Сергей Юрченко - Я. Философия и психология свободы
А потом пришел его час умирать. Он уехал на свою дачу в Кунцево, выгнал всех - прислугу, врачей, охрану и заперся в спальне. Никто не знает, что он там делал. Но я вам расскажу. Он там выл по-звериному. Ибо пришло его время умирать, а вы все остаетесь жить. Завтра вы проснетесь, позевывая и почесываясь, совершите свои обычные утренние процедуры, потом – будете скучно завтракать с семьей, потом – отправитесь на службу, где будете стоять у станка, или крутить баранку, или добывать уголь, или обслуживать покупателей, или протирать штаны в чиновничьем кресле. А вечером вы будете с приятелями пить пиво в пивной и рассказывать друг другу похабные анекдоты, или ужинать в ресторане с любовницей, или слушать фортепьянную музыку с женой на концерте, или смотреть футбольный матч по телевизору.
Наконец, ночью вы ляжете спать и вскоре захрапите. И все у вас будет как всегда. А товарища Сталина не будет. Величайший акт Любви – это самосожжение вдов. Из Любви и Смерти складываются костры. Но не хотели вы гореть в аду вместе с Вождем. И выл Иосиф Джугашвили, запершись на своей правительственной даче, ибо пришло время отправляться ему в его преисподнюю, и он не в силах забрать всех вас туда с собою. Вот как любил вас товарищ Сталин! Как самого себя.
Мне было уже 25. От мальчика, что приносил жертвы своему Свидетелю, ничего не осталось. К тому времени я успел бросить политехнический институт, ибо та система образования, в которой я оказался, казалась мне лишь профанацией знаний (да и не желал я быть инженером), и отслужил в армии, где мне два года доказывали, что жизнь – дерьмо, а я – ничто. После того как я отбыл свой «патриотический срок», сопровождавший меня постоянным привкусом мыла во рту, я вернулся домой. И вскоре похоронил свою мать, которая мучительно и тяжело умерла на моих руках. Очевидно, я не принес своевременно человеческому богу достойную жертву на кровавый алтарь нашей взаимной любви. Вот он и взял ее сам. За любовь нужно платить.
Как-то вскоре я шел по улице и размышлял над Гамлетовским вопросом. Быть или не быть? Ну и все остальное про румянец воли, который бледнее перед мраком размышлений. Наверное, я был искренен с собою. Перед кем мне было рисоваться? Я ведь не собирался ни с кем обсуждать вопрос о правомерности самосожжений. И так углубился в этот мрак размышлений, лишающий наивного румянца, что перестал следить за окружающим миром. Вдруг раздался визг тормозов. И прежде чем я осознал, что происходит, мое тело резко отскочило в сторону. Оказывается, в это время я переходил улицу, и на меня мчался автомобиль. Водитель коротко выразил мне жестом то, что он думает о таких ротозеях, и уехал. А я посмотрел вслед ему и вдруг понял, сколь издевательски иронична эта сцена. Я честно рассуждал о том, быть мне или не быть. Но стоило возникнуть малейшей угрозе моей жизни, и вся моя человеческая суть мгновенно ответила: быть! Человек любит себя всей своей сутью, каждым своим нейроном, каждой клеткой. Иногда он не нравится себе, но любит себя – всегда и во всем. И нет ему в этом свободы от себя.
С тех пор я часто, обычно уже засыпая, прохожу через пронзительное осознание того ужасного факта, что меня очень скоро не будет в этой Вселенной и что жизнь моя со всем ее пафосом и скорбью ничего не значит. Это сопровождается почти физическим ощущением провала в бездну. И словно лопается струна в мозге. И вот уже сна нет ни в одном глазу. И я тянусь за сигаретами или за чем-то покрепче. Со временем я стал недоверчив к квартирным окнам, за которыми гравитация настойчиво приглашает меня в свободное падение, а Танатос оказывается привлекательнее Либидо. Но это помогает мне, перефразируя Чехова, выдавливать из себя каждый день по капле раба с его безусловной любовью к себе, и, в отличие от Диогена, я ищу не человека, а свободу от себя. А глядя на окружающих, на то, как они проживают свои жизни, я думаю: сознают ли они хоть в малейшей мере нашу отвратительность? Наверное, нет. Ведь такие состояния принято относить к психическим расстройствам. Но прав был Фромм: невротик в некотором смысле здоровее всех остальных людей. Он видит то, от чего мозг человека обычно успешно защищается. Любовь к себе помогает ему быть подслеповатым и близоруким. Но я давно уже контролирую свой невроз.
