Мирей Матье - Моя судьба. История Любви
По крайней мере, я могу быть спокойна: ни за кого из них меня не просватают!
Многому учишься, приглядываясь к выступлениям других. Я критически отношусь к собственным программам, записанным на видеомагнитофон, отыскиваю в них ошибки. И никогда не бываю довольна собой. Настанет ли день, когда я буду довольна?!
Тем не менее, охотно я выступаю по телевидению, особенно когда играю какую-либо роль!
Я до сих пор храню воспоминания о некоторых очень веселых передачах. В одной псевдоисторической комедии участвовали спартанцы; ее главная героиня, Фифигения (автор пародии Роже Пьер назвал ее так по аналогии с мифологической Ифигенией), возвращается с Олимпийских игр, где она заняла первое место по прыжкам в высоту с шестом! Запомнились мне и очки секретарши из скетча «Отпечатанное на машинке письмо», нелепое поведение которой выводило из себя Жана Пиа, унаследовавшего эту роль от Саша Гитри. И линейка в руках учительницы, которая обучает группу шалунов песне Пьера Перре «Озорник».
Я всякий раз удивляю тех, кто не подозревал во мне задатков комической актрисы!
Вспоминаю один случай: устроитель гала-концерта для довольно чопорной аудитории в одной из соседних стран сказал мне:
— Если не ошибаюсь, вы, участвуя однажды в веселой программе Патрика Себастьяна, очень развлекали зрителей. Вполне возможно, что и на этот раз вас попросят исполнить на «бис» песню «Озорник».
Я не представляла себе, как можно для такой избранной публики спеть «Озорника», да еще после песни «Не покидай меня»! Я была просто в панике, тем более что исполняла эту дьявольскую песенку всего один раз и слова ее совсем забыла. Но желание публики — закон, и на всякий случай нужно быть готовой.
Поэтому я позвонила Надин и попросила ее продиктовать мне слова песни «Озорник». Бедняжка поперхнулась:
— Какие слова?
— Слова «Озорника».
— Зачем они вам?
— На всякий случай.
Она решила, что я ее разыгрываю. Такое нередко случалось. Как-то Джонни разбудил ее среди ночи (вероятно, забыв о разнице во времени) и сообщил, что нас в Аризоне занесло снегом. Спросонок она воскликнула:
— Не трогайтесь с места, я сейчас приеду!
Через два часа Надин мне позвонила. Она нашла слова песни и стала их диктовать. Если телефонистка на коммутаторе нас слушала, она, должно быть, немало повеселилась.
Меня несколько раз вызывали, но никто не просил исполнить песню «Озорник». Я негромко сказала Жану Клодрику:
— «История любви».
— А не «Озорника»? — переспросил он, едва разжав губы.
Я покачала головой и повторила:
— «История любви»!
— Ладно!… Тебе виднее!
В моем скромном «личном» музее я бережно храню книжечку с карандашными пометками на полях. О, как бы мне хотелось сыграть всю роль целиком! Фернан Сарду сделал мне самый большой комплимент, какой только можно было сделать: «Ты была наиболее трогательной исполнительницей роли Фанни.» Он сказал это после того, как я вместе с ним (отцом Мишеля Сарду), воплощавшим после Ремю образ Сезара, разыграла сцену, связанную с письмом Мариуса. Мне очень хотелось познакомиться с Марселем Паньолем. Это «мой» автор; хотя я читаю мало, но две или три его книги мне хорошо знакомы. Его так легко понять: когда он описывает дерево, оно отчетливо встает у тебя перед глазами.
Наша встреча состоялась благодаря Тино Росси, который дружит и с Паньолем, и с Джонни:
— Не тревожься, Марсель, — сказал Тино, представляя меня. — Она не болтает, она только поет!
Все мы рассмеялись. Обстановка стала непринужденной, и Росси сказал мне:
— Спой что-нибудь для Марселя!
Я остановила свой выбор на песне, которую будто специально для этого случая написал Гастон:
Акцент мой сохранился,
В Марселе он родился,
Со мною вместе рос
Там, где шумят оливы,
Где много синей сливы
И виноградных лоз…
Марсель был тронут. А я. погрузилась в молчание. Моя немота не удивила Тино.
— В молодости я был так же застенчив, как ты, — сказал он. — Женщины считали меня сердцеедом, и одна из них как-то пришла ко мне в артистическую уборную, одевшись, словно для врачебного осмотра — под плащом на ней ничего не было!
Я так оробел, что не мог ей. отказать. А знаешь, почему я сыграл свадьбу 14 июля? Хотел, чтобы она осталась незамеченной — все в это время смотрели парад!
