Макс Поляновский - Судьба запасного гвардейца
Обзор книги Макс Поляновский - Судьба запасного гвардейца
Макс Поляновский
Судьба запасного гвардейца
Художник И. Кошкарев
НЕ ВОЕННАЯ, ОДНАКО ТАЙНА
Когда после очередной поездки на фронт я вернулся в редакцию нашей походной армейской газеты и рассказал о случае, свидетелем которого мне довелось быть, товарищи мои ахнули от изумления.
— Напиши про это в завтрашний номер, — сказали мне. — Такую статью с ходу напечатают.
— Не могу, — возразил я. — Пришлось дать честное слово офицера, что насчет этого я не напишу ни строчки.
Редактор газеты, старший батальонный комиссар по званию, узнав о моем рассказе, вызвал меня, спросил:
— А вы не присочинили! Именно так оно и было?
— Именно так, — ответил я.
— Так почему же вы отказываетесь писать статью?
— Не имею права.
— Что за чушь! Это ведь не государственный секрет и не военная тайна.
— Не военная, однако тайна. И она тоже охраняется законом, чтобы из-за чужой неосторожности смятение и горе не вошли потом в чью-то семью…
— Ничего не понимаю. Какое смятение? Когда потом? Вы — сотрудник фронтовой газеты, вас направляли в командировку. Эта статья и будет вашим отчетом. В конце концов, я могу приказать вам написать ее, — сурово сказал редактор.
— Не можете. Я дал честное слово гвардейца офицеру, с которым все это случилось. Вы приказываете мне нарушить честное слово?
Редактор усмехнулся, покрутил головой.
— Ну нет, такого приказа я бы себе никогда не позволил. Сначала объясните-ка все толком, и тогда мы, пожалуй, сделаем иначе…
Усадив меня для более основательного разговора, и уже вовсе не командирским тоном, после всех моих объяснений, редактор стал уговаривать меня вновь поехать в часть, где остался тот, связавший меня честным словом офицер. Поехать, всеми силами добиться у него разрешения описать в газете все, что с ним произошло.
— Убедите его, что это можно сделать очень деликатно, — говорил редактор. — Мы не назовем ни имени, ни звания, ни даже место или время самого события.
— Есть, товарищ редактор, — ответил я по-военному кратко и, можно сказать, без передышки отправился обратно. А фразы будущего репортажа сами собой возникали в моей голове. В дорожной тряске, сидя рядом с шофером, я набрасывал текст. Записывал в блокнот, на бумаге то, что до сей поры хранил лишь в памяти. Текст в самом деле получался такой, где не было ни имен, ни званий — лишь описание взволновавшего меня и моих товарищей необыкновенного события.
Встретившись вновь с офицером, я передал ему разговор мой с редактором, показал наброски предполагаемой заметки. Мы вместе перечитывали, дополняли, исправляли чуть ли не каждую фразу, и мой знакомый, убедившись, что конспирация, как говорится, полностью соблюдена, разрешил заметку напечатать. Он лишь попросил ничего больше не прибавлять к написанному.
Немало читательских писем пришло в газету после опубликования заметки о благородном поступке «офицера Н.». Разные это были письма. Некоторые читатели не видели в самом случае ничего особенного: такое ли бывало в дни войны! Другие не верили, удивлялись, отчего не названа фамилия офицера, да еще порой обижались: если мол, хотели просто рассказать о человеческом благородстве, то примеров тому немало подлинных. Вот, к примеру, у нас… Но большинство читателей просили непременно рассказать, как же все сложилось дальше. Ответить на такие письма было всего труднее.
Правда, спустя некоторое время, я случайно оказался в той же воинской части и, разумеется, воспользовался возможностью повидать старого моего знакомого. Беседа с ним дала мне возможность написать еще одну заметку, ответить на некоторые вопросы наших фронтовых читателей.
…Давно окончилась война.
Нынешним школьникам она представляется чуть ли не легендой, преданьем старины глубокой. Они знакомятся с войной, изучая историю. Но для нас, переживших войну, прошлое нередко оживает самым неожиданным образом.
Вот и со мной, по прошествии тридцати с лишним лет, случилось такое, чего я не мог ни ожидать, ни предвидеть…
ПАКЕТ, ПОЛУЧЕННЫЙ СПУСТЯ ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА
Необычный пакет прибыл однажды на мое имя из неведомого мне районного городка одной из отдаленных областей нашей страны.
Не сразу сумел я понять, кто автор вложенного в пакет письма. Сначала на мой стол посыпались вырезки из фронтовой многотиражки, из журналов и газет, написанные мною более четверти века назад.
