Сергей Юрченко - Я. Философия и психология свободы
Обзор книги Сергей Юрченко - Я. Философия и психология свободы
Я
Философия и психология свободы
ISBN 978-5-9973-1978-6
Москва 2012
О Г Л А В Л Е Н И Е
СУТРЫ (НИТИ) СОЗНАНИЯ
Я, Оно и Мозг
Религия, Магия и нуминозное Я
Мистика зеркал, Всевидящее Око и ритуальный Хоровод
Солипсизм, Психе и Бог
Миф, Невроз и Социум
Нейронаука, Квантовая психология и Логос
Феноменология, Вселенная и Роза Мира
Панлогизм, Темная материя и Дао
Настоящее, Причинность и Душа
Время, Темная энергия и Симметрия
Хаос, Игра и Панпсихизм
Личность, Реинкарнация и Вечность
МАНТРЫ (ПОСТИЖЕНИЯ) СВОБОДЫ
О таланте и критическом чувстве
Метафизика права и Формула правосудия
Родина и Государство
Психиатрия и Политика
Гибель империй, или Российский апокалипсис
Бытие и Танатология
Анархизм и Зоопсихология
Вера, Надежда, Любовь
Свобода и Одиночество
Список литературы
П р е д и с л о в и е
Эта книга посвящена двум самым значимым для человека вопросам – Сознанию и Свободе. Я использую для названия своих статей восточные термины «сутра» (санскр. нить) и «мантра» (санскр. «ман» – думать», «тра» – освобождать») прежде всего в их номинальном смысле. Все эти статьи вовсе не являются сборником разрозненных мыслей. Я утверждаю, что они связаны друг с другом и образуют логически непротиворечивую систему. Всякий, кто даст себе труд внимательно прочесть их и понять, убедится в этом сам.
Вся мировая философия сознания и связанные с ней психологические науки имеют в своем основании одну древнюю нелепость. Ныне существуют две возможные и взаимоисключающие точки зрения на сознание: религиозно-идеалистическая и научно-материалистическая. Согласно первой душа (сознание) первична и бессмертна. Согласно второй – сознание (душа) есть продукт мозга и погибает безвозвратно вместе с ним. Казалось бы, в рамках двузначной логики их невозможно совместить. Но дело тут не в логике, а в не корректном использовании терминологии, которое, по крайней мере, в западной культуре длится уже две тысячи лет, со времен эллинской античности. Но если прояснить смысл понятия «сознание» или «душа», оставаясь в рамках классической логики, то окажется, что обе точки зрения верны.
В психоанализе З. Фрейда Я (Эго) наряду с Оно и Сверх-Я образует «святую троицу» психических ипостасей человека. Я, по Фрейду, является посредником между внешним и внутренним миром, благодаря чему события прошлого (сохраняемые в памяти) соотносятся с событиями настоящего и будущего (представленными предвидением и воображением). Фрейдистское Оно – это низший уровень психики, где кипят инстинкты и страсти. Сверх-Я включает запреты и контроль сексуальных импульсов через принятие родительских и социальных стандартов как норм нравственности. Говоря совсем просто: Оно – это фундамент (подвал) Я, а сверх-Я есть купол (крыша) Я. А теперь на время забудьте все это, поскольку мы будем говорить о Я и Оно совсем в другом смысле. В Катха-Упанишаде сказано: «Есть два "я" - отдельное от всего эго и нераздельный со всем Атман. Когда человек поднимается над "я" и мое, то Атман проявляется как наше истинное Я». Мы покажем, что индивидуальное (малое) я и есть в действительности оно. Самосознание, которое всегда сознает себя, сознает себя как постороннее. Но это оно всегда чувствует в себе некое истинное Я, сознание себя не знающее, которое оказывается в бессознательном. Это значит, что наше словоупотребление оказывается прямо противоположным фрейдовскому.
В концептуальном плане выводы этой книги ближе к идее Эго и Самости в аналитической психологии К. Юнга. Хотя слово «аналитическая» в данном применении я бы взял в фигуральные кавычки. И сам Юнг это подтверждает: «А потому при описании процессов жизни психе я намеренно и сознательно отдаю предпочтение драматическому, мифологическому способу мыслить и говорить: он не только более выразителен, но и более точен, чем абстрактная научная терминология, привычная игра которой - думать, что ее теоретические формулировки в один прекрасный день станут алгебраическими уравнениями».
