Александра Матвеева - Геополитическая концепция истории России П. Н. Савицкого
По мнению евразийского теоретика, это замечание «бросало скоп яркого света на геополитическую роль тех исторических центров нынешних российских пространств, которые приурочены к границе леса и степи»[562]. А именно: на границе «леса» и «степи» отмечалось наибольшее разнообразие природных ресурсов и одновременно наибольшая внутренняя насыщенность их. Поэтому геополитически закономерным считалось, что именно здесь находились важнейшие исторические центры: Киев и Великие Болгары.
Но «Ось» подвижна в пространственно-временном отношении. Со времен татаро-монгольского ига она «переместилась» на Среднерусскую возвышенность, и центром евразийской истории стала Москва.
В этой связи Савицкий предлагал, исходя из геополитических особенностей России, в 30– е. гг. перенести столицу страны на границу леса и степи, конкретней, на среднюю Волгу, туда, где эта река выходит из леса в степь – и назвать ее Евразийском[563]. Здесь Петр Николаевич следовал логике своего идейного вдохновителя Д. И. Менделеева, который считал, что для экономического развития России «исторически необходимо», чтобы «центр ее населенности» перемещался к «центру ее поверхности», который великий ученый находил в районе между Обью и Енисеем, «немного южнее города Туруханска»[564]. Подобные суждения перекликались с предложениями В. П. Семенова-Тянь-Шанского о переносе столицы в Екатеринбург, дабы приблизить культурно-экономический центр государства к его географическому центру[565].
Важно отметить, что выводы Савицкого были восприняты К. Хаусхофером, известным геополитиком III рейха, который «географическую ось истории» «центральной степной империи Старого Света проводил по той же линии: «Ход развития его (США – А. М.) главного поборника – Советов проходит в условиях удивительного смешения вытесненных в Восточную Европу византийского и варяжского влияний, великорусской зоны скудной земли (подзол) и плодородных почв (чернозем), выкованного монголами и татарами панславизма и царистского мышления[566].
Таким образом, история формирования российско-евразийского месторазвития связывалась, прежде всего, с восточной колонизацией. Здесь Савицкий следовал логике В. О. Ключевского, который отмечал: «Колонизация России – основной факт русской истории; история России есть история страны, которая колонизируется»[567].
Сам процесс колонизации Савицкий рассматривал как естественно-историческую необходимость. Ведь в силу территориального расположения в глубине материка, Россия, запертая со всех сторон на суше, могла в XV–XVI вв. расширяться только на Восток, тем более что этот путь «указали» татаро-монголы.
В этой связи Савицкий отходил от отечественной геополитической традиции, согласно которой процесс формирования российского пространства был подчинен императиву выхода к морю, к мировому простору. По его убеждению, такая «шаблонная точка зрения» «упускает из вида то обстоятельство, что половина земной суши собрана в России и вокруг ее границ[568]. Прежде всего, здесь имелась в виду Азия. Савицкий полагал, что именно это огромное сухопутное пространство и составляло континентальный «мировой простор» для континентальной России, но не океан.
Особую роль восточное направление, по мнению П. Н. Савицкого, приобрело во внешней политике Петра I, составив ее «нерв», когда на поиск «Еркети» (Яркенда – столица Восточного Туркестана) посылалась не одна экспедиция[569]. Максимум же влияния России здесь приходился на самое начало ХХ в, перед русско-японской войной, когда вся фактическая власть сосредоточилась в руках русского генерального консула Покровского.
Савицкий считал, что исторически Россия имеет право на Маньчжурию, ссылаясь также на данные историка М. И. Ростовцева, который доказывал общность древних культур от Великой Китайской стены до Причерноморья[570].
