Сюзанн Моррисон - Йога-клуб. Жизнь ниже шеи
И вот когда я подумала об этом, кто-то вдруг сел мне на плечо, и крошечные пальчики вцепились в мои волосы. Я повернула голову и увидела смешную мордочку детеныша макаки.
Он улыбался и тер мою руку банановой коркой. Тут же ко мне подошел высокий белый мужчина с бородой.
— Совсем не боится! — воскликнул он и засмеялся.
Обвешанные фотоаппаратами туристы тут же бросились, чтобы запечатлеть момент на свои цифровые камеры. Обезьянка довольно позировала. Я же старалась не двигаться, улыбаясь своему новому другу и представляя себя Джейн Гудалл, позирующей для обложки своей последней книги. Однако это по-прежнему была я, а не Джейн Гудалл, и всякие обезьяньи ареалы и повадки шимпанзе в данный момент интересовали меня меньше всего. Нет, гораздо больше меня беспокоило, как бы бесстрашный маленький детеныш не пописал мне на плечо или не заразил бы меня вшами. Мой новый друг взялся вычесывать мне волосы, точно уже успел передать мне своих паразитов. Его крошечные пальчики щекотали затылок. Я встала, по-прежнему улыбаясь в камеру, но тут малыш соскочил с моего плеча на уступ и с криками скрылся в лесу.
Я села на поросшую мхом стену, смахивая обслюнявленные кусочки банана с руки и плеча, и тут заметила, что парень с бородой по-прежнему стоит рядом и наблюдает за мной. Он был высоким, метр девяносто как минимум, худощавым и выглядел так, будто раньше он был нормального роста и комплекции, но потом его вытянули в длину. На нем была незаправленная белая рубашка с пятнами пота. Волосы и борода были короткими и чернильно-черными. А еще он был какой-то странный, как будто под кайфом.
— Можно с вами посидеть? — спросил он и улыбнулся. Мужчина говорил с австралийским акцентом.
Мне, если честно, хотелось побыть одной.
— Я просто смотрю на обезьян, — ответила я.
— Я вас не про обезьян спрашиваю, — сказал он. — А про то, можно ли посидеть с вами.
Я пожала плечами:
— Как хотите.
— Не нужно так меня упрашивать, — пошутил он, сел на стену рядышком и достал из нагрудного кармана пачку сигарет. Минуту или две мы сидели молча.
Он закурил, а я тем временем крепилась, как могла, чтобы не стрельнуть у него сигаретку. Жаль, что Барбель со мной не было, а то бы она увидела чудеса самодисциплины.
— Так что у вас за история? — наконец проронил он.
— Какая история?
— Обычный вопрос, который туристы задают друг другу. Что привело вас сюда, в Убуд? — Он окинул меня пристальным взглядом. Его серо-голубые глаза были слегка не в фокусе, но в них угадывалось любопытство.
Я рассказала, зачем приехала, и он соскочил на землю.
— Йога! — воскликнул он. — Я тоже занимаюсь йогой. — И уселся в позу лотоса прямо на каменной тропинке. Потом подмигнул, наклонился вперед, просунул руки между ног и приподнялся на руках. И все это с зажатой в зубах сигаретой. Улыбнувшись, он проговорил голосом Хамфри Богарта: — Этому я научился в Индии.
У меня язык отнялся. А еще стало обидно: ведь я до сих пор так не умела.
— А как вас занесло в Индию?
— Попал в тюрьму. На полтора года.
— Ой!
— И мой сокамерник учил меня йоге.
— А… — Я пообещала себе не углубляться с ним в лесную чащу.
— Но знаете, асаны — это же только начало. Медитация — вот чем надо заниматься. Асаны — самое простое. Но лишь медитируя, обретаешь настоящую свободу. И учишься видеть красоту жизни.
Какой-то загорелый бородатый алкаш вещает мне про красоту жизни. Я расхохоталась.
— Кажется, я вижу ее прямо сейчас, — ответила я, показывая на лес и на обезьян.
Он озадачился:
— А чему вас там учат, на вашем семинаре? Погодите-ка, я не представился. Карл.
— Сюзанн.
— Приятно познакомиться.
— Ну… — начала я. — Нас учат…
Я взглянула на Карла, потом посмотрела прямо перед собой. Мой мозг раскалывался. Я не могла придумать ничего в ответ. Мой мозг был уничтожен пранаямой и самбукой.
— Нас учат йоге и… всякому дерьму. Не знаю.
— Истинное «Я» можно обрести в медитации, — сказал Карл. — Только надо продолжать ей заниматься. Большинство думают, что медитация — автобус, который привезет их к месту назначения. Но это не так. — Он покачал головой, точно возражал сам себе. — Это борьба. Преодоление, которое происходит каждую минуту, но все равно это самое полезное занятие на свете.
В этот самый момент я решила, что уже выросла из тех лет, когда любой бродяга казался кладезем мудрости.
— Пойду-ка я прогуляюсь в лес, — сказала я. — Рада была пообщаться.
— Здорово, — как ни в чем не бывало, проговорил он, встал, и не успела я оглянуться, как мы уже вместе шли в лесную чащу.
