Дмитрий Ладыгин - Жребий воина
— Эй, куда дешевле! — вскинул руку экспрессивным жестом азербайджанец. — Тебя как зовут?
— Меня… — Виталий испытал мгновенное замешательство. — Рома.
— Меня Тофик.
Они пожали друг другу руки.
— Рома, дешевле даже не получается! — сказал Тофик. — Места нет на рынке, место дорого! Раньше в Тверь возили, Рязань возили — все хорошо. Попробовали Астрахань привезти — х…во совсем! Хотели экономить бабки, понимаешь? Взяли, сели паром сразу из Баку в Астрахань, приплыли — и пролет получается! Тут уже сто миллион как мы!
— Жалко, — покачал головой Виталий.
— Теперь думаем, че делать! Мы с братом двоем еди-им, понимаешь?
Тофик так тараторил, так размахивал руками, что почти не успевал курить. Его сигарета истлела сама собой.
— Вай, эти дорогие сигареты всегда так, — сказал он.
Виталик предложил ему вторую сигарету и сказал:
— Лучше бы вы ехали в Красноводск. И парому ближе плыть, и там нормально можно продать.
— Красноводск? — Густые брови Тофика сошлись на переносице. — Вай!
Он развернулся на каблуках модельных туфель, которые совершенно не гармонировали с его спортивными штанами, и крикнул кому-то в кабине:
— Аскер! Аскер, бя-ярикяль!
Из кабины с сонным хрюканьем выбрался небритый толстый азербайджанец в футболке и спортивных штанах и проговорил, продирая глазки:
— Не истерсин?
— Аскер! — воскликнул Тофик. — Шу Рома.
Он указал на Виталия и что-то быстро залопотал по-азербайджански. Виталик из отдельных слов разобрал только «Красноводск» и «постоянно уймак истерсин».
— Красноводск? — повторил Аскер и обратился уже к Виталию по-русски: — Ты там был, браток?
— В Красноводске? — переспросил Виталий и протянул брату Тофика паспорт Рамазана Ильясова.
Увидев графу «Национальность», Аскер вытаращил глаза и воскликнул, протягивая к Виталию руки:
— Сян азерими?
Виталию пришлось рассказать печальную историю про сталинские репрессии против курдов с иранцами и повиниться в своем незнании тюркских языков. Братья приуныли. Тогда он обрадовал их новостью, что ему надо ехать в Красноводск. И у него есть связи на всех необходимых границах, чтобы с товаром братьев не стряслось беды. Он сядет в их кабину на свободное место, и они отправятся вдоль берегов Каспия к сияющим солнцем улицам бывшего Красноводска, ныне города Туркменбаши.
Глава 25
— Температура воздуха в столице Туркменистана двадцать семь градусов тепла. Ашхабадское время — четыре часа утра.
Голос женщины-невидимки повторил эти фразы по-русски после того, как произнес их по-туркменски и по-английски.
— Ни хрена себе жарища. Что будет, когда рассветет? — сказал Шурик.
Тишина, которая наступила после гула моторов «Боинга», казалась душной.
— Тут у них влажность другая, — сказал Сергей.
— А море?
— До моря километров шестьсот. По географии что у тебя было в школе?
Покашливая и шурша сумками, пассажиры стали пробираться к трапу.
Туркменский воздух был сухим, теплым и едва ощутимо благоухал неведомыми, горьковатыми травами.
Самолет остановился так близко к терминалу аэропорта, что это расстояние можно было преодолеть пешком за минуту. Сергей с недоумением посмотрел вокруг: почему это люди стоят и словно ждут чего-то? И шагнул к стеклянной громаде ашхабадского аэровокзала.
— Стоять! Куда идешь?! — остановил его худощавый мальчишка-туркмен, одетый в штатское. Только тогда Сергей заметил, что несколько молодых туркмен в гражданской одежде окружили толпу пассажиров. Они стояли лицом к ним на расстоянии полутора шагов друг от друга, заложив руки за спину и слегка расставив ноги. Пассажиры терпеливо ждали. Уже все спустились из самолета, а их все держали, как маленькое стадо овец. Сергей с Шуриком присмотрелись и увидели, что люди из оцепления пристально, с напряженным вниманием изучают лицо каждого, кто вышел из самолета.
— Пойдемте, — сказал наконец по-русски тот самый парень в светлой сорочке, который одернул Сергея. И люди пошли к аэропорту.
— Вот это да, — пробормотал Шурик при виде светящейся изнутри громады из стали и стекла. — Серега, ты не был за бугром?
— Нет.
— По-моему, вот ты и попал за бугор.
— Да. Когда я был тут лет десять назад, мы приземлялись возле какого-то сарайчика.
