Дмитрий Ладыгин - Жребий воина
— Турецкая компания, — последовал ответ.
Словно в качестве наглядного пособия, возле них возник седоватый мужчина с усами и сказал по-русски с необычным акцентом:
— Виляд, как симена прошел? Все нормаль?
— Все нормально, Фикрет-бей, — подтвердил Влад.
Когда турок отошел, Шурик полюбопытствовал:
— Они все говорят по-русски?
— Только те, у кого есть русская любовница, — невозмутимо сказал Влад. — Все остальные говорят по-английски.
Тут в вестибюль торопливо вошел полноватый молодой брюнет с белым холеным лицом и черными усиками:
— Влад, кого везти?
Влад указал глазами на стоявших тут же Сергея и Шурика.
— Спасибо, — сказал Сергей Владу. — Если разбогатеем, снимем у вас номерок.
— Добро пожаловать. — Улыбка вежливости на лице Влада вполне могла принадлежать монаху ордена иезуитов.
На улице Сергей и Шурик увидели бежевую «Таврию».
— Она? — спросил Сергей.
— Она, — бодро сказал водитель и пригласил их садиться.
Когда Сергей и Шурик вышли вон, портье сказал безмолвно стоявшему до сего момента благообразному посыльному:
— Николай Федорович, вы обратили внимание, на кого похожи эти россияне?
— Я бы сказал, что они весьма похожи на наемных убийц, — сказал Николай Федорович после краткого раздумья.
— Вот-вот, — кивнул портье и вновь углубился в работу с компьютером.
Глава 26
Юркая машина пролетела уже знакомыми пассажирам местами и вывезла их на тот проспект, который вел к горам. Рассвело еще сравнительно недавно, но яркие лучи местного солнца заставляли их щуриться. Шурик нацепил темные очки, чтобы глазеть на город за окном.
Больше всего его занимали люди. Бросалось в глаза разнообразие национальностей. Очень много было европейских лиц и людей с кавказскими чертами. Он обратил внимание на красивые, но целомудренные лица туркменок. Косынки на головах частично скрывали их густые темные волосы, а длинные прямые платья прятали фигуры. Все молодые женщины в такой одежде казались очень хрупкими и стройными. Мужчины-туркмены одевались вполне по-европейски, но при этом консервативно. Шурик подумал, что, несмотря на нестерпимую жару, в Ашхабаде не встретишь человека в шортах.
Изучению города и горожан Сергей предпочел общение с водителем. Для этого он и расположился на переднем сиденье.
— Значит, кормишься от гостиницы?
— Иногда. — Водитель говорил по-русски не хуже любого москвича.
— Как тебя зовут? — спросил Сергей.
— Алиш.
— Алиш? — переспросил Сергей. — Ты туркмен?
— Нет. Я вообще-то фарс, — улыбнулся Алиш.
— Кто?
— Ну, иранец.
Сергей уже общался, к несчастью, с человеком, который претендовал на персидские корни. Поэтому он обдумал услышанное, чтобы потом спросить с мрачным лицом:
— И язык свой знаешь?
— Фарси? Нет, не знаю. Я только по-русски говорю. Ну, еще немного по-турецки. Недавно выучился. Эх, English бы надо подучить, — дружелюбно улыбнулся Алиш. — А то часто иностранцев приходится возить.
— Ты нас не в пятизвездочный отель везешь? — спросил Шурик.
— Там на любой вкус отели стоят, — посулил Алиш.
— На любой вкус? — переспросил Сергей. — Там что, сразу много гостиниц будет?
— Первый раз в Ашхабаде? — улыбнулся Алиш. — Тогда погодите, сейчас увидите.
— Ты нам лучше расскажи, что у вас за ерунда с курсом валюты, — попросил Сергей. — Мы поменяли, как приехали, баксы в обменнике…
— В обменнике? — удивился Алиш. — Обычно на это туристы с Запада попадаются. У нас официальный курс маната к доллару в три раза завышен. Вслед за рублем и наши упали два года назад. Рынок признал обвал валюты, а Папа не хочет.
— Какой папа? — не понял Сергей.
— Который на денежках нарисован.
— И на половине домов его портреты, — добавил глядящий по сторонам Шурик.
— Алиш, а никто из твоих знакомых не сдаст нам квартиру? Не надолго, недели на три, — сказал Сергей. — А то в гостиницах дороговато.
— Да, вы ведь приезжие, — согласился Алиш.
— То есть — приезжие? — не понял Шурик.
— К примеру, в государственной гостинице в центре города для граждан номер в сутки — два-три доллара, а для неграждан — сорок долларов.
— Ясно, — хмыкнул Сергей. — Так что насчет квартиры?
— Есть один вариант, — сказал Алиш. — Только там надо очень тихо жить.