Льву не нужна святыня, чтобы любить себя и есть ягнят с чистой совестью. Но человек умнее льва. Ему нужны оправдания. Он находит их в святынях. Бог – лучшая из них, она не изнашивается от времени. Бог – Любовь – Злодейство. Это – дедуктивная линия. Ее можно доказывать как теорему. Человек лжет, крадет, убивает, прелюбодействует, завидует и судится во имя любви. Этот мир таков, каков он есть, только потому, что человек любит себя. И совершенно закономерно, что в нем периодически появляются персонажи, даже в самых благополучных странах, которым хочется ревностно расстрелять этот мир. Если недавнего скандинавского киллера спросить: зачем он перебил сотню подростков, - и у него хватит ума понять самого себя, то он должен ответить: во имя Любви. Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе. Не спрашивай, кто – виноват в этом набате. Виноват ты!
Существует убеждение, что человек рождается атеистом, и ему нужно совершить волевой акт, чтобы прийти к богу. На этом основании влюбленный в бога и в себя блаженный Августин даже некрещеным младенцам сулил ад. Но это – чушь. Чушь, что человек рождается атеистом. Человек рождается с безусловной любовью к себе и верой в бога – Свидетеля его жизни, Устроителя его судьбы и Хранителя его бессмертной души. Все остальное – вопрос декларации. Родился среди христиан, стал христианином. Родился среди евреев, принял еврейскую версию. Родители исповедовали ислам, будешь мусульманином. А повезло реинкарнироваться в Индии, станешь индуистом, или буддистом, или кришнаистом, или еще каким-нибудь …истом.
Безбожник – это идеальное состояние, как бесконечность, к которой можно приближаться сколь угодно долго, так и не достигнув ее. Вот обычный уличный камень. Попробуйте дать что-нибудь этому камню. Попробуйте отнять что-нибудь у этого камня. Его не купишь раем, его не испугаешь адом. Он - камень! Он не любит себя! Миллионы лет он валяется на этой планете. Ему все равно. Его омывают дожди, обдувают ветры, топчут звери и кладут в фундамент своих домов люди. Ему все равно. Пройдут еще миллионы лет, и он превратиться в прах. Ему все равно. Он - камень. Он не любит себя. Это и есть настоящий безбожник. У него есть то, чего нет ни у кого из людей, – бесчеловечная свобода! Он не сотворит зла.
Свобода и Одиночество
Поймет ли кто, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Ф. Тютчев
Всем известно слово «свобода». Каждый человек может и часто любит говорить о ней. Но обычно в это слово вкладывается примитивный смысл – обывательский или, в крайнем случае, политический. Самая фундаментальная идея для самосознания – это понятие «существование», «бытие» или «экзистенция». И в этом смысле вся философия и даже вообще все человеческое познание мира может быть охарактеризовано как учение о бытии. Тут-то и проясняется истинный, глубинный смысл свободы. Экзистенция – это отсутствие свободы, ибо все бытие во всем своем физическом и психологическом проявлении подчинено сумме правил, которые называют законами природы или божьим промыслом. Поэтому можно сказать иначе: свобода в окончательном и глобальном счете есть свобода от бытия. В этом смысле полноценная теория свободы должна быть теорией отрицания.
Лишь в прагматичном остатке слово «власть» подразумевает социальную иерархию. Но мы так же говорим и о власти природы, о власти бога и дьявола, о власти истории и закона, о власти факта, образа, настроения, слова, привычки, о родительской власти и четвертой власти. Сколько их всего – этих властей? 10? 20? 100? И поэтому, говоря об «анархии», означающей в буквальном смысле безвластие, следует принимать во внимание все аспекты того, что может быть отнесено к власти. Анархизм как политическая утопия – лишь вершина этого айсберга. Истинный анархизм по определению индивидуален. Он не может быть политической партией, религиозным учением, философской школой или даже сообществом единомышленников. В конечном итоге, анархия – это свобода от самого себя. Величайшими анархистами были Гаутама, Лао-Цзы, Гераклит, Сократ. Иисус говорил своим ученикам: «Истина освободит вас». От чего должна освобождать истина? От человеческого. А идя в Иерусалим за верной смертью, Иисус сказал своим невежественным апостолам: «Я победил мир». В каком смысле можно победить мир? Только в одном. Освободившись от него. Я победил мир, если он более не властен надо мною. Анархизм есть свобода, которая даже не снилась Горацио. И Гамлет, решающий свой знаменитый вопрос, лишь пытается определить степень своей свободы от мира, степень собственного анархизма.
