Лев Бобров - Поговорим о демографии
Нынешний научно-технический переворот сулит радикальные преобразования во всех сферах жизни, включая производственную. И он-де сам по себе, словно некий эликсир молодости и долголетия, способен переродить дряхлую капиталистическую систему.
Волшебный фонарь футурологии рисует захватывающие перспективы новых открытий и изобретений. Они кажутся фантастичными, хотя «конструируются» по «проектам» ученых и инженеров. И лишь несколько тучек омрачает светлый горизонт — ограниченность ресурсов, демографический взрыв в «третьем мире», постарение населения в развитых странах… А в остальном хоть тоже не все о'кэй, однако научно-техническая революция не только ставит проблемы, но и решает их!
Что ж, вглядимся в этот многоцветный спектр желаемого через оптику реального, освобожденную от радужных искажений демографической корректировкой.
Будущие открытия и изобретения, на которые всегда уповают перед лицом тех или иных трудностей, — не манна небесная. Чтобы древо знаний плодоносило обильно, нужно непрестанно и заботливо ухаживать за ним, выделяя все новые средства, привлекая все новых садовников, без чего немыслимо его процветание. Между тем именно здесь, в развитии производительных сил науки и техники, общество может столкнуться с целым рядом проблем. И не в каком-то далеком-далеком будущем, а уже в ближайшие десятилетия.
Наука и ее «сфера обслуживания» пополняются новыми кадрами быстрее, чем промышленность, сельское хозяйство или, скажем, здравоохранение. Население в целом отстает по темпам роста еще больше. Если продолжить эту тенденцию в будущее, то получится, что довольно скоро всем без исключения нашим внукам и правнукам — от грудных младенцев до немощных старцев — придется стать учеными. Абсурд!
Значит, уже сейчас пора поразмыслить над проблемой производительных сил. Подумать о будущем науки — непосредственной производительной силы общества. О том, как улучшить систему образования. Как выявлять склонности и дарования, чтобы ни один талант не остался «зарытым в землю». И нельзя ли вскрыть еще не использованные интеллектуальные резервы человеческого мозга? Можно ли поднять на более высокий уровень организацию «индустрии идей», эффективность труда ученых? С тем, чтобы количественным ограничениям противопоставить качественные усовершенствования.
Социальные проблемы переплетаются с экономическими. Затраты на науку и технику тоже не могут бесконечно опережать расходы на все прочие сферы человеческой деятельности — иначе не останется средств на другие цели. Но ограничение ассигнований с еще большей остротой поставит проблему выбора. Области исследований многочисленны, и каждая по-своему перспективна. Однако на все денег не хватит даже у самой богатой державы. Как лучше распределить капиталовложения? Что чему предпочесть?
От того, насколько правильно удастся предопределить наиболее разумные линии дальнейшего развития, зависят судьбы общества — ведь будущее закладывается в настоящем!
Ясно, какое значение приобретает в создавшихся условиях дальновидное управление научно-техническим прогрессом, позволяющее заблаговременно избежать диспропорций между отдельными его слагаемыми, свести на нет возможные издержки.
Мы живем в обществе, которое впервые в истории сделало реальностью единое общегосударственное планирование — как социально-экономическое, так и научно-техническое. И нас не пугает «демония» кривых, изображающих «безудержные» темпы роста и якобы фатально предопределяющих грядущий хаос. При социализме нет и быть не может той неуправляемости общественных процессов, из-за которой не раз ввергался в кризисы капитализм с его свободным, «кто во что горазд», предпринимательством, межфирменной конкуренцией, рыночной стихией.
Никакие успехи науки и техники не устранят эту анархию, внутренне присущую буржуазному обществу, где производственные отношения тормозят развитие производительных сил. Плановость в таких условиях не более чем иллюзия. В нее не очень-то верят и на Западе. Но почему-то распространяют на все народы это бессилие обратить разум против стихии. Так появляются леденящие душу «гороскопы» для всего человечества.