Внутри терминала им нужно было получить багаж и пройти туркменскую таможню.
Но прежде всего они познакомились с пограничниками, одетыми в синие гимнастерки. Пограничников было двое: статная синеокая красавица и смуглый парень-туркмен с тревожным взглядом. Девушка проверяла их паспорта на подлинность, а парень быстро-быстро клацал по клавиатуре компьютера и сличал их данные с данными каких-то людей, скорее всего преступников. Причем на Шурика он почему-то потратил больше всего времени: было похоже, он сверяет его лицо с фотографией какого-то субъекта.
Потом они прошли в зал таможни и выбрали на привинченных к стене столиках бланк декларации на русском языке и стали заполнять. Это были точные копии деклараций, которые они несколько часов назад заполняли в Москве. В бланках вопрошалось об оружии, наркотиках, количестве наличной валюты и цели приезда. В графе «Цель приезда» они отметила: «В целях бизнеса».
Затем на ребристую дорожку транспортера стали поступать многочисленные баулы жен-щин-туркменок, которые летали в Москву с коммерческими целями.
— Зря мы сумки сдавали в багаж, — решил Сергей. — Не такие уж и большие были.
У трех стоек с неширокими проходами между ними они проходили досмотр грузов. Торгашки проволокли свои тюки беспрепятственно. Остальных пассажиров досматривали внимательно. Приходилось открывать чемоданы. У одного солидного мужчины спросили о записях двух видеокассет. Он стал объяснять, что там боевики. Тут же возник вежливый мужчина в штатском и попросил владельца кассет за перегородочку, чтобы быстренько просмотреть их на видеомагнитофоне. У девушки, похожей на азербайджанку, отобрали номер «Плейбоя». Интеллигентного вида командированный москвич лишился кипы газет. Если любительница «Плейбоя» рассталась со своей вещью безропотно (сказала с чисто восточным фатализмом «Ай, ладно»), то командированный стал возмущаться:
— Я не понимаю, а при чем тут газеты? Я что, «Майн Кампф» везу?
— Какой такой кампф-мампф? — пожал плечами таможенник. — Хотите, ждите пару часов, пока мы ваши газеты прочитаем.
— Зачем вам читать мои газеты?! — не унимался москвич.
— Будете ждать или сами уйдете? — довольно апатично отреагировал таможенник.
Командированный только махнул рукой и сказал:
— Я вам их дарю. Черт знает что, — пробормотал он, удаляясь.
Сергей и Шурик на таможне проблем не имели.
Они вышли на улицу, и тут Сергей сказал:
— Надо в пункт обмена — баксы поменять.
Туркмен в штатском с таркеткой работника аэропорта на груди указал им на зал, через который они выходили на улицу.
Они вернулись и поменяли в пункте обмена валют по сотне долларов на местную валюту. Курс был по пять с половиной тысяч манатов за один доллар. Когда они меняли деньги, их не покидало странное чувство, что они каким-то образом одурачены. Это ощущение подтвердилось тем, что только они из всех прибывших этим рейсом стали менять доллары на манаты в банковском пункте. Кроме того, как показалось Сергею, стоящая поблизости группка туркмен покосилась на них с большим удивлением. И на окошке была на трех языках надпись, распечатанная на принтере: «ТОЛЬКО ПОКУПКА». На всех купюрах было лицо человека с седыми волосами, которое смотрело на них во время всего полета: портрет его на фоне зеленого флага был привинчен к салонной перегородке «Боинга».
Они вновь вышли на улицу, миновали все процедуры быстро. Было около половины пятого местного времени. На улице было еще темно.
Они выяснили, что первые автобусы до города появятся не раньше половины шестого, и решили взять такси.
Такси было много. Ашхабадские таксисты управляли, как выяснилось, желтыми малолитражками турецкой сборки. Но их было лишь четыре машины, и Сергею с Шуриком такси не досталось. Зато был богатый выбор частных водителей. К ним подошел сухощавый туркмен в многоугольной парусиновой кепке и сказал:
— Куды эдищь?
Они впервые встретили туркмена, который так плохо говорил по-русски.
— Гостиница, — сказал Сергей.
— Отель? — уточнил водитель.
— Отель, отель, — закивали Сергей с Шуриком.
— Пьядесьят доллар.
— А далеко ехать? — спросил Сергей.
— Я русски не, не, — замотал головой водитель.
Они решили не проверять знание русского языка прочих извозчиков и сели в его потрепанные «Жигули». В салоне вопило радио. Это были какие-то сугубо местные напевы, местами напоминавшие горловое пение нанайцев, местами — неистовый вопль потерпевшего.