Мирей Матье в СССР полюбили раз и навсегда, в 1967-м ее даже снял в эпизоде своего фильма «Журналист» знаменитый советский кинорежиссер Сергей ГерасимовВ тесной компании Тино был на редкость приятным сотрапезником. Бубуч не раз угощал нас рыбной похлебкой с чесноком и пряностями собственного приготовления. Тино неизменно беспокоило только одно: его вес. Последние 20 лет он был не только певцом, но и преуспевающим деловым человеком — выпускал собственные пластинки. И при этом постоянно жаловался:
— Я самый разнесчастный человек: меня вечно терзает ГОЛОД!
Мы обменялись с ним песнями. Он по этому поводу шутил:
— Мы с тобой «взаимозаменяемы»!
Я позаимствовала у него песню «Милый рождественский дед», а он иногда исполнял «Париж во гневе» и «Последний вальс».
Его смерть сильно опечалила меня, Джонни горевал еще больше. На правах друга семьи он устроил достойные похороны, во всем помогая его вдове Лилии и сыну Лорану, которого я ласково называла «кукленок». Нам предстояла тяжелая поездка. После мессы в церкви Мадлен и скорбного прощания с парижанами мы в специальном самолете повезли гроб Росси на Корсику. Погода там стояла ненастная; несмотря на это, пока погребальный кортеж двигался от селения к селению, люди стояли на пороге домов и крестились. Мостовые некоторых улиц были устланы цветами, их приносила молодежь. Когда мы прибыли наконец в Аяччо, жизнь в городе замерла.
Перед моим мысленным взором проносились незабываемые картины: мы жили с Тино по-соседству и я часто бывала у него. Я грелась у его семейного очага, ведь своего у меня не было. Казалось, что могло быть общего между домом каменотеса Матье и домом миллиардера Росси? Но общее было. Тино тоже родился в многодетной семье со скромным достатком, мы говорили на одном языке, с одинаковым акцентом. Я вспоминала его веселость, его удивительный дар имитатора; он с таким юмором подражал подражателю, который сам кому-то подражал! Я навсегда сохранила в памяти его советы — пожалуй, не менее ценные, чем советы Шевалье, — которые он мне давал с присущим ему тактом:
— Я люблю публику, как женщину А ты должна любить ее, как своего единственного избранника.
Мы нередко участвовали вместе в телевизионных передачах; не скрою, мне очень нравилось, когда мы пели дуэтом. В нашем репертуаре были песни «Тревога», «Когда смотрю в твои глаза, Мария» и, конечно, «Милый рождественский дед». Но больше всего я любила петь для Тино в его доме свои новые песни. Когда он улыбался, я знала, что песня получилась. А он мне говорил почти те же слова, что и Морис Шевалье:
— Воспевай солнце и любовь — это самый лучший подарок, который ты можешь сделать людям. И пусть тебя не смущают угрюмые зрители, им-то больше всего и нужны такие песни!
В память о Морисе я храню соломенную шляпу.
Одну из его соломенных шляп. Он любил дарить их тем, кто пользовался его расположением.
Есть у меня и его книга «Восемьдесят лет», она живо напоминает мне о том, как мы вместе занимались зимним спортом. Морис отдыхал тогда на высокогорном курорте Гстаад, а я приехала туда для участия в гала-концерте.
— О, Джонни! Я совсем не знакома с зимними видами спорта! Нельзя ли задержаться здесь хотя бы дня на два? Я поучилась бы ходить на лыжах.
— И сломала б себе ногу, после чего пришлось бы отказаться от гастролей в Монреале, Нью-Йорке и Москве!
Я нахожу Мориса на снежной поляне.
— Нет, нет, нет, — говорит он. — Даже не мечтай о лыжах!
— До чего же красив снег!
— Да, Мими, он действительно красив. Окинь взглядом заснеженные горы! Мне было сорок семь лет, когда я впервые попал на горнолыжный курорт. А тебе лишь двадцать. Видишь, насколько ты меня обогнала!
Хотя я должна была пробыть здесь всего двое суток, мне купили полное «лыжное обмундирование». Увы, на лыжи я встала только для фотографов. Подбирая мне обувь, продавщица сказала:
— Какая маленькая ножка! Вам надо поискать лыжные ботинки в детской секции.
Потом она прибавила:
— Просто невероятно! Голос-то у вас такой сильный!
Морис со смехом заметил:
— Ты не перестаешь поражать окружающих!
После того как нас закончили фотографировать, мы немного погуляли на солнышке. Морис сказал, что рад передать мне свой опыт «старого бродячего певца».