Еще одним геополитическим регионом «предопределенным» к Среднему миру, по мнению П. Н. Савицкого, являлись территории Северной Америки, открытые и освоенные русскими в течение периода с 40-х гг. XVIII по первую треть XIX в.: Северная Калифорния, Вашингтон, Орегон, Аляска[571]. Тогда Тихий океан фактически был превращен в «Русское озеро». Сохранение этих территорий, или хотя бы Аляски, как важнейшего опорного пункта в Америке, предопределило бы «планетарный» размах России-Евразии, сделав Сибирь центром евразийского мира. Потеря же этих позиций развила в русских «океанобоязнь», привела к тому, что ее «океаническое» наследство было разделено между США и Японией[572]. Савицкий сопоставлял продажу Аляски с потерей Россией Западных окраин в годы Гражданской войны[573].
Колонизация, и предваряющие ее географические открытия, как «подъем географической энергии» народа, в представлении Савицкого, была сопряжена с образованием у этого народа нового «правящего слоя», как правило, в результате того или иного важного исторического события[574]. Яркими примерами таких «катаклизмов», по мнению евразийца, были новый «правящий отбор» при Петре I и революция 1917 года, поскольку они «имели своим следствием прокладывание новых путей», стратегически и торгово-экономически важных[575].
Причем, эти открытия, как составная часть «подъема», подчинялись «ритмическим законам» – впадение страны в «депрессию» сопровождалось ослабеванием «географической энергии» русского народа. Но, поскольку здесь вступали в силу относительно постоянные географические факторы, в «периодической системе» русской колонизации были определены некоторые геополитические закономерности и свой геополитический цикл, укладывавшийся в исторический «ритм» месторазвития, но определявшийся не во временных показателях, а в географических.
Прежде всего, это определенные в ходе развития государства векторы геополитических интересов. Савицким была подмечена их диалектическая устойчивость, а именно: проявляющееся в периоды подъема «повторение геополитических фактов»[576]. Так, стержнем восточной политики во время «петровского подъема» (Петра Великого) был вопрос об овладении Восточным Туркестаном («Еркети»), куда посылались несколько военных экспедиций. Во время подъема 1893–1899 гг., как отмечал Савицкий, русские там достигли «максимума влияния», когда Синьцзян фактически управлялся главой отечественного консульства Покровским[577]. А в конце 1920-х, с началом уже советского «подъема», 90 % синьцзянского экспорта шло в СССР[578].
Или же другой пример, относительно океанического направления отечественной геополитики, приводимый Савицким. Во времена расцвета империи, Петр Великий направил большую географическую экспедицию поисков пути в Америку с Дальнего Востока. Несколько позднее, в 1741 г. эта задача была решена во время плавания Беринга и Чирикова (тогда был открыт западный путь в Америку от Камчатки). А в 1937 г., также в «подъемное» время становления могущественной советской державы эта «русская традиция» привела уже северным путем к берегам Нового Света В. Чкалова с товарищами. Савицкий даже подметил, что «советские авиаторы вышли как раз на тот участок Тихоокеанского побережья, вдоль которого плыл Чириков в июле 1741 года»[579].
Таким образом, 1741 и 1937 годы, «в промежутке между которыми географическая и техническая энергия русского народа слабела», образовывали хронологические рамки некоего замкнутого географического цикла, сопряженного, согласно концепции Савицкого, с геоисторической «ритмикой». Но основным критерием его выделения, как отмечалось выше, являлись не временные, а пространственные характеристики, главной среди которых была колонизационная направленность. В этой связи, Савицким прослеживалась прямая связь между «эпохой вселенских океанических открытий» Российской империи (примерно 1803–1835 гг.) и «достижениями СССР в Арктике»[580].
Но следует отметить, что океанические открытия были «преходящим эпизодом», поскольку Аляску вместе с фортом Росс и Алеутскую гряду продали «за ненадобностью» Соединенным Штатам, а открытая Чкаловым «воздушная дорога» не могла сравниться со значением океанических открытий первой трети ХIХ века, когда, согласно указу Александра I от 1821 года, территориальными водами России объявлялось все пространство моря и заливы по северо-западному берегу Америки. Тем не менее, с отказом России-Евразии от «океанических» пространств началась эпоха внутриконтинентальных открытий. По мнению Савицкого, «русская стихия связана с континентальным массивом и севером, причем, континентальный массив не только северный, и север не только континентальный»[581].