Вот такая я. Держу данное себе слово.
— Только посмотрите на нас, — сказал Карл, подпрыгивая на тропинке. — Двое йогов шагают по тропе, только в кои-то веки это не тропа самопознания! — Он улыбнулся, закатил глаза, я не удержалась и прыснула со смеху.
— Не уверена, что я на тропе самопознания, — ответила я. — Кажется, я малость сбилась с пути.
— Ты просто не хочешь идти через преодоление, — проговорил он, и от одного только слова «преодоление» мне захотелось лечь прямо здесь в лесу и ничего не делать. Я глубоко вздохнула.
— Ладно, допустим, — ответила я, — но почему медитировать так трудно?
— Гора.
— Что?
— Рано или поздно ты увидишь гору, на которую предстоит взойти. Посмотришь вперед — и перед тобой высокая гора. А позади — безмятежность, которую ты уже успела ощутить во время медитации. Но ты понимаешь, что впереди лишь страдания. Понимаешь отчетливо. Так что ты выберешь?
— Выберу… — Я остановилась. — Черт, не знаю.
— Вот слушай, — сказал он. — Хочешь освободиться от страданий?
Я кивнула.
Карл весь затрясся и начал кричать, как священник на службе:
— Хочешь избавиться от боли?
Мой поддатый спутник вдруг словно очумел, воздел руки к небу и стал трясти ими, поднимая все выше и выше. Он был как атлант, пытающийся сбросить землю с плеч. Мужчина начал свою пьяную проповедь, пародируя южноамериканских баптистов.
— Хочешь ли ты освободиться от заблуждений? — спросил он. — От желаний, ненависти, зависти?
Я отошла чуть в сторонку и смотрела на него, слегка морщась, когда мимо проходили туристы и вздрагивали от воплей моего спутника.
— Хочешь ли ты освободиться от гнева? От отчаяния? От интриг и оскорблений, что мы обрушиваем друг на друга каждый день? От страха? — Его глаза были открыты, но не фокусировались.
Моргнув несколько раз, он опустил голову и взглянул на меня. Он ждал ответа. Я схватила его за руку и увела обратно на лесную тропку, подальше от людей.
— Нет, серьезно, — проговорил он. — Хочешь?
— Да, — ответила я.
Он захихикал и глянул через плечо на оставшихся позади зевак. Потом повернулся ко мне и улыбнулся.
— Я тоже, — сказал он.
Поистине, я привлекаю чокнутых, как громоотвод — молнию.
Мы бесцельно зашагали дальше. Карл достал из заднего кармана штанов флягу.
— А что ты такого сделал в Индии, что тебя в тюрягу засадили? — ляпнула я.
— Убил сутенера. Вообще-то, нескольких, но поймали-то меня только один раз.
Я вытаращилась на него:
— Серьезно, что ли?
— Ага. Эти ублюдки торговали детьми. Так что никаких угрызений совести, можешь быть спокойна.
Я кивнула:
— Ну, хорошо… наверное.
Не знаю, поверила я ему или нет. Но кое-что еще занимало меня больше, чем история Карла о мертвых сутенерах. Повернув голову вправо, я стала подозревать, что милая обезьянка, посидевшая у меня на плече, оставила после себя подарок.
— Эй, Карл, — прервала я его, — ты ничего не чувствуешь?
Он наклонился и понюхал мою шею:
— Ммм… Пахнет вкусно.
Я рассмеялась:
— Да нет. На плече.
Карл принюхался.
— О-о-о… — поморщился он. — Пахнет обезьяньей задницей.
— Фу! — отдернула голову. — Надо что-то делать!
Карл принялся изображать ученого. Обнюхал мое плечо еще пару раз, сморщил нос. Его усы зашевелились.
— Какой резкий вкус, — заметил он. — Ни с чем не спутаешь, а?
Я пыталась смеяться, но мне хотелось оторвать себе руку и поскорее выбросить ее в канаву. Никогда еще желание выйти за пределы физического тела не было столь сильным, как сейчас!
И тут Карл вдруг воскликнул:
— Смотри-ка! Смотри!
Я проследила за его рукой и увидела крупного самца макаки. Тот визжал и пытался оцарапать макаку поменьше — самку. Другая самка набросилась на него и прогнала ненадолго, но вскоре он снова набросился на двух самок, оскалившись и ссутулив спину, чтобы казаться больше.
— Что это он делает?
— Смотри, — прошептал Карл, — на ту, что слева.
В руках у самки был маленький пятнистый детеныш. Шерстка на его тщедушном тельце встала дыбом от страха. Он цеплялся за самку, выпуская коготки, но та лишь крепче прижимала его к груди. Пару раз детенышу удалось высвободиться из объятий макаки и взобраться ей на шею, но «мать» каждый раз терпеливо отдирала его, как кусок липучки, и снова принималась баюкать. Нападение самца, казалось, совсем не волновало ее, поскольку она, похоже, полностью доверяла дипломатическим способностям своей подруги. Та продолжала рявкать и огрызаться на него.
