголочки «мерседесы» и «Икарусы».
А есть второй вход – с тыла. Ориентир – магазин № 53 Ленинградского райпищеторга: барачного типа здание с пристройкой для винно-водочного отдела. Отсюда в парк пройти совсем просто. Из магазина один за другим выходят люди в рабочей Одежде, за любым – пристраивайся и иди. Дорога ведет через березовый прекрасный лесок, мимо детских качалок и грибков, здесь как раз, в десяти шагах от автопаркового забора из железных прутьев, рассаживаются любители выпить.
Из парка-то все видно, но они не стесняются. Привыкли. Посидели – и на работу. Тут сразу два входа – два огромных провала в заборе, можно, не сгибаясь, сразу по двое-трое проходить.
Я думал, после нашумевшего письма в газету, после истории с мальчишкой заварят дыры. Нет.
Прошел и я тем ходом. Встретил троих. Представился. «Ну и что?» – ответил самый здоровый и самый пьяный.
– А этот здоровый, пьяница,– не наш,– говорил потом начальник парка.– Это Михаил Смоляной. Он уже два дня как уволился.
На том расстались.
Никак не захотели признать очевидных истин руководители парка. В заботах о том, чтобы на данный момент, на сию секунду выглядеть хорошо, предпочли не искоренять недостатки, а скрывать их, то есть загонять болезнь внутрь. Отписываясь, отговариваясь, занимаясь видимостью дела, сами себе создали трудности и приумножили их.
Не в этом ли причина того, что предназначенный быть «показательным» парк, действительно имеющий прекрасную производственную основу, прекрасно технически оснащенный, является одним из отстающих в управлении пассажирского транспорта.
1979 г.
ОРДЕР НА КВАРТИРУ
Молодая женщина, приехавшая в «Известия» из Киевского института «Гипрохиммаш», оказалась настойчивой – жалобу ее никуда пересылать не нужно, звонить тоже бесполезно, только ехать, причем срочно: сегодня-завтра. Женщина просила не за себя.
Суть истории такова. В «Гипрохиммаш» пришли в свое время четыре молодых специалиста: Светлана Ситникова – в 1970 году, через год – Любовь Бурба и Надежда Шиманская, и в 1973 году – Ирина Тихая. В 1974 году был сдан в эксплуатацию 108-квартирный дом гостиничного типа. Все четверо снимали углы и надеялись, согласно очередности, получить квартиры. Однако руководство института решило заселить дом семейными молодыми специалистами, а девушкам предложили подождать. Их отправили на верхние этажи нового дома, там было устроено общежитие – по трое в 12-метровых комнатах.
В январе 1979 года институт закончил строительство второго такого же дома. Очередь была уже сравнительно невелика, все четверо находились в самом начале списка. Но дирекция института снова решила заселить дом семейными.
Заметив, что «Правда Укрины» время от времени публикует юридические консультации, Ситникова и Шиманская обратились в газету за разъяснением – каковы преимущества семейных при распределении квартир?
Редакция переправила письмо в горком профсоюза рабочих тяжелого машиностроения. Оттуда и пришел ответ. В нем говорилось о трудностях с жильем. Содержался призыв «к гуманности» и даже к совести молодых специалистов. Ситникову упрекали за то, что состояла в ЖСК. (Был такой момент. Потом мама ее ушла на пенсию, и Светлана из кооператива выбыла. Кстати, многие вышли из ЖСК и получили квартиры в новом институтском доме.) И в заключение авторов письма ставят на место: «На поставленный Вами перед редакцией газеты вопрос Вы могли бы получить исчерпывающий ответ в Вашем местном комитете».
Кто же рассматривал просьбу Ситниковой и Шиманской, кто писал ответ, столь странный по тональности и с ошибками по существу? Авторы ответа пишут откровенно: «Ваше письмо в редакцию было рассмотрено представителем горкома профсоюза совместно с администрацией, местным комитетом Вашего института, в присутствии председателя жилищно-бытовой комиссии».
То есть устами горкома профсоюза отповедь дал тот самый местком «Гипрохиммаша», по вине которого все началось. Невинная по сути просьба, вернувшись на круги своя, была расценена как жалоба, критика местных институтских порядков. Жаловаться? Да еще в газету? После этого развернулись события, за которыми следил уже весь «Гипрохиммаш».