Писатели нередко получают письма, бандероли, телеграммы от своих читателей или от героев своих невыдуманных произведений. Письма бывают добрые и сердитые. Случается, читатели шлют новые интересные и важные документы к написанным уже книгам. Бывает, задают нелегкие заковыристые вопросы.
Самые разные письма доводилось получать и мне за долгие годы журналистской и писательской работы.
Однако для того чтобы понять письмо Ивана Д. (фамилию он просил не называть), я должен был просмотреть заново свои давние заметки и очерки. И тогда стало ясно, кем это письмо написано.
Вот его содержание:
«В одном из ящиков стола моего отца, недавно скончавшегося из-за открывшейся внезапно раны (он получил ее во время войны), я нашел большой конверт с вырезками, которые посылаю Вам. В каждой статье и заметке речь идет об одном человеке — офицере Гасилове. Он нашел возле прифронтовой станции грудного младенца, и вы рассказывали читателям, как сложилась судьба найденыша. Возвращались к этому не один раз.
Никогда этих Ваших материалов, хранившихся у моего отца, я не видел. Но фамилия Ваша запомнилась мне с детства. Ее упоминали в разговоре между собой мои отец и мать.
Когда-то мы жили в Москве. В то время я был совсем маленьким, но помню, как однажды отец сказал мне: „Мы с тобой, Ванюшка, пойдем в гости к писателю, который пишет книжки для ребят. Если будешь послушным мальчиком, он подарит тебе самую интересную из своих книг“.
Не помню теперь, сколько раз мы с отцом приходили к Вам. Запомнилось только, что я играл у Вас с маленькой девочкой, наверно, с Вашей дочерью. Принес от Вас домой Вашу книжку про путешествие, кажется, в Африку (книжка, к сожалению, не сохранилась, кто-то из ребят взял почитать, да так и не вернул). И еще припоминаю, как осматривал меня доктор, тоже Ваш гость. Его я запомнил почему-то лучше, чем Вас. Хорошо еще, что фамилия Ваша удержалась в моей памяти — ведь все это было так давно! А может, мне напомнили о ней эти вырезки, которые я Вам посылаю. Очень прошу Вас ответить на один вопрос.
Вы писали, что Ваш давний знакомый — офицер Гасилов был заместителем командира по технической части в полку гвардейских минометов. Такую же должность занимал в годы войны мой покойный отец. У него было звание капитана, он числился зампотехом в полку „катюш“.
Моя мать тоже была на фронте, хирургом фронтового госпиталя.
Наверно, мама смогла бы ответить на вопросы, с которыми я к Вам обращаюсь, если бы она была с нами. Когда мне шел четырнадцатый год, мама подарила мне сестренку, но, к великому нашему с отцом горю, сама скончалась при родах…
И вот теперь меня мучает мысль: может быть, зампотех Гасилов, подобравший на фронте под Сталинградом ребенка, и есть мой отец? А врач, которую вы называете Анной Тимофеевной, стала моей матерью?
Напишите мне правду, откройте тайну, которую, быть может, скрывали от меня отец и мать. Поверьте, после этого я не стану меньше любить их, так же буду чтить память этих единственных самых родных и близких, самых дорогих мне людей.
Ведь если я прав, если человек, названный Вами Гасиловым, и есть тот самый офицер, который в годы военного лихолетья даровал мне жизнь, вырвал меня у смерти, а жена его согрела меня материнской лаской, — разве могу я представить, что даже мысленно перестану называть их своими родителями?
Есть у меня и еще одна примета. В одном из очерков о Гасилове написано, что сын его, Павлик, однажды, играя во дворе, напоролся на гвоздь и глубоко поранил колено. К счастью, его мама, Анна Тимофеевна, оказалась дома и сразу принялась лечить сына — промыла, перевязала рану.
Но ведь со мной было точно так же! Помню, мама очень встревожилась, несколько раз делала мне перевязку, но шрам на коленке остался. А я, честное слово, даже гордился, что лечит меня настоящий фронтовой доктор. Как в госпитале. Даже ребятам похвастался: „Подумаешь, во время войны и не такое бывало!“ Стерплю, мол, не страшно.
Если под вымышленной фамилией Гасилова Вы рассказываете о моем отце, то Вы знаете его по фронту и несколько раз встречались с ним в Москве. Возможно, Вам неизвестно, что Москву он покинул по собственному желанию. Его потянуло, как инженера-механика, к прежней, довоенной работе: к тракторам. Он рассказывал, что до того, как начали строить советские тракторы, ему довелось работать на полях Средней Азии с прибывшими туда заграничными машинами.