Но то, что этот почтенный психолог считает достоинством, является в нашем понимании главным недостатком. Каждый серьезный исследователь, взявшийся обозреть Сознание, начинает порождать собственный язык в соответствие со своими догадками и широтой своего образования. Эта терминология совершенно не подчиняется тому принципу, который принят в физике, – быть операциональной и верифицируемой. И поэтому весь язык психологии в целом (как, впрочем, и язык философии) не обладает той смысловой синонимией и взаимной непротиворечивостью, которые отличают математический язык. Наука становится наукой по мере того, как в ней принимается терминологическая конвенция между всеми участниками этого познавательного процесса. И пара-тройка конструктивных формул, при условии, что они будут приняты всеми, пойдут здесь только на пользу.
Как ни странно это звучит (со времен Локка, Декарта и Беркли), всякое бытие, включая физическое, есть психическая субстанция, поскольку сам предикат существования есть ментальная категория. Как шутил А. Пуанкаре: «Если в мире никого не останется, в чьей голове будет решаться вопрос о существовании мира?» Это заявление – больше, чем риторика. Чтобы нечто существовало, ему необходим наблюдатель. Показательно то, что этот независимый наблюдатель, в конце концов, появился даже в физики, где с его помощью объясняют теорию относительности и принцип неопределенности. Появился он и в космологии. Так называемый «Сильный антропный принцип», сформулированный Дж. Уилером, гласит: «Наблюдатели необходимы для обретения Вселенной бытия». Материя без духа есть ничто. Не сознание существует в мире, мир существует в Сознании.
Антрополог Г. Бейтсон по этому поводу заявляет: «Но одно дело говорить о том, что это неизбежно, и совсем другое говорить о том, каким же умом должна быть такая огромная организация. Какие характеристики могут проявить такие умы? Может быть, это то, что люди называют богами? Каких основных черт ума можно ждать в любой мыслительной системе или уме, основные посылки которых должны совпадать с тем, что мы якобы знаем о кибернетике и теории систем. Исходя из этих посылок, мы, конечно, не можем прийти к простому материализму. Но к какой религии мы придем - не ясно. Задавать такие вопросы - значит действительно делать попытку поколебать веру, так что сами вопросы могут определить ту область, куда страшатся ступить ангелы».
Первая из «четырех благородных истин» Гаутамы гласит: жизнь есть страдание. Но если этого нет в ощущениях человека, то первая же из истин оказывается бессмыслицей для него. И тогда все следствия из этой аксиомы тоже оказываются неверны. В действительности, это вовсе не истина. Это – предварительный тест на статус будды. Вам не стать буддой, если вы не проходите этот тест на степень трагического восприятия бытия. Да это и не нужно. Жизнь оказывается достаточно хороша, а от добра – добра не ищут. Но если вам не повезло, - а я вам этого очень желаю, - то вам придется искать себе утешение еще при жизни, а не только перед смертью. Конечно, в конце концов, величайшая философская мудрость сводится к утверждению: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». Если жизнь прожита с удовольствием, кто посмеет сказать, что она прожита напрасно? Но она ни для кого не оказывается сплошным удовольствием. В этой бочке меда всегда находится немного дегтя. Его количество определяется признанием Г. Флобера: «Конечно, мне досталась не самая худшая жизнь, но ведь многое зависит от восприятия». Все зависит от восприятия. Два человека смотрят на один и тот же фрагмент своей реальности. Одному хочется вцепиться зубами в этой сочный ломоть бытия, у другого – тошнота. Кто тут прав?
В идеале Теория сознания – это «теория обо всем», содержащая в себе как гуманитарные, так и естественные науки, включая и такие проявления сознания, которые к наукам вовсе не относятся: теология, мистика, искусство, юриспруденция, политика и все, что мозг мыслит. Нечто подобное подразумевал Э. Гуссерль, заявляя, что его феноменология есть «универсальная философия, которая может снабдить нас инструментарием для систематического пересмотра всех наук». Но, по сути, свои идеи Гуссерль не смог развить дальше этого благородного манифеста. Проблема тут не в теории, а в уровне компетентности автора, который заявляет претензию на то, чтобы изложить основы такой теории. Конечно, тому, кто создал Вселенную, не составило бы труда законспектировать свой замысел в виде универсальной науки. Впрочем, в библейско-гностической онтологии мир, созданный Словом, и есть Книга, которую мы наблюдаем. В этом смысле конспект универсальной науки состоит из наших мозгов. Итак, попробуем заглянуть в эти мозги, куда, по выражению Бейтсона, ступить страшатся ангелы.