Особое место отводится демографическому взрыву, который-де пострашнее термоядерных. Те, мол, еще можно как-то предотвратить, а этот неизбежен. Ибо не поддается якобы никакому контролю. Вполне реальны надежды сделать управляемым слияние атомных ядер, чтобы начинять ими не водородные бомбы, а энергетические реакторы. Иное дело — поведение людей. Как урегулируешь рождаемость? Ее ведь определяет естественное желание иметь детей, а не какое-нибудь международное право…
Население растет и впрямь «нерегламентированно». Процессы его воспроизводства действительно характеризуются известной «самостийностью». Но в социалистических странах, где нет антагонистических противоречий, где интересы личности и общества не чужды друг другу, где с малых лет воспитывается коммунистическая сознательность, отвергающая дух эгоистического индивидуализма, который пронизывает буржуазную мораль, вполне реально добиться соответствия между планами внутрисемейными и планами общегосударственными.
«Абстрактная возможность такого численного роста человечества, которая вызовет необходимость положить этому росту предел, конечно, существует, — писал Энгельс. — Но, если когда-нибудь коммунистическое общество вынуждено будет регулировать производство людей, так же, как оно к тому времени уже урегулирует производство вещей, то только оно именно и сможет выполнить это без затруднений».
— Интересно, сколько же людей могла бы прокормить наша планета?
— По некоторым оценкам, в сотни раз больше, чем сейчас живет на ней. Приблизительно 1000 миллиардов.
— А когда население Земли достигнет такой численности?
— По всей вероятности, никогда. Правда, по иным «гороскопам» получается, что это произойдет между 2200 и 2300 годами. Но за подобными цифрами — подсчеты весьма сомнительного толка. Скорее просто арифметические, чем демографические.
— Чем же плоха простота? Все гениальное просто!
— Не все простое гениально. Порой оно донельзя примитивно.
…Он попросил положить на первое поле 1 зерно, на второе 2, на третье 4, на четвертое 8… И так далее. А потом все кучки зерна собрать вместе и отдать ему, изобретателю шатранджа.
— И это все?
— Все. Больше ничего…
Богатого и могущественного властителя явно озадачила и даже, пожалуй, задела непонятная скромность такой просьбы. В самом деле, творец замечательной игры, напоминающей сражение двух армий, мог смело рассчитывать на самоцветы, на золото, на крепких рабов, на красивых невольниц. Наконец, уж если ему понадобилась именно пшеница, он мог бы запросить ее не по-нищенски, не кучками, а мешками, дюжинами мешков — в таком количестве, сколько увезет целый караван верблюдов!
Шах, владевший несметными сокровищами, распоряжавшийся тысячами человеческих жизней, не привык быть мелочным ни в своих притязаниях, ни в щедротах. Он готов одарить человека, придумавшего игру для полководцев, истинно по-царски, без счета — к чему эта унизительная арифметика скупцов?
Но странный проситель настаивал почему-то на своем. Ах, так? Хорошо, пусть подставляет карман — отсчитать ему ровно столько, сколько потребовал, и ни единым зернышком больше!
Ни в сказке сказать, ни пером описать всеобщее изумление, когда выяснилось, что директива шаха, могущественного из могущественных, абсолютно невыполнима. Щедрейший из щедрых не удосужился хотя бы приблизительно прикинуть масштабы своего опрометчивого посула. Скромность результатов, получающихся при первых удвоениях, создает иллюзию, будто и конечной итог (после шестьдесят третьего шага) окажется не столь уж значительным. На самом же деле он чудовищно велик.
На последнюю (шестьдесят четвертую) клетку доски пришлось бы положить столько зерен, сколько их не было во всех амбарах мира.
Чудак изобретатель получил, должно быть, лучшую из наград, продемонстрировав людям, как жестоко мстит арифметика за пренебрежение ею, за нежелание или неумение заранее прикидывать последствия самых благонамеренных решений, соразмерять потребности с возможностями, желаемое с действительным.
Назидательную легенду об изобретателе шахмат нередко приводят ученые. Демографы тоже. Но демографы знают и продолжение этой легенды.
В 1798 году в Англии увидела свет брошюра «Опыт о законе народонаселения». Ее автор стал известен всему миру — им оказался приходский священник, а затем профессор истории и политэкономии Томас Р. Мальтус.
Род человеческий, писал он, размножается в геометрической прогрессии: 1, 2, 4, 8, 16, 32, 64, 128, 256 и так далее. Производство же пищевых продуктов следует другой прогрессии — арифметической: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9… Если нынешнее соотношение между численностью едоков и количеством продовольствия принять за 1:1, то через два столетия оно должно измениться на гораздо худшее (256:9), а через три — на совсем скверное (4096:13). Так говорил Мальтус.