...Женщина, сидевшая передо мной, тем четверым не подруга. Никто из них даже не знал, что она отправилась в Москву «искать правду».
– Это не только им, четверым, это всему институту нужно,– говорила женщина.– Это и мне лично нужно.
Итак, люди обратились за консультацией в газету – обычное, рядовое, можно сказать, дело.
После этого Светлану Ситникову вызвал заместитель директора института Ф. Крижановский. Вопрос был поставлен прямо: «Зачем вы писали в газету?» Затем ее пригласили на заседание местного комитета, председатель которого В. Лабазов повторил вопрос дословно.
– Мне и сейчас непонятно,– объяснила Ситникова,– почему женатые, но без детей, молодые специалисты, работающие у нас меньше года, получают квартиры. Я работаю девять лет. Почему, если у меня не устроена личная жизнь, я должна оставаться без квартиры?
– Вы, наверное, думаете,– ответил Н. Третиниченко, член месткома, занимающийся как раз жилищными вопросами,– что если вы получите квартиру, то сразу выйдете замуж?
Комсомолка Надежда Шиманская в эти же дни сдавала «Комсомольский зачет» – экзамен серьезный, подводились итоги полугодовой работы. Ее, конечно, спросили о том, как она применяет НОТ на рабочем месте. Но это был третий вопрос. Спросили ее и о международном положении в Юго-Восточной Азии. Но это был второй вопрос. А первый был: «Зачем вы написали письмо в газету?»
Шиманская так растерялась, что не помнит, о чем говорила дальше; как сказали ей потом товарищи, она назвала Кампучию Камбоджей.
Ее также вызывали к себе заместитель директора и председатель месткома.
Тут как раз ей понадобилась характеристика в институт, она защищала дипломный проект. (Шиманская пришла в «Гипрохиммаш» после техникума и теперь заочно заканчивала институт.)
– А зачем тебе характеристика? – спросил подозрительно председатель месткома. Поколебавшись, подписал.
Секретарь парторганизации Н. Мясников характеристику подсократил, перепечатал, снова подсократил, потом подписал.
У директора института Н. Борисова характеристика лежала неделю, вторую... Так и не подписав, он вернул ее в отдел кадров, оттуда документ попал к А. Беляеву, начальнику отдела, в котором работала Шиманская. «Зря ты в эту историю влипла»,– сказал расстроенный начальник отдела. «Да в чем дело-то? Я – читательница, обратилась в нашу с вами советскую газету...»
В свое время именно Беляев принимал Шиманскую в «Гипрохиммаш», ценил ее как работника и, вероятно, чувствовал личную ответственность за случившееся.
– Любое обращение в прессу – это тень на коллектив,– объяснил он.– Вот что... у директора сегодня приемный день – пойди. Повинись. Скажи... тебя подговорили. Ситникова подговорила. Сейчас-то все равно квартиру не получишь, но, может, хоть весной...
Ирина Тихая никуда никаких писем не писала, она просто отправилась в городской совет профсоюзов. Ее принял и внимательно выслушал молодой работник горсовпрофа П. Богатырь. «Вам отказали в квартире незаконно,– объяснил он,– постараемся помочь».
Тихую также вызывали потом к себе заместитель директора и председатель месткома института.
В те же дни в связи с переходом на новую систему оплаты труда руководитель группы, в которой работает Тихая, подал начальнику отдела рапорт на повышение зарплаты своим сотрудникам. Всем, кто числился в списке, зарплату повысили... кроме Тихой.
Но, может быть, она работает неважно? Отнюдь. Не только в группе, но и в отделе, и даже в институте – из лучших. Ударница коммунистического труда, имеет грамоту за высокие показатели в соцсоревновании и активное участие в общественной жизни. Неоднократно выдвигалась на Доску почета института, а с Доски почета отдела ее фотография вообще не сходила.
И наконец, Любовь Бурба. У нее отношения с руководством института не сложились с самого начала. Она пришла в «Гипрохиммаш» со справкой на льготное получение жилья по состоянию здоровья. После неоднократных ее обращений и заявлений институт выделил в общежитии двенадцатиметровую комнату и счел дело сделанным. Меж тем общежитие – не квартира. Приехала мама – переночевать не разрешают, приехал брат – снова неприятности. Дважды к ней пытались подселить соседей, с трудом отбилась, комендант, сославшись на Крижанонского, предупредил: «Будете возражать – могут возникнуть осложнения при распределении квартир».