— В каком смысле? — спросил Сергей.
— У нас только приватизированную квартиру можно сдавать внаем, — стал объяснять Алиш. — А таких квартир в городе мало. Почти все они иностранцами забиты. Если будешь сдавать неприватизированную квартиру, ее могут просто конфисковать. Зато таких квартир навалом, и они дешевые.
— Но что значит — тихо сидеть? — спросил Сергей.
— Не шуметь. Дверь никому не открывать, кого сами не звали. Во дворе не отсвечивать. Если на площадке соседи туркмены — это хорошо, — охотно разъяснял Алиш. — Хуже, если рядом какая-нибудь русская бабулька. Эта может вкозлить.
— Русская бабулька, говоришь? — произнес недобрым голосом Сергей.
— Я что-то не то сказал? — извиняющимся тоном спросил Алиш. — Я ведь просто предупреждаю. В принципе у нас тут русскими называют всех, кто на русских похож. А кто ты там: русский, украинец или немец — никто особо не различает. Вот, например, я. Я сам иранец, но по паспорту я азербайджанец. А никакого языка, кроме русского, не знаю.
— Так что насчет квартиры? — повернул разговор к делу Сергей.
— Вон там, в «бардачке», возьми ручку и запиши мой телефон. Сегодня к вечеру позвонишь.
Сергей взял из «бардачка» ручку и нацарапал на сигаретной пачке шестизначный номер.
— Я смотрю, на домах навалом тарелок, — сказал Шурик.
— Да. У нас на русском только ОРТ транслируют, — пояснил Алиш. — Люди берут за сто с лишним баксов тарелку и смотрят целую кучу каналов.
Кварталы высотных домов закончились. Теперь слева простиралось огромное поле иссохшей травы, справа — район домиков и коттеджей, весь в зарослях винограда и каких-то кустарников. В поле слева одиноко маячила какая-то конструкция, похожая на колоссальный турник. Впереди были горы.
— Что это за турник для великанов? — спросил Шурик.
— Это качели такие. В праздник Курбан-байрам молодежь на них до неба подлетает, — сказал Алиш.
Поселок справа, очевидно, давно уже сросся с городом.
— Это Берзенги, район такой, — пояснил он.
Когда Берзенги закончились, они свернули направо и проехали мимо поста дорожной инспекции.
— Я смотрю, у вас теперь полиция вместо милиции, — разобрал надпись латиницей Шурик.
— Хер на хрен менять — только время терять, — сказал водитель.
Теперь слева от них простиралась равнина, упирающаяся на всем своем протяжении, насколько хватал взор, в горную гряду. Справа дорога раздваивалась, и начиналась череда разнообразных по своей архитектуре зданий.
— Мать честная! — воскликнул Шурик. — Это все отели?
— Не только. Тут есть еще бизнес-центры, просто представительства фирм, — сказал Алиш.
— Так сколько в Ашхабаде отелей? — спросил Сергей.
— Не знаю точно. Штук сорок, наверное, — улыбнулся Алиш. — Вас в какой везти: в туркменский, в турецкий, в итальянский, в китайский?
— В дешевый, — распорядился Сергей. — А сколько в городе населения?
— Тысяч пятьсот где-то.
Они остановились возле ближайшего отеля с загадочным названием «Chandybil».
Они расплатились с водителем и вошли в сравнительно небольшой вестибюль. Рядом со стойкой reception красовался бронзовый бюст президента.
Робкой наружности девушка-туркменка сдала им двухместный номер на третьем этаже всего за сорок пять долларов, причем взяла с них сразу долларами. Учитывая неразбериху с курсами валют, это было понятно.
Номер был обставлен немного блекло, но со вкусом. Главным его преимуществом (или недостатком) было расположение окон.
— Горы, — посмотрел в окно Шурик. — Во-обще-то симпатичные.
— Зато южная сторона, — сказал Сергей и повалился на кровать навзничь. — Зажаримся на фиг.
— Да вроде кондиционер гудит, — прислу-шалея Шурик. — Завтра все равно съедем на квартиру.
Шурик плюхнулся на свою кровать и добавил, с хрустом потягиваясь:
— Знаешь, а тут ничего.
— Угу. Если деньги есть, — сказал Сергей. — Давай лучше вот что решим…
Глава 27
Солнце палило нещадно даже сквозь серовато-стальную хмарь. Справа по ходу езды виднелось побережье Каспийского моря. На горизонте проступал залив Кара-Бугаз.
— Почему небо как серое все равно, а? — спросил Виталия Тофик, который вел машину.
— Соль висит в небе, — сказал Виталий.
Земля на всем обозримом пространстве была похожа на чешую сушеной, твердой, как дерево, воблы и вся искрилась кристалликами.
